Тревога вспыхнула с новой силой, и Девина вновь начала свой счет, перекидывая помады одну за другой слева на право. Одна, вторая, третья…
– Девина, что ты делаешь?
На какую-то секунду она почти позволила себе броситься на женщину. Но логика и реальность вовремя встали на ее пути: мания практически завладела ею. И невозможно достичь успехов в борьбе с таким врагом как Джим Херон, находясь в плену замкнутого круга пересчета и прикосновений к предметам, которые, как достоверно известно, не потерялись, не были переложены, к ним никто не прикасался.
– Помада. Я просто проверила, не забыла ли помаду.
– Ну, хорошо. Я хочу, чтобы ты остановилась.
Девина посмотрела на нее с настоящим отчаянием.
– Я… не могу.
– Нет, можешь. Помни, дело не в вещах. Дело в управлении своим страхом, что более эффективно и долговечно, нежели потворство навязчивым желаниям. Ты знаешь, что краткое мгновение облегчения, которое ты получаешь в конце каждого ритуала, длится недолго… и оно не влияет на корень проблемы. Самое важное: чем больше ты подчиняешься мании, тем сильнее становится ее хватка. Единственный способ пойти на поправку – научиться выносить тревогу и пленять импульсы как что-то, над чем ты имеешь власть… а не наоборот. – Терапевт наклонилась вперед, вся из себя «жестокость во благо пациента». – Я хочу, чтобы ты выбросила один из тюбиков.
– Что?!
– Выбрось одну из помад. – Терапевт наклонилась вбок и подняла мусорную корзину цвета кожи европеоидов. – Сейчас же.
– Нет! Ты с ума сошла? – Паника почти завладела ее телом, ладони вспотели, в ушах начало звенеть, а ноги стали ватными. Совсем скоро волна подойдет вплотную: желудок скрутило, дыхание стало резче, а сердце забилось в груди. Она пережила это вечность назад. – Я на самом деле не могу…
– Ты можешь, и, что более важно, ты должна. Выбери свой наименее любимый оттенок и брось в корзину.
– Там нет наименее любимого цвета… они все одинаковые. «1 Le Rouge»[19].
– Значит, сойдет любая.
– Я не могу… – Слезы грозили сорваться с глаз. – Не могу…
– Маленькие шажки, Девина. Это – стержень когнитивно-поведенческой терапии. Мы должны вывести тебя за пределы зоны комфорта, открыть тебя страху, а потом пережить его, чтобы ты смогла узнать, как справляться с приступами. Повторишь достаточное количество раз и начнешь ослаблять хватку ОКР на своих мыслях и процессе принятия решений. Например, что, по-твоему, случится, если ты выбросишь одну из них?
– У меня будет приступ паники. Особенно сильный – когда я вернусь без нее домой.
– И что дальше?
– Я куплю еще одну на замену, однако новая не будет такой же, как выброшенная, так что это не поможет. Приступ компульсивности лишь ухудшится…
– Но ты не умрешь.
Конечно же нет, она бессмертная. Если только не сможет выиграть у Джима Херона.
– Нет, но…
– И мир не прекратит существовать…
Нет, не в случае с губной помадой.
– Но по ощущениям кажется, что так оно и будет.
– Чувства приходят и уходят. Они не вечны. – Женщина покачала корзинкой. – Давай, Девина. Давай попробуем. Если ты не сможешь это вынести, то заберешь помаду себе. Но нам нужно начать работать над этим.
Приступ тревоги уверенно навис над ней, но, по иронии, страх помог ей пережить это: страх, что эта неподвластная проблема завладеет ею, страх, что Джим Херон победит не только потому, что был лучшим игроком в игре Творца, но и потому, что она сломается под давлением, страх, что она никогда не сможет изменить…
Девина запустила руку в сумку и схватила первую попавшуюся помаду. Потом вытащила ее.
Просто позволь ей отправиться в корзину.
Тюбик упал на комочки Клинексов, оставшиеся от предыдущих клиентов, с глухим шорохом, от которого казалось, что Тиски Ада сомкнулись на ней.
– Умница, – сказала терапевт. Будто Девина была пятилетней девочкой, которая правильно прочла алфавит. – Как ты себя чувствуешь?
