раз такой, каким хорошо кидаться в людей – удобно ложится в руку.
Я наклонился, поднял его и развернулся стремительно. Они не успели метнуть в двух белых чем-то еще. Мальчишка, выбежавший на середину улицы, чтобы лучше прицелиться, замер, когда я встретился с ним взглядом. Видимо, что-то в моих глазах лишило его былой лихости и уверенности. Искушение запустить в ответ его же снарядом было велико. Чтобы почувствовал на себе, каково это, когда в тебя бросают камнями. Но вместо этого я показал ему осколок булыжника, зажатый в кулаке, и произнес:
– Целился в собаку, а попал в волка.
Но не на обычном разговорном ходемуни, а на его сложном литературном аналоге. Языке имамов и шейхов, очень отдаленно напоминающем наш койне.
Еще секунду подержал обломок на виду у маленького агрессора, а затем неторопливо убрал в карман.
Мальчишка разинул рот, шагнул назад, едва не упал, зацепившись за неровность на дороге, и с воплями бросился бежать прочь. Его приятели припустили следом.
– Что это было? – нахмурился Руф, настороженно наблюдающий за устроенным мной спектаклем.
– Напомнил, что нельзя давать незнакомцам свои вещи или вещи, которые подержал в руках. Они все рассказывают друг другу страшные истории о людях, которые умирали во сне, оскорбив самого обычного на первый взгляд человека.
– Да, здесь в ходу такие притчи, – задумчиво произнес мой спутник.
Мы свернули за угол, и я выбросил камень. Феликс на моем месте доставил бы мальчишке несколько весьма неприятных ночей, наполненных кошмарами. Чтобы в следующий раз рука не поднялась бросаться в людей… Иногда перековка страшно мешала. Впрочем, если рассматривать воздействие в качестве воспитательной меры… Я кинул прощальный взгляд на брошенный булыжник. Ладно, на такие пустяки все равно нет времени.
Через минуту мы уже подходили к цели нашего пути, и мой интерес переключился на более важные вещи.
Дом сновидящего ничем не отличатся от остальных в этом термитнике. Калитка в стене распахнулась, когда мой спутник толкнул ее. За ней обнаружился маленький, раскаленный каменный дворик без единого дерева или куста и одноэтажное здание, недостроенное, как и все остальные. Либо мастер сна работает не здесь, либо залил сныть бетоном.
Металлическая дверь, чем-то напоминающая сейфовую створку в квартире Руфа, была приоткрыта.
Узкий темный коридор вывел в круглую комнату с низким сводом. Свет пробивался сквозь дыру под потолком, окрашивая все вокруг пыльной желтизной. На глиняных стенах набиты деревянные полки, единственный стол завален бумагами и пластиковыми тарелками с присохшими объедками недельной давности. На крошечном свободном его участке стоял мощнейший лэптоп.
Из вечной духоты, застарелого запаха пота, плесени и очень знакомой мне сладковатой дурноты гашиша здесь давно сформировалась собственная атмосфера, разрушить которую не смог даже поток относительно свежего воздуха, который мы принесли с собой.
Занавеска отдернулась, пропуская еще немного желтого света, и в комнату выбрался сновидящий. По всей видимости, тот самый Левк.
Тощая полуголая фигура, нечесаные космы, лицо одновременно худое и отекшее от долгого сна. Пошатываясь, он побрел в комнату, наощупь нашел на столе бутылку с мутноватой водой и жадно присосался к ней.
Первая мысль, которая пришла мне в голову при виде него, была – слишком много времени проводит во сне, пренебрегая физической активностью.
Мы сами зачастую работали на износ, но каждый мастер сна знал: не будешь заботиться о реальной оболочке, тело сновидения не вытянет, не заменит реальность. И никакая генетическая модификация не спасет.
– Садитесь. – Левк махнул рукой на два раскладных стула, добрался до низкого дивана, заваленного лоснящимися от грязи подушками, и повалился на него. – Подождем. Сейчас придет мой ученик… он хотел присутствовать… А, вот и Тахир!
Из коридора послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел второй сновидящий. Он выглядел гораздо внушительнее Левка. Но при взгляде на него я почувствовал короткое сожаление от того, что кровь Полиса растворилась в чужой крови. Римский профиль еще угадывался в его оплывшем книзу смуглом лице, но черные брови, сросшиеся над темными глазами, и черные волосы уже указывали на принадлежность к другому народу. Так же как и приземистое, коротконогое тело с выпирающим животом, мощные руки, кисти с толстыми пальцами, в которых ощущалась огромная, звериная сила.
Это были мои коллеги, занятые спасением жизней, исцеляющие, находящие пропавших людей, но я понимал, что не доверяю им. Ни истощенному, сутками погруженному в сон Левку, ни высокомерно-сытому Тахиру.
Так же как и они были не обязаны доверять мне.
– Чем тебя заинтересовал наш город? – спросил Левк, сфокусировав на мне взгляд бледно-зеленых глаз.
– Руф обратился за помощью.
– Ты действительно рассчитываешь найти двух людей, погибших более пяти десятков лет назад? – фыркнул он. – И наш, и ваш оракулы определили их смерти.
