— Эй, эй, эй… А завтрак-то, завтрак? — спросил он на ходу, понимая, что благородный порыв отеческой заботы останется незамеченным.
— Не хочется чего-то, пап, — рассеянно отмахнулась Катька, беря параллельный курс.
— Смотри, пронехочешься до гастрита, — предупредил Волин. — Бутерброды хоть возьми.
— Пап, нас кормят в школе, — отозвалась дочь.
— Знаю я, как вас там кормят. В тюрьме небось кормят лучше.
— Пап, я тебя умоляю.
— Ладно, ладно…
Пока он шнуровал туфли, Катька нацепила длинное черное пальто, туфли на умопомрачительно толстой подошве, собрала волосы в пучок, натянула темный берет. И сразу стала казаться гораздо взрослее своих лет. Не то чтобы Волина это сильно изумляло. Скорее его беспокоили перемены, происходящие с дочерью. За последний год Катька как-то сразу и очень резко повзрослела. Ее общение с родителями носило оттенок усталой обреченности. Она, похоже, уже чувствовала себя очень взрослой и очень самостоятельной, не понимая, что для них — Волина и Люси — осталась ребенком. Хотя… Эта банальная истина не постигается умом. До этого надо дорасти. Пока же Волин с замиранием в груди ждал момента, когда Катька заявит с порога: «Папа, мама, я выхожу замуж за… Мы решили жить отдельно. Его родители в курсе».
И хорошо еще, если сочтет нужным известить родителей «до». А то поставит в известность постфактум. Он, Волин, родитель демократичный, признает право дочери на собственное мнение и на выбор, но… в известных пределах.
Катька элегантно обернула вокруг шеи шарф. Не шарф, а так, одна видимость.
— Я побежала.
— Подожди, — торопливо пробормотал Волин, натягивая пальто. — Меня машина внизу ждет, подброшу.
— Да я лучше пешком, пап, — отмахнулась дочь. — Мы с Верой договорились встретиться…
— А-а. — Волин кивнул. И громко напомнил в уже закрывающуюся дверь: — Шею получше прикрой. Простудишься ведь. На улице холодно, я смотрел.
Катька не слушала. Выскользнула на площадку. Волин вздохнул, застегнул пальто на все пуговицы, подхватил неизменный пластиковый «дипломат», поискал в кармане ключи. Услышал, как на площадке гулко лязгнули створки лифтовой кабины, вышел из квартиры.
Служебный рыжий «РАФ» уже ждал, приткнувшись к тротуару. Старательно отворачиваясь от хлестких тонких струй дождя, Волин забрался на переднее сиденье, поздоровался с водителем, кивнул:
— Поехали.
Микроавтобус, словно мощный буксирчик, выплыл на середину отсыревшей асфальтовой реки и, набирая скорость, покатил к центру.
В прокуратуре было на редкость спокойно. Никто не бегал, не суетился, что случается в совсем уж экстремальных ситуациях. А сегодня что, не экстремальная, что ли? Что-то Волин не помнил, чтобы ему когда-либо названивали с Петровки и из МВД одновременно.
Проходя мимо дежурки, кивнул Косте:
— Привет.
— Здравствуйте, Аркадий Николаевич, — улыбнулся тот.
— Не звонили больше по мою душу?
Костя развел руками:
— Никак нет. Все тихо.
— Понятно, — бодро кивнул Волин.
Перед отпуском все почему-то производят впечатление здоровых, чрезвычайно активных людей. Это из отпуска возвращаются отжатыми, словно зимний лимон.
Волин прошел в кабинет, снял пальто, присел за стол. Не считая странных звонков, день обещал быть до обидного банально-привычным. Это не могло не раздражать.
— Не звонят, и не надо, — громко возвестил Волин непонятно кому.
Действительно, не больно-то и хотелось. У него и своих забот — выше крыши. Вот только нужно решить, чем именно заняться в последний рабочий день: то ли с патриотическим пылом кинуться на наведение порядка в бумажном болоте, толи вообще ничем не заниматься.
Волин выдвинул верхний ящик стола и тут же задвинул его обратно. Выдвинул средний и тоже задвинул. Пожалуй, все-таки стоило заняться ничегонеделанием.
В дверь деликатно постучали. В прокуратуре так стучал только один человек — вечный дежурный Костя.
— Входи, Костя! — гаркнул Волин, доставая из кейса китайский цветастый термос и прикидывая, выпить кофейку сейчас или немного погодя.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Главный. У Волина едва челюсть не отвисла от удивления. Видать, медведь нынче в лесу издох, подумалось ему. Иначе с какой такой печали Главный стал стучать в двери подчиненных?
