— Мою кузину, сэр, однажды ударило молнией. А я руку как только увидел…
— Да-да, — сказал доктор Медоуз, — вы уже говорили. Я и сам заметил ожоги.
— Как на электрическом стуле, — повторил Чейз. — Наверное, будет дознание.
Доктор Медоуз прикрикнул на него, вызвал Эмили и отправился к семье Септимуса — Гаю, Артуру, Филлипе и их матери. Они сгрудились вокруг остывшего камина в гостиной. Присев на корточки, Филлипа пыталась разжечь огонь.
— Ну так что случилось? — спросил Артур, едва доктор вошел в комнату.
— Похоже, его ударило током. Гай, можно тебя на пару слов? Филлипа, будь умницей и поухаживай за матерью. Кофе с капелькой бренди. Куда подевались все эти чертовы горничные? Идем, Гай.
Оставшись с Гаем наедине, доктор сказал, что придется послать за полицией.
— За полицией?! — Смуглое лицо Гая побледнело. — Зачем? Что им тут делать?
— Вероятно, ничего, но уведомить их придется. В сложившихся обстоятельствах я не могу выписать свидетельство о смерти. Если его ударило током, то как это случилось?
— Полиция! — сказал Гай. — Да ведь это просто отвратительно. Доктор Медоуз, ради всего святого, не могли бы вы…
— Нет, — ответил доктор Медоуз, — я не могу. Прости, Гай, но другого выхода нет.
— Но, может быть, подождем немного? Взгляните на него еще раз. Вы ведь его толком и не осматривали.
— Я не хотел двигать тело. Соберись, мой мальчик. Слушай, у меня в уголовном отделе Скотленд-Ярда есть приятель, его зовут Аллейн. Самый настоящий джентльмен. Он, конечно, будет в ярости, но если он сейчас в Лондоне, то непременно приедет и постарается, чтобы для вас все прошло гладко. Возвращайся к матери. Я позвоню Аллейну.
Вот почему старшему детективу-инспектору Родерику Аллейну пришлось провести Рождество в трудах. Вообще-то он и так был на дежурстве и сказал Медоузу, что он в любом случае навестил бы его несчастных Тонксов. Прибыв, он держался со свойственной ему холодноватой любезностью. Вместе с ним приехали полицейский врач и инспектор Фокс — высокий, крепко сбитый офицер. Доктор Медоуз проводил их в кабинет. Аллейн в свою очередь увидел неприглядный труп, когда-то бывший Септимусом Тонксом.
— В таком положении его и нашли?
— Нет. Насколько я понял, он сидел, наклонившись вперед, и касался пальцами панели настройки. Должно быть, он не упал, потому что тело удержали подлокотники и корпус приемника.
— А кто его передвинул?
— Дворецкий, Чейз. Говорит, что просто хотел приподнять его руку. Трупное окоченение наступило уже в полной мере.
Аллейн ухватился за твердую шею покойника и подтолкнул его вперед. Тело приняло изначальное положение.
— Приступайте, Кертис, — обратился Аллейн к врачу и, обернувшись к Фоксу, попросил: — Не сходите ли за фотографом, Фокс?
Фотограф сделал четыре снимка и ушел. Аллейн обвел мелом положение рук и ног, нарисовал подробный план комнаты и снова обратился к докторам:
— Ну что думаете — удар током?
— Похоже на то, — ответил Кертис. — Конечно, вскрытие покажет.
— Конечно. Но все же взгляните на руки. Тут ожоги. Большой, указательный и средний пальцы согнуты, и расстояние между руками такое же, как между ручками настройки. Он явно крутил свою шарманку.
— Черт подери! — впервые за все время высказался инспектор Фокс.
— Хотите сказать, что смертельный разряд он получил через радиоприемник? — спросил доктор Медоуз.
— Не знаю. Я лишь могу отметить, что в момент смерти он держался за ручки настройки.
— Когда горничная нашла Септимуса, радио все еще работало. Чейз выключил приемник, и его разрядом не ударило.
— Ваша очередь, напарник, — сказал Аллейн Фоксу. Тот склонился над выключателем.
— Осторожнее, — предупредил его Аллейн.
— У меня подошвы резиновые, — ответил Фокс и включил радио. Приемник загудел, затем раздались звуки, и он поймал какую-то станцию.
— Рождество-о-о! Рождество-о-о! — ревело радио. Фокс выключил его и выдернул вилку из розетки.