– Будто меня сейчас стошнит. – Девина смотрела на корзину, и ее останавливала лишь одна мысль: что тогда ей придется загадить помаду.
– Можешь описать свою тревогу по десятибалльной шкале?
Когда Девина сказала «десять», терапевт затянула шарманку о необходимости глубоко дышать во время паники, бла-бла-бла…
Женщина снова наклонилась, будто понимала, что не достучалась до нее.
– Девина, дело не в самой помаде. И тревога, которую ты испытываешь, не будет длиться вечно. Мы не будем давить на тебя слишком сильно, и ты удивишься прогрессу. Человеческий мозг можно перепрограммировать, выковывая новые пути опыта. Экспозиционная терапия действенна… она не менее сильна, чем компульсии. Девина, ты должна в это поверить.
Дрожащей рукой Демон смахнула пот с брови. Потом, собравшись с духом под этой человеческой плотью, она кивнула.
Женщина-диван была права. То, что Девина делала раньше, не работало. Становилось лишь хуже, а ставки – все выше.
В конце концов, она не только проигрывала… она также влюбилась во врага.
Не то, чтобы ей нравилось напоминать себе об этом.
– Девина, не обязательно верить, что это сработает. Ты всего лишь должна верить в результаты. Это тяжело, но ты можешь сделать это. Я верю в тебя.
Всматриваясь в глаза терапевта, Девина завидовала ее убежденности. Черт, с такой уверенностью ты либо совсем свихнулся… либо стоишь на бетонном фундаменте опыта и практики.
Было время, когда Девина также сильно верила в себя.
Нужно вернуться к этому.
Джим Херон доказал, что он не просто достойный противник, который хорош в постели. И она не могла позволить ему идти с перевесом. Проигрыш – совсем не вариант, и, как только этот сеанс закончится, она вернется к работе со свежей головой, не занятой никакой чепухой.
Закрыв глаза, она откинулась в кресле, положила ладони на мягкие ручки, впиваясь ногтями в бархатную материю.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила терапевт.
– Будто я возьму над этим верх. Так или иначе.
Глава 4
– Просто скажите, жив ли он.
Когда Мэлс заговорила, стоявшая рядом с ней медсестра из «скорой» полностью проигнорировала ее.
– Если подпишете эти бумаги о выписке, я дам вам рецепты…
К черту эту бумажную рутину.
– Мне нужно знать, жив ли мужчина.
– Я не могу разглашать состояние пациентов. Клятва Гиппократа. Подпишите здесь, чтобы вас выписали.
Контекст: «отцепись от меня, окей? У меня полно работы».
Тихо ругаясь, Мэлс нацарапала подпись на строчке. Взяла два листа бумаги и свою копию, а потом Медсестра Рэтчед[20] направилась терроризировать другого пациента.
Ну и ночка. Хорошо хоть, что полиция назвала произошедшее «несчастным случаем», признавая, что она не была невнимательной или нетрезвой. Но все равно оставалось полно проблем…
Опустив взгляд на свой «выходной» билет, она просмотрела записи. Легкое сотрясение. Растяжение мышц шеи. Связаться в течение недели с участковым терапевтом, или раньше, в случае появления раздвоенности зрения, тошноты, головокружения, сильных головных болей.
Ее машине, скорее всего, место на свалке.
Этот мужчина сто процентов погиб.
Застонав, она оторвалась от подушек, а ее забинтованная голова ответила на вертикальное положение быстрым поворотом балерины. Мэлс дала мозгам успокоиться и затем окинула взглядом свою одежду, лежавшую на пластиковом оранжевом стуле напротив кровати. Во время осмотров на ней оставили ее топ, бюстгальтер и брюки. Блузка, пиджак и пальто ожидали своей очереди.
Она не позвонила своей матери.
Семья уже имела дело с одной автомобильной аварией… и в том случае человеком, который не выжил, был ее отец.
Так что, да, она просто отправила сообщение, что побудет с друзьями и приедет поздно. Последнее, что ей нужно – расстроенная мама, настаивающая на том, чтобы заехать за ней… особенно с учетом того, чем она собиралась заняться сейчас.
Мэлс принялась медленно одеваться, хотя заторможенность не была связана с желанием побыть послушным пациентом. Очевидно, на ее попытку поиграть в манекен для краш-теста так легко глаза не закроешь.
