Он вскинул голову и прислушался к знойному полуденному ветерку, шелестевшему в верхних ветвях манговых деревьев. Никто не шевельнулся, никто не произнес ни звука.
– Ну, а пять фунтов? Есть ли здесь мудрые джентльмены, которые произнесут: «Пять фунтов»? Два фунта десять, джентльмены, всего пятьдесят шиллингов за эти королевские, эти прекрасные…..
Он осекся, опустил озабоченные глаза, потер тонкой коричневой рукой лоб.
–Пожалуйста, джентльмены, назначайте цену, прошу вас, называйте начальную цену.
– Один фунт! – раздался голос с бодрыми техасскими нотками.
Минуту сикх не шевелился, потом с трагической медлительностью поднял голову и уставился на Джейка, который, точно башня, возвышался над толпой.
– Фуунт? – хрипло прошептал сикх.
– По двадцать шиллингов за эти чудесные, прекрасные… – Он умолк и печально покачал головой. Но внезапно весь переменился, стал оживленным и деловитым.
– Итак, предлагается один фунт. Где же два, услышу ли я «два фунта»? Никто не перекроет? Тогда на первый раз – один фунт!
Гарет Суэйлз двинулся вперед, толпа чудесным образом раздвинулась, почтительно пропуская его.
– Два фунта.
Он произнес это мягко, голос был отчетливо слышен в наступившей тишине. Длинный угловатый Джейк весь напрягся, шею залило багровой краской. Голова его медленно, как на шарнире, повернулась, и он уставился на англичанина, стоявшего уже в первом ряду.
Гарет ослепительно улыбнулся и притронулся к полям своей шляпы в знак того, что заметил свирепый взгляд Джейка. Коммерческое чутье тут же подсказало сикху, что эти двое – соперники, и он сразу пришел в прекрасное настроение.
– Итак, два… – чирикнул он.
– Пять, – огрызнулся Джейк.
– Десять, – пробормотал Гарет, и Джейк почувствовал, как внутри у него закипает горячий гнев. Он знал это ощущение слишком хорошо, попытался овладеть собой, но ничего не вышло. Ярость багровой волной захлестнула его рассудок.
Толпа оживленно зашевелилась, все глаза одновременно уставились на высокого американца.
– Пятнадцать, – сказал Джейк, и все головы повернулись к щеголеватому англичанину.
Гарет изящным движением наклонил голову.
– Двадцать, – в восторге выдохнул сикх. – Есть предложение – двадцать фунтов.
– И пять. – Глаза Джейка застилал туман злости, и он твердо знал: ни в коем случае он не допустит, чтобы стальные леди достались этому англичанину. «Если не смогу их купить, спалю их», – подумал он. Сикх стрельнул в Гарета своими глазами газели.
– Тридцать, сэр? – спросил он, и Гарет, едва усмехнувшись, плавно повел рукой с манильской сигарой. Его понемногу охватывало беспокойство – они уже перекрыли ту сумму, которую он считал пределом для янки.
– И еще пять.
Голос Джейка стал скрипучим от возмущения. Эти машины принадлежат ему – даже если придется выложить последний шиллинг, они должны принадлежать ему!
– Сорок! – Улыбка Гарета стала чуть напряженнее, он быстро приближался к своему пределу. По условиям торгов надо было выложить либо наличные, либо обеспеченный банковский чек. Все свои наличные он давно уже выдоил откуда только мог, а любой банковский служащий, который подписал бы чек Гарету Суэйлзу, был бы тут же обречен на поиски работы.
– Сорок пять. – Голос Джейка звучал твердо и неуступчиво, он тоже быстро приближался к цифре, после которой все его усилия станут бесполезными, но он хотя бы получит удовлетворение, выставив как следует этого лайми.
– Пятьдесят.
– И пять.
– Шестьдесят.
– И пять.
Для Джейка это была самая последняя цена, дальше уже пойдет простое выбрасывание на ветер светленьких сияющих шиллингов.