— Аркадий Николаевич, рад тебя видеть, — расплылся Главный, прошел к столу и присел, отдуваясь. — От денек, а?
Тут Волин едва не поперхнулся второй раз. Обычно Главный называл его «Волин», невзирая на возраст и выслугу.
— Как у тебя настроение нынче?
Когда начальство спрашивает вас: «Как настроение?» — можете быть уверены, что оно, начальство, собирается вам его испортить.
— Спасибо, — настороженно ответил Волин, шкурой чувствуя неладное. — Хорошее настроение, предотпускное.
— Ах да, — деланно нахмурился Главный. — Ты же с завтрашнего дня в отпуск собирался?
— Что значит собирался? — Волин затаил дыхание. Неужели?.. — Я и сейчас собираюсь. С завтрашнего дня. Согласно подписанному вами заявлению.
— Ну да, ну да, — кивнул Главный. Он поднялся, сунул руки в карманы брюк, прошелся по кабинету, остановился у окна. — В общем, Аркадий Николаевич, с отпуском, похоже, придется повременить.
— Не понял? — соврал Волин. Все он понял. Точнее, почти все. Что-то случилось. Где-то образовалась дыра. Эту-то дыру и собирался заткнуть Главный. Им, Волиным. — В каком смысле повременить? И что значит «похоже»? На что похоже?
— Да ни на что. Это я так сказал, к слову. Чего ты вскинулся-то? — Ох, и неловко же Главный себя чувствовал. — Думаешь, мне приятно тебе такое говорить? — Нервничал Главный, потому и сорвался. А Волин и не думал вскидываться. Сидел себе, смотрел на Главного. — Да я, может, переживаю еще больше, чем ты. Однако ничего не поделаешь. Служба, брат.
— Я три года в отпуске не был, — напомнил Волин. — У нас и билеты на самолет уже куплены. И насчет дочки я в школе договорился.
— С билетами решим. Поедешь ты в свой отпуск. На недельку попозже. Вы куда ехать-то собрались?
— В Сочи.
— Вот. В начале ноября там самая погода, — фальшиво оживился Главный. — Решим и с билетами, и со школой. Лично позабочусь.
— Не могу, — мрачно заявил Волин. — Никак. Мне жена этого не простит. Она же тоже отпуск на работе взяла. Специально подгадали, чтобы вместе уйти.
— Слушай, Волин, — терпеливо сказал Главный, — я, конечно, приказывать тебе не могу. Заявление твое подписано, можешь ехать. За воротник тебя никто хватать не станет.
— Вот и чудно.
— Если тебе, конечно, совесть позволит, — оговорился быстро Главный. — Дело — зарез. Начальство на контроле держит. С меня башку снимут, вместе с погонами. Кстати, возможно, что и с тебя тоже. Но с тебя-то после отпуска, а с меня прямо завтра. Я могу твоей жене позвонить, поговорить. А? Выручай, Волин.
Волин выматерился про себя. Пытаясь погасить нахлынувшее раздражение, взял со стола пачку «Явы», достал сигарету, неторопливо размял в пальцах.
— А что случилось-то? — спросил он, прикуривая.
Хорошо спросил, спокойно. Но дешево. Это же рекламно-ковбойский вариант. «Вот она, страна явской „Явы“».
— Убийство при отягчающих.
— Отдайте кому-нибудь, кто в отпуск не идет, — посоветовал Волин. — Терехову отдайте. Он всю последнюю неделю по прокуратуре мух гоняет.
— Терехов не годится, — вздохнул Главный. — Думаешь, я стал бы тебя уламывать, если бы мог Терехова подключить? В том-то и дело, что без тебя никак.
— Почему?
Волин выпустил дым, прищурился, разогнал сизое облако рукой.
— Маньяка помнишь? По городским сводкам проходил. Шесть женщин за два месяца. Не помнишь?
— Помню. — Волин кивнул. — И что с ним?
— Взяли его вчера.
— Поздравляю.
— На счету у этого парня уже семь жертв. Семь! Представляешь? — В глазах Главного вспыхнул огонек энтузиазма. Волин только не понял, к чему бы это. Взяли, и хорошо. Суд, приговор, костюмчик в полоску, «стенка». Но другого этот психопат и не заслуживает. Только при чем тут он, Волин? — Так вот, привезли нашего «орла» в отделение, — продолжал тем временем Главный, — а он потребовал тебя в качестве следователя. Представляешь? Так и сказал, мол, показания буду давать только при следователе Аркадии Николаевиче Волине.