Она чувствовала себя дряхлой развалиной… и была охвачена странным ужасом.
Стать причиной смерти… непостижимо.
Затолкав бумаги в сумку, она отодвинула ширму цвета зеленого горошка, и наткнулась на капитальный и организованный хаос: люди в форме и белых халатах носились туда-сюда, прыгая из комнаты в комнату, раздавая приказы, принимая их.
Побывав этой ночью в одной аварии, Мэлс соблюдала осторожность, чтобы не оказаться на чьем-нибудь пути, когда направилась к выходу.
Которым она не воспользовалась.
Комната ожидания была заполнена разнообразными вариациями убогих и немощных, включая одного парня с фингалом и небрежно забинтованной рукой, которая кровоточила. Посмотрев на нее, он кивнул, будто их обоих связывал тот факт, что она, якобы, тоже побывала в барной потасовке.
«Ага, тебе стоит взглянуть, как я отделала тот дуб. Без шуток».
Она облокотилась на стойку регистратуры, ожидая, когда на нее обратят внимание. Когда к ней подошел мужчина, она между делом улыбнулась.
– Вы можете подсказать, в какой палате лежит сбитый парень?
– Хэй, я вас знаю. Вы журналист.
– Ага. – Мэлс запустила руку в сумку, достала ламинированную пресс-карту и предъявила ее парню, словно значок ФБР. – Вы можете мне помочь?
– Конечно. – Он застучал по клавиатуре. – Его направили в стационар. Шесть-шестьдесят-шесть. Поднимитесь на том лифте и следуйте за указателями.
– Спасибо. – Она постучала по столешнице. По крайней мере, он все еще дышал. – Я ценю вашу помощь.
– Жуткая ночка.
– Вот именно.
Поездку на шестой этаж Мэлс скоротала обработкой информации, которую ее мозг воспринимал весьма плохо. Она с самого начала нетвердо стояла на ногах, и подъем обеспечил ее среднее ухо такой разминкой, что она повисла на поручне, который пробегал по стене на уровне бедер. Прекрасная идея установить подобное крепление; но с другой стороны, на нем, вероятно, повисело немало шатавшихся людей.
Второй плюс – панели матово-серого цвета. Она не видела своего внешнего вида, но, судя по тому, как ее приняли в Приемной, подушка безопасности не сделала с ее лицом ничего хорошего.
Прозвучал по-диснеевски радостный «дзинь», и двери лифта открылись медленно, будто и они были истощены.
Следуя указаниям, Мэлс пошла по табличкам и обнаружила искомое место. Вошла в длинный, широкий коридор, выделявшийся бессчетным количеством дверей нестандартного размера. Здесь царила тишина, и никто не выглянул из-за сестринского поста. Тоже хорошо... она не стремилась рисковать и, наткнувшись на ненужные вопросы и нежеланные ответы, быть посланной восвояси.
Комната располагалась почти в самом конце коридора, и она даже ожидала встретить копа на входе. Там никого и ничего не было. Всего лишь очередная дверь с темно-желтой номерной табличкой на косяке и ламинированной поверхностью, ориентировочно соснового происхождения.
Толкнув дверь, Мэлс заглянула внутрь. В тусклом свете она увидела лишь изножье кровати, окно в дальней стене и ТВ, приделанное к потолку. Пиканье и запах «Лизола» доказывал, что это не номер в отеле… не то, чтобы она нуждалась в подтверждении.
Она прокашлялась.
– Хэй?
Не получив ответа, она ступила внутрь, оставляя дверь слегка приоткрытой. Пройдя мимо ванной, она замерла, увидев пациента целиком.
– О… милостивый Боже, – она поднесла руки ко рту, прикрывая отвисшую челюсть.
***
Джим Херон не мог заснуть в своей съемной, тесной квартирке над гаражом.
Все вокруг него спали без задних ног: собака устроилась в изножье маленькой двуспальной кровати, лапы подрагивали, будто ему снились кролики или суслики… может черные зубастые тени. Эдриан уместился в углу, прижавшись спиной к стене, его огромное тело было напряжено, противореча ровному дыханию. А Эдди? Ну, парень был мертв, так что он не мог расхаживать по комнате.
