Именно с этой проблемой он столкнулся во время битвы за душу своего бывшего босса. Он всю дорогу считал, что на кону один человек, но потом выяснилось, что с самого начала это был Матиас.
Слишком поздно, сукин сын успел сделать неправильный выбор.
Победа: за Девиной.
В этом плане игра была устроена нечестно… пока Девина продолжает оказывать непосредственное влияние на души. Согласно правилам, Джим один должен был делать это, но на практике она участвовала в наземных действиях наравне с ним. Разумеется, Найджел, главный бой-скаут, был убежден, что ее отшлепают за нарушение правил… и может, так и будет. Но кто знал, когда это произойдет?
Тем временем, у Джима не оставалось выбора. Кроме как держать ухо востро и надеяться, что он снова не завалит игру.
Он должен выиграть. Ради своей матери… и ради Сисси.
Сделав очередную затяжку и выпустив дым, Джим наблюдал, как молочно-белый смог вьется в холодном воздухе и поднимается выше, исчезая. Он моргнул, и перед его взором встала Сисси Бартен, красивая юная девушка, висевшая над керамической ванной, ее ярко-красная кровь окрасила светлые волосы, кожа была отмечена символами, которых он никогда раньше не видел, но которые Эдди весьма хорошо понимал…
Тихое царапанье встало на пути его хода мыслей, и он протянул руку назад, открывая дверь в комнату.
Пес прохромал к нему, шерсть торчала в разные стороны… хотя это – привычное дело, и не потому, что он уснул в неудобном положении.
– Хэй, дружище, – позвал Джим тихо, заново заперев дверь. – Тебе нужно на улицу?
Бедняга совсем не ладил с лестницами, поэтому обычно Джим на руках спускал его до земли. Когда он нагнулся, намереваясь оказать услугу, Пес просто опустил пятую точку на лестничную площадку… так он говорил, что хочет, чтобы его взяли на руки.
– Так точно.
Животное, которое, как Джим знал, было чем-то большим, чем просто бродячим псом, почти ничего не весило в его руке и было теплее горелки Бунзена[21].
– Я сказал ей, чтобы она думала о тебе, – пробормотал Джим, держа сигарету подальше от собаки… просто на случай, если он ошибался относительно «чего-то большего». – Я просил Сисси представлять, как ты грызешь мой носок. Хотел, чтобы она представляла тебя, играющим на ярко-зеленой траве, когда происходящее будет…
Он не смог закончить мысль вслух.
В своей жизни он совершал отвратительные вещи, жуткие вещи с отвратительными, жуткими людьми… и значит, он давно очерствел в эмоциональном плане.
Ну, на самом деле это произошло, когда он был подростком, не так ли. В тот день, когда вся его жизнь изменилась навечно.
В тот день, когда убили его мать.
Не важно. Что было, то прошло.
Что имело значение – так это тот факт, что одной мысли о Сисси в Колодце Душ было достаточно, чтобы такой закалённый в бою солдат, как он, слетел с катушек.
– Я сказал ей… думать о тебе, когда она почувствует, что больше не в силах держаться.
Короткий хвост Пса заходил из стороны в сторону, будто Джим сказал правильные вещи.
Да, будем надеяться, что она использует Пса, чтобы держаться там, внизу.
Черт возьми, ничего больше не оставалось.
– Я должен найти следующую душу, – прошептал Джим прежде, чем сделать очередную затяжку. – Должен выяснить, кто в этот раз на кону. Мы должны выиграть этот тур, пес, должны.
Когда холодный, влажный нос потерся о него, он аккуратно выдохнул дым через плечо.
Тот факт, что Найджел указал, что Джим знает нужную душу, нисколько не помогал. В своей жизни он знал чертову тучу народа.
Он мог лишь молиться, что нужный человек окажется тем, кого он сможет переубедить.
Глава 5
Матиас понял, когда перестал быть один: свет вокруг стал ярче – значит, открыли дверь, а просто так такое не происходит.
Его правая рука рефлекторно сжалась в кулак, будто в ладони лежал пистолет. Но это – все, что он мог сделать. Боль обездвижила его тело, будто приковала к тому, на чем он там лежал… кровати. Он был в кровати… а доносившееся пиканье сказало ему, на какой именно. Больничной. Он все еще в больнице.