— Прямо так и сказал? — Это был уже третий шок. Пожалуй, многовато для одного утра. — По имени-отчеству?
— Да. Представляешь? — фальшиво восхитился Главный.
— С трудом. И потом, почему именно при мне? — удивился Волин. Он как-то не ожидал, что его авторитет среди маньяков-убийц настолько высок. Потому и растерялся слегка. — Чем ему другие следователи не угодили?
— Это ты у него спроси, — бодро ответил Главный, продолжая лучезарно улыбаться. Словно сообщал, что подчиненного решили наградить звездой «Герой России». — Уперся, понимаешь. Подавай ему Волина — и все тут.
— Что-то странное происходит с этой страной. — Волин откинулся на спинку стула, поморщился. — Какая трогательная забота о ближнем. Или у нас теперь так принято: серийные убийцы приравниваются к Героям Соцтруда? А телевизор с видеомагнитофоном, бар и личную массажистку в камеру он не забыл попросить?
— Слушай, Волин, ты на меня-то собак не спускай. — Лицо Главного пошло красными пятнами. — Я тебе чем виноват? Мне, что ли, этот убийца нужен?
— И мне не нужен, — с готовностью подтвердил Волин. — А раз он нам обоим не нужен, может, и ну его к чертям собачьим? Мало ли что этому идиоту завтра в голову стукнет. Что же нам теперь, все его капризы исполнять? Он, между прочим, в камере, а не на курорте.
— Так ведь и я то же самое сказал, — заговорщицки наклонился к столу Главный. — А они: дело на контроле у высокого начальства.
— Кто это «они»?
— Парни с Петровки.
— Те, что с утра звонили?
— Точно. Они самые, — подтвердил Главный.
— Понятно. — Невеселая складывалась ситуация. Отвратительная. — А с чего это «высокое начальство» заинтересовалось делом какого-то маньяка? Он что, родственником кому-то приходится?
— Да нет, не родственником. Просто одна из жертв этого психопата — дочь самого Вихрева. Светлана Вихрева. Папа, между прочим, уже вчера вечером в отделение звонил. Интересовался, как продвигается расследование и скоро ли суд. А за ним и товарищи из МВД. Очень крупные, доложу тебе, товарищи. Так что дело такое, сам понимаешь… — Главный вздохнул тяжко. — Может, займешься, Аркадий Николаевич? От тебя ведь трудовых подвигов никто не требует. Поговоришь с этим идиотом, за пару деньков дело к суду подготовишь — и поезжай себе в свои Сочи. А мы тебе за сознательность премию и дополнительную неделю. А? И насчет жены не беспокойся. Я с ней договорюсь.
— Да не могу я, — отрубил Волин. — Не могу и не буду.
— Волин, — нахмурил седые брови Главный, — ты знаешь, я всегда шел тебе навстречу. Тем более что и умника этого уже доставили. В коридоре сидит, под конвоем.
— В каком коридоре?
— В нашем. — Сразу получили объяснение и вежливый стук, и «Аркадий Николаевич». Главный поднялся, прошел к двери, ухватился за ручку, как утопающий за спасательный круг. — Так я зову?
— Нет, нет, нет, — замотал головой Волин. — И думать забудьте. У меня отпуск.
— Отпуск, Волин, у тебя с завтрашнего дня. Да ты хотя бы поговори с ним, — попросил Главный. — Посчитаешь, что это «пустышка», так и скажи. Пусть везут его на Петровку и там разбираются. — И, не дожидаясь ответа, распахнул дверь: — Входите, товарищи.
Волин не успел рта раскрыть, а в кабинет уже протиснулся здоровый рыжий парень спортивного вида. Из-под куртки, туго охватывающей мускулистый торс, нагловато выглядывали ремни наплечной кобуры. Парень окинул кабинет быстрым, цепким взглядом, посторонился. Следом за ним просочился высокий парень в кожаном пальто. Третьим был задержанный. Он выглядел уставшим, смятым. Взгляд затравленный, но не погасший. Хоть и сник, но держится с достоинством. Запястья туго скованы черными наручниками. Задержанный остановился на пороге и несколько секунд изучающе смотрел на Волина, словно надеялся за эти секунды узнать о том все. Он, наверное, смотрел бы и дальше, но его подтолкнули в спину. Четвертым в кабинет вошел восточный красавец, плечистый, как и рыжий, но посуше, пожилистее.