– Семьдесят, – протянул Гарет Суэйлз. Все, для него это предел. Он с сожалением распрощался со всякими надеждами на легкое приобретение этих машин. Триста пятьдесят фунтов составляют весь его наличный капитал, дальше торговаться он не может. Ну что ж, легко отделаться не удалось, но в запасе оставалась дюжина других способов, и уж какой-нибудь из них поможет ему приобрести эти машины. Бог ты мой, ведь рас отвалит за каждую по тысяче – нет, он не упустит такую прибыль из-за какой-то паршивой сотни фунтов.
– Семьдесят пять, – сказал Джейк.
Раздалось бормотание присутствующих, и все головы опять повернулись к майору Гарету Суэйлзу.
– Ну что, дорогой мой джентльмен, как насчет восьмидесяти? – спросил сикх вкрадчиво. Его комиссионные составляли пять процентов.
Изящно покачав головой, Гарет выразил свое сожаление.
– Нет, приятель. Это была просто прихоть. – Он улыбнулся Джейку. – Но вам они доставят много радости, – сказал он и направился к воротам.
Сейчас подходить к американцу – проку не будет. Он теперь в ярости, а Гарет решил, что он из тех, кто имеет обыкновение выражать свои чувства с помощью кулаков. Гарет Суэйлз давно уже пришел к заключению, что дерутся одни только дураки, а умные люди обеспечивают им такую возможность – разумеется, если это сулит хоть какую-то прибыль.
Однако через три дня Джейк Бартон снова увидел англичанина. За это время он отбуксировал своих железных красавиц на окраину города, где разбил лагерь на берегу ручейка среди африканских деревьев махогани[3].
Перекинув канат через толстый сук, он с помощью блока вынул моторы и возился с ними каждый день и даже после наступления темноты, при свете слегка коптящей «молнии»[4].
Он их всячески обихаживал, ласково мурлыкая, менял изношенные, неисправные детали, выкручивался с помощью подручных средств, что-то выковывал cам, пользуясь угольной жаровней; беспрестанно насвистывая себе под нос, ругался, потел, придумывал – и к полудню третьего дня три «бентли» были уже на ходу. Теперь они стояли на импровизированных деревянных колодках и под его ласковыми руками даже обрели что-то от прежнего своего блеска и славы.
Гарет Суэйлз прибыл в лагерь Джейка в жаркий сонный полдень на третий день. Его привез полуголый, обливающийся потом черный рикша. Гарету же, в свежем белоснежном полотняном костюме, элегантно откинувшемуся на мягком сиденье в позе отдыхающего леопарда, было, казалось, совсем не жарко.
Джейк выпрямился над мотором, который налаживал. Он был по пояс голый, руки до самых локтей черны от грязи, грудь и плечи блестели от пота, точно вымазанные маслом.
– Не трудись останавливаться, приятель, – сказал Джейк мягко. – Давай сразу назад поворачивай.
Гарет широко улыбнулся ему располагающей улыбкой и снял с заднего сиденья широкое ведерко для шампанского, покрытое изморозью от холода и позвякивавшее льдом. Из него торчали двенадцать горлышек пива «Таскер».
– В знак мира, приятель, – сказал Гарет, и горло Джейка перехватило от жажды, так что какое-то время он не мог вымолвить ни слова.
– От всего сердца, без всяких условий. Что скажешь?
Джейк Бартон настолько погрузился в работу, что даже в таком страшном влажном пекле за все три дня и воды-то почти не пил, что уж говорить об этой светло-золотистой, пенящейся, ледяной жидкости. Ему так захотелось пива, что на глаза навернулись слезы.
Гарет слез с повозки и двинулся к нему, обхватив ведерко одной рукой.
– Суэйлз, – Представился он. – Майор Гарет Суэйлз. – И протянул руку.
– Бартон. Джейк. – Он пожал протянутую ему руку, но не мог оторвать глаз от ведерка.
Двадцать минут спустя Джейк сидел в дымившейся паром железной лохани, стоявшей тут же, под открытым небом у красных деревьев. Под рукой у него была бутылка «Таскера», он весело насвистывал, намыливая руки и густо поросшую темными волосами грудь.
– Беда в том, что мы с самого начала пошли по неверному пути, – объяснял Гарет, прихлебывая пиво из горлышка. Он делал это с таким видом, точно потягивал «Дом Периньон» из хрустального фужера. Он развалился на единственном походном стуле Джейка, установив его в жалком пятнышке тени, которую отбрасывал старый, выцветший на солнце тент.