Неужели он никогда не отделается от…
На этом месте его мыслительные процессы застопорились.
Черная дыра и все.
Он понятия не имел, как попал сюда. Неизвестно, почему его тело так сильно болело. Ничего… Господи, он знал, что его зовут Матиас, но больше ничего.
От паники глаза широко распахнулись…
У его кровати стояла напуганная женщина, ее руки касались шокированного лица. На одном ее глазу была царапина, на ее лбу – повязка. Темные волосы были откинуты назад. Милые глаза. Высокая… она была высокой…
Изумительные глаза, на самом деле.
– Мне так жаль, – резко прошептала она.
А?
– О чем… – его голос был хриплым, горло драло. А один его глаз плохо видел…
Нет, он не видел вообще. Он давно уже лишился части своего зрения. Точно, это произошло, когда он…
Он нахмурился, когда его мысли снова свалились со скалы.
– Я сбила тебя на своей машине. Прости меня, пожалуйста… я не видела, что ты шел. Было очень темно, а ты выскочил на дорогу прежде, чем я успела затормозить.
Он попытался протянуть руку, желание успокоить девушку пересилило боль и смятение.
– Не твоя вина. Не… не плачь. Подойди…
В каком-то смысле он не мог поверить, что кто-то станет плакать о нем, ни сейчас, ни вообще когда-либо. Он не из тех мужчин, кто способен пробудить в женщине подобную реакцию.
Нет, не он. И почему это происходило сейчас, он не знал…
Женщина подошла поближе, и он наблюдал одним глазом, как она протянула нежную, теплую руку… и обхватила ею его ладонь.
Прикосновение согрело все его тело, будто он погрузился в теплую ванну.
Забавно, он не осознавал, насколько ему было холодно, пока она не прикоснулась к нему.
– Я сжимаю руку, – сказал он сорвавшимся голосом. – На случай, если не заметно.
Девушка проявила тактичность, не комментируя тот факт, что она, очевидно, понятия не имела, что он прилагал хоть сколь-нибудь усилий для прикосновения. Но он прилагал. И когда их взгляды пересеклись, у него возникло желание сказать, что он не всегда был сломанным. Раньше, не так давно, он мог стоять гордо, бегать на дальние расстояния, поднимать большой вес. Сейчас же он был матрасом с бьющимся сердцем.
Но не потому, что она сбила его на своей машине. Нет, он в таком состоянии уже какое-то время.
Может, к нему возвращается память?
– Мне так жаль, – снова сказала она.
– Так ты… – Он поднял руку к собственному лицу, но жест лишь заставил ее сфокусироваться на нем… она дернулась, и значит, ей было сложно смотреть на его уродство. – Ты тоже была ранена.
– О, я в порядке. Полиция уже приходила поговорить с тобой?
– Я только проснулся. Не знаю.
Она убрала руку и пошарила в сумке размером с маленький вещевой мешок.
– Вот. Моя визитка. Они расспросили меня, пока мне оказывали помощь, и я сказала, что беру на себя всю ответственность.
Она повернула бумагу лицом к нему, но его зрение отказывалось фокусироваться.
И он не хотел смотреть никуда кроме ее глаз.
– Как тебя зовут?
– Мэлс Кармайкл. Ну, Мелисса. – Она коснулась груди. – Но все называют меня Мэлс.
Когда она положила карточку на маленький стол на колесиках, он нахмурился, хотя от этого и заболела голова.
– Где ты ранена?
– Позвони, если понадобится что-нибудь? У меня не много денег, но я…
– Ты не пристегнула ремень безопасности, ведь так?
Женщина оглянулась по сторонам так, будто ранее уже слышала это от полиции.
– А…
– Ты должна была пристегнуться…
Дверь резко распахнулась, и вошедшая медсестра была вся из себя деловая, выглядела так, будто владела этим местом.
– Я пришла, – объявила она, прошествовав к механизмам за его кроватью. – Я услышала тревогу.
Первым делом он увидел здоровенные груди. Крошечную талию. Длинную копну черных волос толщиной с одеяло, блестящих – словно фарфоровое блюдце.