Тахир подвинул стул, сел у меня за спиной. Мне это не понравилось, но я не подал вида, отвечая спокойно:
– Оракулы иногда ошибаются. Или неверно трактуют знаки. Или им могут подсунуть ложный предмет. Я могу встретиться с предсказателем, работавшим с материалами по делу о пропавших.
– Хочешь сказать, мы небрежно работаем? – недовольно проворчал Тахир.
– Предиктор Ларгий мертв, – сказал Руф.
– Давно?
– Лет десять, – отозвался Левк и потер покрасневшие веки. – Слушай, гость из Полиса…
– Меня зовут Мэтт.
– Так вот, Мэтт, если быть до конца откровенным, у нас тут начали происходить такие события, что стало не до серьезных поисков двух человек. Погибали сотни.
– Вы про землетрясение? Хотите сказать, исчезновение произошло незадолго до катастрофы?
– За какое-то время, – уклончиво произнес Левк, посмотрел мне за спину, и его ученик, громко сопя, поднялся. – У нас случилось стихийное бедствие, а к вам хлынула толпа беженцев. Стены ведь тогда еще не было?
– На этом участке – нет.
Пока он говорил, Тахир пошарил в корзине под столом, вытащил бутылку из темного стекла, откупорил. Я почувствовал резкий запах кислого винограда. Сновидящий разлил бледно-красное вино по граненым стаканам. Взял один себе, второй придвинул Левку, третий подал Руфу, а четвертый протянул мне.
– Нет, спасибо.
– Почему не берешь? – недовольно спросил тот, впиваясь в меня колким взглядом.
– Не пью на работе.
– Ты не на работе, а в гостях. – Он попытался сунуть мне стакан в руку, едва не облив вином.
Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Если хочешь получить от меня личную вещь – попроси.
– Извини, – вмешался Левк и небрежным жестом велел Тахиру оставить меня в покое. – У нас здесь не так спокойно, как у вас в Полисе. Приходится соблюдать осторожность.
– Если хотите соблюдать осторожность, – я взял стакан, – не давайте постороннему вещи, которые держали в руках. Это можно унести с собой. – Я постучал ногтем по стеклу в своей руке. – Или поменять на один из ваших и тоже забрать.
Тахир побагровел, сжал кулаки, нависая надо мной.
– Смотри, как бы тебя отсюда не забрали.
Одна из пуговиц на его белой рубашке, обтягивающей обширный живот, готова была оборвать тонкую нитку, не выдерживая давления мощной плоти. Ее
легко можно снять, почти не прилагая усилий. «Следил бы ты лучше за своей одеждой, – подумал я, невозмутимо глядя на сновидящего, – и стаканы у гостей отнимать не придется». Но вместо этого сказал успокаивающе:
– Понимаю, у вас нет причин доверять мне. Но мы делаем одно дело. Или я ошибаюсь, и мы собрались здесь меряться длинами наших снов?
Негромкий смех Руфа, неожиданно прозвучавший в звенящей тишине, разрядил обстановку.
– А я говорил, – произнес он насмешливо. – Он не даст собой манипулировать. И не отступит…
«…Как отступили вы…» – недвусмысленно прочиталось в его недосказанной фразе.
– Отступил бы, если б его, как нас тут, стали убивать, – буркнул Тахир.
– Надеюсь, до смертоубийства мы с вами не дойдем. – Я залпом выпил вино и поставил на стол пустой стакан.
Левк, до этого неподвижно-напряженный, пошевелился на своем диване. Тахир еще несколько секунд сверлил меня грозным взглядом, затем мрачно отвернулся, устало сел на стул и обмяк на нем, словно из него выпустили весь воздух.
– Серьезные проблемы? – спросил я с невольным участием.
– Да какие у нас проблемы, – проворчал он. – Нищета, работорговля, людей взрывают, военный переворот намечается, в северных районах гражданская война… Нет никаких проблем. Это у вас все… сложно. Отгородились Стеной и забот не знаете.
– А ты сновидящий или кто? Исправляй ситуацию. Работай. Побуждай работать других.
– У вас другое население, – холодно сказал Левк. – Иные ценности, идеалы, стремления.
– Ну конечно, за стеной всегда трава зеленее, небо синее и люди лучше. – Я начинал злиться уже всерьез. Хоть и сдерживался. – Переселить сюда к вам весь Пятиглав Полиса с остальными сновидящими? Или отряд охотников, чтобы они навели порядок на вашей же земле?
Тахир хотел возразить, но я посмотрел на него с ледяной яростью, и сновидящий сдержал очередное обвинение.
– У тебя уникальный дар, которого лишена большая часть населения. Ты можешь спасать жизни, исцелять, менять судьбу, обезвреживать дэймосов, а ты сидишь и жалуешься мне на нехороших людей, которые плохо себя ведут?!
– Это не мое дело, – буркнул он недовольно. – Дэймосов ловить. Я вдохновитель.
Я едва не рассмеялся ему в лицо. Вспомнилась Талия. Тонкая и несгибаемая как стальной клинок. Харита, идущая вместе со мной по миру создателя кошмаров, чтобы вырвать из его объятий плененного человека.