– Ты и сейчас с него не свернул, приятель.
Но в угрозе Джейка не слышалось никакого пыла, «Таскер» потушил его.
– Я, конечно, понимаю, каково тебе пришлось, – продолжал Гарет. – Но ты же мне тогда сказал, что не собираешься торговаться. Если бы я знал правду, мы могли бы заранее договориться.
Джейк протянул намыленную руку и поднес бутылку ко рту. Он глотнул дважды, вздохнул и слегка рыгнул.
– Клянусь тебе, – сказал Гарет. – Как только я понял, что ты торгуешься всерьез, я сразу же отступил. Я решил, что позже мы с тобой сможем все устроить к обоюдной выгоде. И вот я здесь, мы с тобой пьем пиво и разговариваем о деле.
– Это ты разговариваешь, а я только слушаю, – возразил Джейк.
– Именно так.
Гарет вытащил свой портсигар, тщательно выбрал сигару и осторожно вставил ее в вытянутые губы Джейка. Он чиркнул спичкой о подошву своего ботинка и поднес Джейку огня.
– Я правильно понял? У тебя есть покупатель на эти машины, да?
– Я пока что слушаю.
Джейк с явным удовольствием выпустил облако сигарного дыма.
– Наверняка цену ты уже назначил, а я готов к ней приплатить.
Джейк вынул сигару изо рта и впервые посмотрел на Гарета прямо.
– И ты хочешь купить все пять машин по этой цене в их нынешнем состоянии?
– Верно, – сказал Гарет.
– А что, если я скажу тебе – только три из них на ходу, а остальные не годятся ни к черту?
– На мое предложение это никак не повлияет.
Джейк потянулся за бутылкой и осушил ее до дна.
Гарет открыл другую и пододвинул к нему.
Джейк спешно обдумывал предложение. У него был открытый контракт с Англо-танганьикской сахарной компанией на поставку дробилок сахарного тростника на двигателях внутреннего сгорания по твердой цене сто десять фунтов за каждую. Из этих трех машин он может сделать три дробилки – максимум триста тридцать фунтов.
Англичанин предлагал купить все пять. О цене можно попробовать договориться. Джейк несколько смягчился.
– Я уже вбухал в них чертову прорву сил.
– Это я вижу.
– Полторы сотни каждая – и все пять. Итого – семьсот пятьдесят фунтов.
– А ты поставишь моторы на место и сделаешь так, чтобы машины выглядели как следует.
– Конечно.
– Заметано, – сказал Гарет. – Я знал, что у нас с тобой дело пойдет на лад. – Они лучезарно улыбнулись друг другу. – Можем оформить сделку прямо сейчас. – Гарет вытащил чековую книжку. – Я выдам тебе чек сразу на всю сумму.
– Что ты мне выдашь?
Лучезарная улыбка Джейка потускнела.
– Мой личный чек на банк «Куттс оф Пиккадилли».
У Гарета Суэйлза действительно были дела с этим банком. Согласно последнему извещению, Гарет задолжал ему сумму в восемнадцать фунтов семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Эту пикантную подробность сообщил Гарету управляющий в маленьком письмеце, написанном красными чернилами.
– Надежно, как в Английском банке. – Гарет потряс чековой книжкой.
Потребовалось бы три недели, чтобы чек был представлен в Лондоне и возвращен подателю под его громкую брань. К этому времени он надеялся уже быть на пути в Мадрид. Казалось, что это будет очень выгодное, хорошо состряпанное дельце и Гарет Суэйлз получит капитал и пустит его в дело.
– Смешно, – Джейк вынул сигару изо рта, – но от этих чеков у меня крапивница. Если тебе все равно, я бы взял свои семьсот пятьдесят наличными.
Гарет вытянул губы. Ну что ж, обойдется не так просто, как он предполагал.
– Дорогой мой, – сказал он, – на это уйдет некоторое время.
– А куда спешить, – широко улыбнулся ему Джейк. – В любое время завтра до полудня. К этому часу я должен доставить товар своему покупателю. Приходи с деньгами до этого, и они все твои.
Он резким движением выскочил из лохани, и черный слуга подал ему полотенце.
– Какие у тебя планы на обед? – спросил Гарет.