И, тем не менее, его кожа съеживалась при виде нее. Настолько, что он попытался встать, чтобы убраться подальше от этой медсестры…
– Шш… все хорошо. – Улыбнувшись, медсестра буквально отпихнула Мэлс Кармайкл. – Я здесь чтобы помочь.
Черные глаза. Черные глаза, которые напомнили ему о чем-то другом, каком-то другом месте. Тюрьме, где он задыхался от тьмы, неспособный вырваться на свободу…
Медсестра наклонилась, становясь к нему еще ближе.
– Я позабочусь о тебе.
– Нет, – непреклонно сказал он. – Нет, ты не…
– О, да, позабочусь.
Предупреждение ходило по границе его сознания, вещи, которые он не мог точно уловить, посылали тревогу подобно следам дыма перед взрывом бомбы. Он не добился ничего конкретного. Его воспоминания напоминали закамуфлированные бункеры на местности, осматриваемой через очки ночного видения; он знал, что его враг расставил оборонительные посты, но, будь он проклят, если сможет хоть как-то визуализировать их.
– Если вы не возражаете, – сказала его медсестра Мэлс, – мне нужно заняться своим пациентом.
– О, да. Конечно. Я просто… да, я пойду. – Мэлс выглянула из-за женщины, чтобы посмотреть на него. – Думаю… мы поговорим в другой раз.
Матиасу тоже пришлось выглянуть из-за медсестры, мускулы живота сжались, когда он переместил вес…
Медсестра закрыла обзор.
– Прикройте дверь, хорошо? Будет чудесно. Спасибо.
А потом они остались наедине.
Медсестра улыбнулась ему и прислонилась бедром к кровати.
– Как насчет того, чтобы умыться.
И это не вопрос. И, блин, он внезапно почувствовал себя голым… причем в плохом смысле слова.
– Я не грязный, – сказал он.
– Нет, грязный. – Она положила руку на его предплечье, прямо туда, где игла капельницы входила в его вену. – Ты нечистый.
Из ниоткуда в него начала поступать сила, энергия проникала в него и наполняла его плоть здоровьем, будто у него в распоряжении были ночи сна и дни хорошего отдыха и плотного питания.
Она исходила от нее, осознал Матиас. Но… как такое возможно?
– Что ты делаешь со мной?
– Ничего. – Медсестра улыбнулась. – Чувствуешь себя иначе?
Он смотрел в ее глаза, яркие, приторно-черные глаза казались такими же неотразимыми, как и отвратительными… и он не знал, сколько они так простояли, соединенные ее рукой, односторонний обмен был словно чудотворное лекарство.
– Я знаю тебя, – подумал он вслух.
– Забавно. Когда чувствуешь это к незнакомцу.
Входящая в него сила казалась злой, и очень знакомой.
– Я не хочу…
– Не хочешь чего, Матиас? Не хочешь чувствовать себя лучше, сильнее, жить вечно? – она наклонилась еще ниже. – Говоришь, что не хочешь снова стать мужчиной?
Его губы зашевелились, но изо рта ничего не вышло, вялость завладела им, когда медсестра возобновила касание. Сбитый с толку и затуманенный, он попытался подняться, но казалось, будто его накачали лекарствами.
– Сейчас я тебя вымою, – сказала она, опуская веки, ее улыбка намекала на минет, а не на подкладные судна.
Когда она подошла к своеобразной раковине, Матиас втянул воздух, его ребра расширились, но без боли, а выдох был плавным и ровным. Боль ушла, дав ощущение, будто он впервые за долгие годы не испытывал никаких неудобств, находясь в своем теле. Или долгие века?
– Какой сейчас день? – пробормотал он, когда она включила воду, наполняя таз.
Медсестра посмотрела через плечо.
– Все верно. У тебя амнезия.
Мгновение спустя она вернулась к кровати, подкатывая за собой столик на колесиках. Когда она стянула простыни и расслабила завязки на больничной сорочке, Матиас поднял свою потяжелевшую голову, осматривая свое тело. Верхняя половина тела была не так плоха, просто несколько шрамов местами. Нижняя являла собой кошмар.
Полотенце было мягким и теплым.
Медсестра ласкала его грудь, ее кожа была такой гладкой и светящейся, будто она была отретуширована, а ее волосы были непозволительно пышными и густыми. Даже ее губы были словно фрукты, блестящие, обещающие сладость.