— Хотел бы я заглянуть внутрь этой коробочки, — сказал он.
— Заглянете, старина, непременно заглянете, — ответил Аллейн. — Но перед тем, думаю, нам лучше убрать тело. Медоуз, вы за этим проследите? Фокс, сходите за Бейли, хорошо? Он ждет в машине.
Кертис, Хислоп и Медоуз перенесли Септимуса Тонкса в одну из свободных комнат на первом этаже. Поскольку тело было скрючено, занятие это было нелегким и неприятным. Когда Медоуз, утирая пот со лба, вернулся в кабинет, то обнаружил, что над корпусом радиоприемника трудится сержант Бейли, специалист по отпечаткам пальцев.
— А это зачем? — спросил доктор Медоуз. — Хотите узнать, не покопался ли он внутри?
— Он, — ответил Аллейн, — или кто-то другой.
— Гм. — Доктор Медоуз взглянул на инспектора. — Похоже, мы с вами об одном думаем. Подозреваете, что…
— Подозреваю? Подозрительность мне несвойственна. Просто хочу все сделать как надо. Итак, Бейли, что там у вас?
— Есть четкий отпечаток на подлокотнике. Скорее всего, самого покойника, да, сэр?
— Несомненно. Потом проверим. А что там с радиоприемником?
Надев перчатки, Фокс снял ручку регулятора громкости.
— Вроде все в порядке, — ответил Бейли. — Приборчик отличный, сэр.
Он посветил фонариком на заднюю стенку, открутил пару винтиков и снял корпус.
— А эта дырочка зачем? — спросил Аллейн.
— Какая дырочка, сэр? — отозвался Фокс.
— Которая просверлена в корпусе, сразу над ручкой. Примерно в одну восьмую дюйма диаметром. Ее закрывала ручка, так что можно было и не заметить. Посветите сюда, Бейли. Вот сюда. Теперь видите?
Фокс наклонился вперед и что-то глухо проворчал. Через переднюю панель корпуса пробивался тонкий лучик света.
— Очень странно, сэр, — отозвался Бейли с другой стороны. — Не понимаю вовсе, зачем она тут нужна.
Аллейн снял ручку настройки радиостанций.
— А тут еще одна, — пробормотал он. — Ага. Маленькие, аккуратные дырочки. Просверлены совсем недавно. Необычно, правда?
— Не то слово, сэр, — ответил Фокс.
— Можете идти, Медоуз, — сказал Аллейн.
— Какого черта? — возмутился Медоуз. — К чему вы клоните? Почему мне нельзя тут остаться?
— Цщ ваш похоронный вид, доктор? Вам же нужно утешать скорбящих родственников.
— Их я уже утешил. Что вы задумали?
— Ну и кто из нас страдает подозрительностью? — мягко спросил его Аллейн. — Ладно, можете ненадолго остаться. Расскажите мне о Тонксах. Кто они? Что за люди? Каким человеком был Септимус?
— Чертовски неприятным, если хотите знать.
— Расскажите о нем.
Доктор Медоуз уселся и закурил.
— Он сам сколотил свое состояние, — сказал он. — Стальная хватка. Не то чтобы вульгарен, но грубоват.
— Вроде доктора Джонсона[104]?
— Ни в коей мере. Не перебивайте меня. Я знал его двадцать пять лет. Его жена жила с нами в Дорсете по соседству. Изабель Форстон. Я помогал его детям прийти в эту юдоль скорбей, и, клянусь богом, скорбей у них было предостаточно. Необычное это семейство. Последние десять лет Изабель находится в таком состоянии, что все эти трюкачи-психоаналитики запрыгали бы от восторга. Я же человек старомодный и скажу лишь, что у нее тяжелая форма истерического невроза. Ее до смерти запутал собственный муж.
— Не возьму я в толк, зачем тут эти дырки? — пробормотал Фокс, обращаясь к Бейли.
— Продолжайте, Медоуз, — попросил врача Аллейн.
— Года полтора назад я все высказал Септимусу — про ее здоровье. Сказал, что состояние ее рассудка вызывает опасения. Он глянул на меня, осклабился и сказал: «Надо же, у нее есть рассудок!» Но послушайте, Аллейн, я же не могу вот так разговаривать о своих пациентах. Не знаю, что на меня нашло.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что я никому ничего не скажу, если только…
— Если только — что?