— Добрый день, — сказал красавец Волину.
— Здравствуйте. Остальные, судя по всему, считают, что здороваться необязательно, — пробормотал тот.
Рыжий Стас и «кожаный» Паша переглянулись и дружно поздоровались. Волин бросил на Главного мрачный взгляд, но тот, указав в спину задержанного, прошептал одними губами: «Поговори». И тут же выскользнул за дверь.
— Присаживайтесь. — Волин указал на свободные стулья.
Задержанного усадили у стола. При этом рыжий Стас буркнул:
— Смотри, чтобы без глупостей у меня, понял?
И отошел к окну. Присел на широкий подоконник, принялся крутить в пухлых пальцах пятирублевик.
Восточный красавец Амир остался у двери. «Кожаный» Паша подтянул брюки на коленях, расстегнул плащ и опустился на свободный стул. Они намеренно рассредоточились по кабинету, лишая задержанного всякой надежды на побег.
— Итак, — Волин открыл верхний ящик стола и принялся рыться в нем, полагая, что «визитеры» правильно истолкуют намек. — Что у вас?
— Я… — начал было задержанный, но Стас бесцеремонно одернул:
— Увянь. За тебя скажут.
— Аркадий Николаевич, я много о вас слышал, — начал «торжественную часть» Паша.
— Молодой человек, — неприязненно перебил Волин, — давайте обойдемся без этих песен. Лучше переходите к делу. У меня мало времени.
— Извините, — отчего-то смутился Паша.
Раздражение Волина было вполне объяснимо. Можно ли испытывать симпатию к людям, с появлением которых у тебя возникает целая куча головной боли?
— Человек, сидящий перед вами, маньяк-убийца, — перешел к делу оперативник. — Вы читали, наверное, о его подвигах в городских сводках.
— Читал, — быстро и холодно ответил Волин. — Дальше.
Паша на секунду замолчал. Чувствовалось: если бы не обстоятельства, он бы сейчас тоже «полез в драку». Но… Не Волин пришел к ним за помощью, а они к нему.
— Фамилия его Скобцов. Андрей Данилович. Задержан нашей оперативной группой вчера утром на Ленинградском вокзале. Днем Андрею Даниловичу предъявили обвинение, а вечером он заявил, что впредь станет разговаривать только с вами. — Паша вздохнул. — С этого самого момента Андрей Данилович не сказал ни слова.
Волин взглянул на задержанного:
— Это так?
— Да, — спокойно ответил тот.
Странное спокойствие никак не вязалось с внешностью Скобцова.
— Кто вел ваше дело?
— Сан Саныч Борисов из городской, — сообщил за Скобцова Паша.
— Знаю, — кивнул Волин. — Хороший следователь. Дотошный. — И перевел взгляд на задержанного: — Чем же он вас не устроил?
— Мне нужны вы, — прежним ровным тоном заявил Скобцов.
— Почему именно я?
— Речь идет о жизни, — объяснил тот. — О моей жизни. А когда речь идет о жизни, волей-неволей начинаешь лучше разбираться в людях. Я хочу быть уверен в чистоплотности человека, который станет вести мое дело.
— Борисов очень хороший следователь. И честный, уверяю вас.
— Мне нужны вы, — упрямо повторил Скобцов. — Я работаю… — он на секунду запнулся, — точнее, работал в банке «Кредитный». На месте покойного Михаила Газеева. Год назад, когда вы расследовали дело маньяка Бори, я занимал пост начальника отдела и имел возможность быть в курсе событий. Полагаю, вам можно доверять. — Рыжий Стас фыркнул. — Я бы нанял вас в качестве адвоката…
— Нет, — категорично ответил Волин. — Я не состою в коллегии адвокатов, и у меня нет лицензии на занятие адвокатской практикой. Но, — предвидя следующую реплику, он поднял руку в останавливающем жесте, — даже если бы таковая лицензия у меня имелась, я бы не стал защищать вас.
— Я так и подумал, — серьезно кивнул Скобцов. — Мне понятно ваше нежелание. Поэтому я хотел попросить вас расследовать мое дело. Максимально беспристрастно. Если возникнут какие-то расходы, я готов их оплатить…
— По-моему, вы спутали прокуратуру с частным сыскным агентством, — ледяным тоном произнес Волин. — Помимо адвокатской деятельности, я не занимаюсь и частными расследованиями. И не беру взяток.