– Наверно, Абу приготовил какое-нибудь убойное варево.
– Не согласишься ли разделить со мной обед в отеле «Ройял»?
– Я пил даром твое пиво, почему бы и не поесть, – рассудительно проговорил Джейк.
В обеденном зале отеля «Ройял» были высокие потолки и высокие окна, затянутые москитной сеткой. Установленные наверху механические вентиляторы лениво перемешивали теплый влажный воздух, создавая прохладу. Гарет Суэйлз оказался великолепным хозяином.
Сопротивляться его обаянию было невозможно, а выбранные им блюда и вина повергли Джейка в состояние такого благодушия, что они смеялись, как старые друзья, обнаружив к обоюдному удовольствию, что у них есть общие знакомые – в основном бармены и содержатели публичных домов в разных частях света – и что жизненный опыт у обоих схожий.
Гарет вел дела с вождем венесуэльской революции как раз тогда, когда Джейк помогал строительству железной дороги в той же самой стране. Джейк был главным механиком на каботажном судне «Блейк Лайн» в Китае в то время, когда Гарет устанавливал тесные деловые контакты с китайскими коммунистами на Желтой реке.
И во Франции они побывали одновременно. В тот страшный день в Амьене, когда немецкие пулеметы за шесть часов сделали из младшего офицера Гарета майора Суэйлза, в четырех милях от него был сержант Джейк, – водитель из королевских танковых войск, подразделения третьей американской армии.
Они обнаружили, что почти ровесники, ни одному из них не стукнуло еще сорока, но оба за этот короткий срок успели и побродить по свету, и поднабраться ума-разума.
Они увидели друг в друге то беспокойство, которое всегда бросало их во все новые и новые приключения, которое не давало им подолгу задерживаться на одном месте, на одной службе, не позволяло нигде пустить корни, и не было у них ни детей, ни собственности, и ничто не мешало впутываться в новые авантюры и бросать их без угрызений совести и сожалений. Они всегда шли вперед и не оглядывались назад.
Немного узнав друг друга, они прониклись взаимным уважением. К середине обеда они уже не испытывали презрения к тем чертам, которые отличали их друг от друга. Не называли даже про себя другого «янки» или «лайми», но это вовсе не означало, что Джейк готов был принять от Гарета любой чек или что Гарет перестал строить планы насчет приобретения пяти бронемашин.
Наконец Гарет допил последние капли бренди из своего коньячного бокала и взглянул на карманные часы.
– Девять. В постельку слишком рано. Что мы будем делать теперь?
Джейк предложил:
– У мадам Сесиль появились две новые девочки. Прибыли с почтовым пароходом.
Гарет отмел предложение с ходу.
– Может, попозже, а то сразу после обеда… У меня сердце прихватывает. А как насчет пару раз переброситься в картишки? В клубе обычно бывает приличная игра.
– А как мы туда попадем? Мы же не члены этого клуба.
– Здесь существует договоренность об обмене с моим лондонским клубом. Записывайся и ты, а?
Они играли полтора часа. Джейк наслаждался игрой. Ему нравилась атмосфера клуба, обычно ему приходилось играть в куда менее полезных для здоровья условиях – в задней комнате бара, в машинном отделении позади главного котла на перевернутом ящике из-под фруктов, в каком-нибудь, портовом пакгаузе.
Это была тихая комната, задрапированная бархатными занавесями, которые сливались с темными деревянными панелями; она была украшена картинами, писанными маслом в приглушенных тонах, и охотничьими трофеями – гривастыми львиными шкурами, головами буйволов со скорбно опущенными огромными острыми рогами. И те и другие пристально смотрели со стен на игроков своими стеклянными глазами.
От трех биллиардных столов доносилось тихое постукивание шаров из слоновой кости, которые гоняли человек шесть игроков, наклонившихся над тяжелыми, покрытыми зеленым сукном столами. Сняв на время игры смокинги, они оставались во фрачных рубашках и подтяжках, на всех были черные галстуки и черные брюки.
На трех столах играли в бридж, оттуда слышались голоса, называвшие ставки негромко, в изысканной манере британского высшего класса. Все игроки были одеты, как говорил про себя Джейк, под пингвинов – черное с белым и черная «бабочка».