— Если только не появится необходимости. Продолжайте же, прошу.
Но доктор Медоуз поспешно укрылся за профессиональной этикой. Он мог лишь сообщить, что у мистера Тонкса было слабое сердце и высокое давление, что Гай работал в конторе отца, что Артур желал изучать искусство, но ему велели заняться юриспруденцией, и что Филлипа мечтала о сцене, но ей велели об этом даже не думать.
— Значит, детьми он помыкал, — заметил Аллейн.
— Вам придется это самому выяснить. Я ухожу.
Доктор Медоуз дошел до двери, но вернулся обратно.
— Слушайте, — произнес он, — вот что я вам скажу. Вчера вечером тут была ссора. Я попросил Хислопа — он малый сообразительный — дать мне знать, если что-нибудь огорчит миссис Сеп. Очень сильно огорчит. Между нами говоря, я попросил Хислопа сообщить мне, если Сеп разойдется, потому что Изабель и дети уже порядком от него натерпелись. Он частенько напивался.
Хислоп позвонил мне в десять двадцать вечера и сказал, что тут был страшный скандал. Сеп орал на Фипс в ее комнате — то есть на Филлипу, всегда зову ее Фипс. Я попросил его перезвонить мне через полчаса, если все не уляжется. Велел ему не попадаться на глаза Сепу, сидеть у себя — его комната рядом с комнатой Фипс — и, когда уйдет Сеп, проверить, в порядке ли она. Ссора произошла из-за Хислопа, подробнее сказать не могу. У слуг был выходной. Я сказал ему, что если он не перезвонит через полчаса, то я позвоню сам, и если трубку никто не возьмет, значит, все утихли и улеглись спать. Я позвонил, никто не взял трубку, и я сам отправился спать. Вот и все. Я ухожу. Кертис знает, где меня искать. Полагаю, мое присутствие понадобится на дознании. Всего доброго.
Когда он ушел, Аллейн принялся дотошно осматривать комнату. Фокс и Бейли по-прежнему увлеченно возились с радиоприемником.
— Не пойму я, как этот прибор мог укокошить джентльмена, — проворчал Фокс. — Регуляторы в порядке, все на месте. Убедитесь сами, сэр.
Он повернул выключатель и стал настраивать станции. Раздалось продолжительное гудение.
— …И завершает нашу передачу еще один рождественский хорал, — сказало радио.
— Звук хороший, — одобрительно кивнул Фокс.
— Я кое-что нашел, сэр! — внезапно объявил Бейли.
— Опилки? — спросил Аллейн.
— Они самые, сэр, — удивленно ответил Бейли.
Аллейн посветил фонариком внутрь приемника и собрал под дырочками немного опилок.
— Вот тебе и первая выгода![105] — сказал Аллейн.
Он нагнулся, чтобы получше осмотреть розетку в стене.
— Ничего себе! Да тут переходник на два разъема. К нему подсоединены радио и обогреватель. А я думал, их запретили. Странное дельце. Давайте-ка еще раз взглянем на эти ручки. — Он снова осмотрел их. Это были самые обычные бакелитовые ручки, использовавшиеся во всех радиоприемниках, — они плотно сидели на стальных стержнях регуляторов.
— Как вы и говорите, — пробормотал он, — вроде бы все в порядке. Погодите-ка…
Он вытащил лупу из кармана и, прищурившись, навел ее на один из стержней.
— Ага-а. Фокс, а разве эти штуки должны быть обернуты промокашкой?
— Промокашкой! — воскликнул Фокс. — Нет, не должны.
Аллейн поскреб оба стержня перочинным ножом, подставив снизу конверт. Затем он со стоном выпрямился и подошел к письменному столу.
— У нижнего листа в стопке промокательной бумаги уголок оторван, — наконец сказал он. — Кажется, Бейли, вы говорили, что на радиоприемнике отпечатков нет?
— Верно, — мрачно подтвердил Бейли.
— На бюваре их тоже не будет или будет слишком много, но все же постарайтесь, Бейли, постарайтесь, — сказал Аллейн.
Он принялся расхаживать по комнате, уткнувшись взглядом в пол, и вдруг, подойдя к окну, резко остановился.
— Фокс! — воскликнул он. — У нас есть улика, да еще какая!
— Что за улика? — спросил Фокс.
— Ну как же, странный обрывок промокательной бумаги.