– Ну так вдохновляй, – сказал я сдержанно.
– Нас не так много, – примиряюще вмешался Левк, – мастеров сна. На всю Александрию не больше полутора десятков, насколько я знаю. А может быть, и меньше. Тебе неизвестно о нашей реальной ситуации. С некоторых пор стало очень опасно заявлять о своем даре сновидящего. Официально нас, конечно, пока не убивают. Но с недавних времен начали происходить загадочные исчезновения и разные несчастные случаи с мастерами. На центры сновидений было совершено несколько нападений террористическими группировками, здания разгромили, сожгли, специалистов убили. Власти извинялись за причиненный ущерб, однако найти злоумышленников не смогли. Единственное, на что хватило их «полномочий» – порекомендовать временно прикрыть все центры, где практиковали сновидящие, до стабилизации ситуации в стране и получения финансовых средств для возможности обеспечить должную охрану мастерам сновидений. И государственную программу они под этой темой недавно также закрыли.
– Поэтому сейчас позиция такая, – поддержал коллегу Тахир, – хочешь уцелеть – не отсвечивай.
– Я оборвал все контакты с ОБСТ, уже давно. И общаюсь только с ним, очень редко. – Левк посмотрел на Руфа, и тот наклонил голову, подтверждая его слова. – Но мы все прекрасно понимаем, что каждый из нас постоянно балансирует на тонком канате, подвешенном над пропастью. Один неверный шаг, и полетишь вниз.
– Если бы Полис прислал своих специалистов… – вновь вставил в его монолог свое веское слово вдохновитель.
– Мы уже присылали вам своих специалистов, – ответил я не без горечи и кивнул на молчаливого Руфа. – И он видел, что с ними стало.
– Это были простые инженеры, – хмуро сказал Тахир, рассматривая дно своего стакана. – Они не смогли защититься, а если бы это были охотники или…
– У нас нет «простых» инженеров, – перебил я его. – У нас вообще нет «простых» людей. Каждый ценен по-своему. И вы должны были защищать этих двоих. Так же как должны защищать свой народ от произвола и насилия.
Я не всегда и не во всем одобрял работу Пятиглава. Но в одном был с ними абсолютно согласен – нельзя прийти в чужую землю, устроить там элизиум[11], по ходу вычистив всех дэймосов, и с почестями переселить туда ленивое, жадное, агрессивное население. Они должны сами работать над своим миром, совершенствуя и оздоровляя его. Тайгер вместе со своими охотниками не может пройтись по всей земле, огнем и мечом истребляя темных сновидящих.
– Но вы же знаете, что дэймосы из нашей земли стремятся к вам, – осторожно заметил Левк.
– Да, вы расплодили их. И теперь они лезут во все щели, как дождевые черви после грозы.
– Разве не будет разумно Полису разобраться с ними в Александрии?
«А вы будете пролеживать задницы, курить гашиш и жаловаться на жизнь?»
Конечно, я не произнес этого вслух. Я знал, что не справедлив. Не совсем справедлив. Конечно, они работали – достаточно было посмотреть на опухшую физиономию Левка и нездоровую отечность Тахира.
Вспомнился невольно двор этого дома, который отлично показывал положение сновидящих Александрии – они сами вынуждены сдерживать, убивать свой дар, так же как душат алую сныть, заливая ее бетоном.
– Поэтому я здесь, как представитель Полиса.
Это заявление не внушило им оптимизма. Оба сновидящих смерили меня одинаково скептическими взглядами, в отличие от Руфа, который смотрел скорее задумчиво.
– Ну, если у вас нет «простых», как ты говоришь… – сказал Левк, запуская пальцы в грязные волосы. – Еще какие-то вопросы?
– Что вам известно про семью Сотер?
Он пожал тощими плечами.
– Очень богаты. Раньше владели всем городом. Затем начали вырождаться. Кровосмесительные браки не улучшают генетику. Глава семейства много лет был парализован. Умер недавно. Осталась дочь Амина. Замужем. Детей нет. – Левк сделал паузу и спросил с любопытством: – А зачем тебе информация про них?
– Интересно, что стало с потомками Птолемея. И насколько они могут быть заинтересованы в благополучии Александрии.
– Они заинтересованы только в собственном благополучии. – Тахир прикончил вино в своем стакане и сразу потянулся за бутылкой.
– Мы всегда сотрудничали, – снова вернулся Левк к занимающей его проблеме. – Наши авгуры предупредили вашего великого Александра о том, что его поход на восток затянулся. И грозит обернуться катастрофой не только для него, но и для всей цивилизации Полиса.
– А наши целители явили видение, в котором дракон указал целебную траву для лечения вашего Птолемея. – Я сделал упор на предпоследнем слове. – И как только растение нашли в реальности, будущий правитель агломерации был спасен от раны, причиненной ядовитой стрелой.
Мы с александрийскими коллегами еще долго могли бы перечислять примеры взаимопомощи, оказанной друг другу, но Руф, считая, что разговор ушел в сторону от важной для него темы, выпрямился на стуле, крепче