«Я не хочу ее», – подумал Матиас.
Но, казалось, он не мог шевельнуться.
– Тебе нужно набрать вес, – заметила она, проводя полотенцем по его груди. – Ты слишком худой.
Этот кусок махровой ткани направился ниже, задержавшись на животе, затем ниже, чем того требовала забота о пациенте. И с неожиданной ясностью он понял, что в своем прошлом он бы впечатлил ее… те женщины, с которыми он разминался в сексуальном плане, всегда были поражены его телом…
Минутку, происходящее – реально?
Когда она попыталась отодвинуть ткань еще дальше, он остановил ее:
– Нет, не надо.
– О да, определенно надо.
Не отводя взгляда, медсестра убрала его руку со своего запястья и стянула все покрывала. Жестокость этого действия возмутила его до глубины души… почему, он не знал.
– Задела за живое? – спросила она, прекрасно зная ответ. Каким-то образом… она всегда знала, что он любил опасность. – Это так, Матиас?
– Может. – Внезапно его голос стал сильнее. Глубже…
– А сейчас?
Она коснулась того места, что определяло его как мужчину, ткань с шорохом скользнула по члену.
Когда она облизнула губы, словно испытывала соблазн, Матиас не мог не рассмеяться в голос. По какой бы там необъяснимой причине она не нарушала порядок, она ничего не добьется… и это разрешит проблему с его желанием: не имеет значения, если она скинет с себя шмотки и запрыгнет на него, его мягкая плоть не встанет и не включится в процесс.
Даже с амнезией, он знал это, также как и знал, что его глаз не видит. Констатация факта, не воспоминание.
– Моя память – не единственное, что я потерял, – сухо сказал он.
– Действительно?
Когда она погладила место, которое не следовало, он подпрыгнул. Но, с другой стороны, импотенция не означала отсутствие ощущений.
Просто значила, что ты не сможешь ничего…
Река силы снова потекла в него, но в этот раз сильнее. Застонав, он выгнулся, автоматически поднимая бедра к источнику.
– Вот так, – сказала она, ее голос искажался. – Почувствуй меня. Я в тебе.
Это сексуальное желание, по которому он так скучал, прокатилось по нему; агрессия и желание войти туда, где он так давно не был. Боже. Напоминание о том, что он на самом деле был мужчиной, а не каким-то сломанным андрогином…
О, черт, это было шикарно. Шикарно… мать его.
– Смотри на меня, – приказала она, лаская его член. – Смотри на меня.
Он был так потрясен новизной происходящего, что забыл, кто был с ним, и ее вид выкачивал из него чувства, его эмоции становились бесплодными, хотя тело уже пустилось во все тяжкие. Она была красивой, и в то же время… роскошной, как ядовитый плющ.
– Тебе это не нравится, Матиас?
Нет, не нравилось. Совсем не нравилось. – Нисколько.
– Лжец. И мы должны закончить то, что начали. Ты и я. Да, должны.
***
Девина зашла в «Сакс Пятое Авеню» в Колдвеллской Галерее Бутиков примерно в пять утра. Проходя через стекло в выставочный зал с манекенами в платьях пастельных тонов, она замерла среди них на мгновение, выгибая спинку, чувствуя, как ее груди растягивают швы на блузке под пальто.
Весна была в самом расцвете, и это хорошие новости для ее бедер.
Может, пока она здесь, удастся прихватить с вешалок вещь-другую.
Тяга к шопингу заискрила в ее венах, она зашла за панель и взмахом руки отключила датчики движения. Долю секунды Девина даже подумывала оставить видеокамеры включенными – просто ради забавы.
Самое веселое – когда за тобой наблюдают… даже если это пузатый человек, сидящий в конце смены за стойкой охраны, возможно, проспавший половину дежурства.
Но она здесь по серьезному делу.
Ее шпильки цокали по полированному мраморному полу, и ей нравились отдающиеся эхом звуки, она шла жестче, чтобы ее превосходство над этой пустотой распространилось во всех направлениях. Боже, она любила этот аромат в воздухе: смесь натирки для полов, парфюма и одеколона… и богатства.