Аллейн медленно перевел взгляд на карниз для гардин:
— Что я вижу!
Он взял стул, взобрался на него и снял два набалдашника с концов карниза.
— Взгляните-ка. — Он подошел к приемнику, снял ручки с регуляторов и положил их рядом с теми, которые были на карнизе.
Через десять минут инспектор Фокс постучалвдверьгостиной. Ему открыл Гай Тонкс. Филлипе удалось разжечь огонь, и вся семья собралась вокруг камина. Создавалось впечатление, что за все это время никто из них не пошевелился и не произнес ни слова.
Первой нарушила молчание Филлипа:
— Вы хотите поговорить с кем-то из нас?
— Прошу прощения, мисс, инспектор Аллейн желал бы побеседовать с мистером Гаем Тонксом, если это возможно, — сказал Фокс.
— Иду, — ответил Гай, и они вместе направились к кабинету.
У двери Гай остановился:
— А он… мой отец… он все еще?..
— Нет-нет, сэр, — мягко ответил Фокс, — там уже все в лучшем виде.
Вскинув голову, Гай вошел в кабинет, Фокс прошел за ним следом. Кроме сидевшего за столом Аллейна, там больше никого не было. Завидев их, он встал.
— Вы хотели поговорить со мной? — спросил Гай.
— Да, если позволите. Я понимаю, вы пережили тяжелое потрясение. Садитесь, пожалуйста.
Гай выбрал самое дальнее от радиоприемника кресло.
— Отчего умер отец? Это был удар?
— Доктора пока не могут сказать. Придется делать вскрытие.
— Боже правый! И дознание будет?
— Боюсь, что так.
— Какой ужас! — горячо воскликнул Гай. — Нов чем же дело, как вы думаете? Чего там темнят врачи? От чего он умер?
— Врачи полагают, что от удара током.
— И как это произошло?
— Мы не знаем. Похоже, что причиной всему его радиоприемник.
— Да это же невозможно. Я думал, они все надежно защищены.
— Именно так. Если в них не копаться.
На мгновение Гай явственно перепугался. Но тотчас же испуг в его взгляде сменился облегчением. Он совершенно расслабился…
— Ну да, — сказал он, — отец ведь вечно там ковырялся. И что он наделал?
— Ничего.
— Но вы ведь сами сказали, если виной всему приемник, значит, он что-то там разобрал?
— Если кто-то и разбирал радиоприемник, то потом его снова привели в порядок.
Гай шевельнул губами, но не вымолвил ни слова. Вдруг он очень сильно побледнел.
— Самивидите, — сказал Аллейн, — ваш отец тут ни при чем.
— Тогда, значит, его убило не радио.
— А это, я надеюсь, мы узнаем после вскрытия.
— Я ничего не знаю о радио, — вдруг вырвалось у Гая, — я ничего не понимаю. Какая-то бессмыслица. Да никто, кроме отца, и не трогал этот приемник. Он над ним прямо трясся.
К радио никто и близко не подходил.
— Понимаю. Он увлекался радиотехникой?
— Да, это было его единственным увлечением, кроме работы.
— Один из приехавших со мной полицейских немного в этом разбирается, — сказал Аллейн. — Говорит, что этот приемник — последнее слово техники. Вы сказали, что в радио ничего не понимаете. А как насчет других ваших родственников?
— Одно время мой младший брат интересовался радиотехникой, но потом забросил это дело. Отец не позволил бы, чтобы в доме появился еще один радиоприемник.
— Быть может, он сумеет нам что-нибудь подсказать.
— Но если сейчас там все в порядке…
— Нельзя упускать ни одной возможности.
— Вы говорите, будто… будто…
— Пока не было дознания, я не могу ничего говорить с уверенностью, — ответил Аллейн. — Мистер Тонкс, кто-то мог затаить злобу на вашего отца?
Гай снова вскинул голову. Он посмотрел Аллейну прямо в глаза.
— Да почти все, кто его знал, — ответил Гай.
— Вы не преувеличиваете?
— Нет. Вы ведь думаете, что его убили, не правда ли?
Внезапно Аллейн указал на стол.
— Вы это раньше видели? — резко спросил он.
Гай поглядел на две округлые черные ручки, лежавшие рядом в пепельнице.
— Эти штуки? — переспросил он. — Нет, не видел. А что это?
— Думаю, это и есть причина смерти вашего отца.