Отчаянно нуждаясь в сигарете, Джим встал с кровати с неправильной стороны, чтобы не беспокоить пса, и схватил пачку Мальборо. Прежде чем уйти, он подошел, чтобы проверить Эдриана.
Ага. Спит сидя.
С хрустальным кинжалом в руке, на случай, если кто-нибудь придет за его другом.
Несчастный ублюдок. Потеря Эдди подкосила всю команду… но особенно сильно – татуированного, пирсингованного джокера, который не спал с момента гибели друга.
Почему, когда сильный мужчина выражает свое горе столь сдержанно, это кажется еще грустнее, чем драматичные слезы и подвывания?
И, p.s., это чертовски непривычно – работать с напарником.
В те времена, когда Джим был наемником в спецподразделении, он был убежденным одиночкой. Сейчас столько всего изменилось, начиная с начальства и заканчивая должностными обязанностями и выбором оружия… и это Эдди Блэкхоук показал ему все, научил всему, что он должен был знать, разнимал их с Эдрианом, когда они мутузили друг друга, служил голосом разума в ситуациях, в которых, как казалось, напрочь отсутствовала логика… например, когда он стоял над собственным трупом. Или сражался с демоном, которая тащилась по «Прада» и мужикам, которые ее не хотели. Или нес на плечах будущее всех добродетельных душ и грешных, реальных и потенциальных.
От этого начнешь мечтать о том, чтобы жарить бургеры до конца своих дней.
Выругавшись, он подошел к дивану, подхватил кожаный плащ и накинул его на ноги Эдриана.
Ангел захрипел и заерзал на полу, но остался под накидкой. Это хорошо… его цель – сохранить парня в тепле, а не болтать с ним.
Джим не любил ни с кем разговаривать.
Ну, на этом фронте, по крайней мере, без перемен.
Он вышел на лестничную площадку, и холодный воздух обжег обнаженную кожу груди. Прежде, чем у него завелись напарник и собака, он всегда спал голым. Сейчас приходилось носить спортивные штаны. Хорошо, что в апреле по ночам еще нешуточно подмораживало.
Не то, чтобы он много спал.
Свежая пачка «Мальборо» даже была упакована в целлофан, и он стянул его, когда тихо прикрыл дверь. Одно из преимуществ жизни в бессмертном теле – можно не беспокоиться о раке, хотя никотин по-прежнему влиял на нервную систему.
Также нет нужды похлопывать по карманам в поисках зажигалки.
Сорвав крышку, он вытянул своеобразный гвоздь в крышку гроба, зажал между губами и поднял руку. Когда его палец засиял по команде, он снова вспомнил об Эдди… и, как обычно, захотел убить Девину.
По крайней мере, хорошие парни шли в этой войне впереди со счетом 2-1. Если он сможет выцарапать еще две победы, то закончит игру: выдернет Землю из пасти вечного проклятия, сохранит покой и безопасность матери в Бастионе Душ… и вызволит свою Сисси из Ада.
Не то, чтобы она была «его».
Выдыхая дым, он не был стопроцентно уверен в последнем, но, ведь так все и должно быть, верно? Если ангелы победят, и Девина прекратит свое существование, он получит возможность спуститься вниз и освободить ту бедную, невинную девочку из тюрьмы. Он сможет делать в Аду все, что пожелает.
Ведь так?
На этой ноте он задумался, чья душа в этот раз на кону.
Размышляя о своем новом боссе, он услышал голос англичанина в голове, плавный, надменный тон Найджела отдавался эхом, играя на нервах Джима: «Ты узнаешь его как ст а рого друга и старого врага, которого видел недавно. Тропа станет более очевидна, только если непосредственно осветить ее».
– Ну, спасибо, – пробормотал он, дым вырывался из его рта вместе с дыханием. – Очень помог, приятель.
С чего, черт возьми, такое считалось честным – что его враг знал цель, а он – нет?
Вот. Ведь. Срань.
В последнем туре он обманом выбил информацию из Девины, и больше она не попадется… можно говорить что угодно о том демоне, но она вовсе не была карикатурной блондинкой. И значит, сейчас он снова застрял на месте, в то время как оппозиция, несомненно, идет на шаг впереди.