— Вот, наверное, вы удивились, когда про все узнали? — сказала она.
— Еще бы.
— Хотя ничего окончательно не решено.
— Вы так считаете? Я полагал…
— Ой, нет. Роди пока думает.
— Понимаю.
— Она, конечное дело, понимает, что это большая честь. Но порой сомневается, не староват ли он для нее.
— Моя тетушка Агата того же мнения.
— Но, как ни крути, титул есть титул.
— Да, верно. А что вы сами об этом думаете?
— Ой, кому интересно, что я думаю. С нынешними девушками сладу нет.
— Да уж.
— Вот и я говорю, ничего путного у них не выйдет. Вот так-то.
— Вы совершенно правы.
Мне показалось, что нет особого смысла вести эту бесконечную беседу. У тетушки был такой вид, будто она готова болтать весь день. Но тут как раз вошла горничная и доложила, что приехал доктор.
Я поднялся.
— Ну что ж, мне пора.
— Уже уходите?
— Да, пойду, пожалуй.
— Ну пока.
— Счастливо оставаться, — сказал я и вышел на свежий воздух.
Зная, что меня ожидает дома, я бы, конечно, предпочел пойти в клуб и провести там остаток дня. Однако, чему быть, того не миновать.
— Ну? — сказала тетя Агата, когда я с опаской просочился в гостиную.
— В общем, и да, и нет, — отвечал я.
— Что это значит? Она отказалась от денег?
— Не совсем.
— Взяла?
— Ну не то чтобы взяла…
Мне пришлось объяснить ей, что произошло. Я не ждал аплодисментов и правильно делал, потому что их не было. По мере того, как я рассказывал, теткины замечания становились все более смачными, а когда я закончил, она презрительно фыркнула с такой силой, что стекла задребезжали. Мне послышалось что-то вроде «Чтоб!» Наверное, она собиралась сказать: «Чтоб тебе лопнуть!», но вовремя затормозила, вспомнив о своем аристократическом происхождении.
— Очень досадно, — пробормотал я. — Что сказать в свое оправдание? Мужество мне изменило. Я дрогнул, потому что не мог пренебречь нравственными правилами, внушенными мне с детства. От этого никто не застрахован.
— В жизни не встречала такого беспозвоночного ничтожества.
Я вздрогнул, как воин, которому напомнила о себе старая рана.
— Тетя Агата, я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы не упоминали слово «позвоночник». Оно пробуждает во мне воспоминания.
Дверь отворилась, и вошел Дживс.
— Сэр?
— Да, Дживс?
— Мне показалось, вы звонили, сэр.
— Нет, я не звонил.
— Прошу прощения, сэр.
Бывают минуты, когда даже под оком тети Агаты я могу проявить твердость. Увидев светящиеся умом глаза Дживса, я вдруг понял, что свалял дурака. Из-за глупых предрассудков тети Агаты, не желающей обсуждать семейные дела с прислугой, я не приник к этому благородному источнику, изливающему на меня целительный бальзам и покой. Пусть тетушка снова швыряет мне в лицо свое «Чтоб!», но я решил сделать то, что мы обязаны были сделать с самого начала — поручить дело Дживсу.
— Дживс, — сказал я, — речь идет о дядюшке Джордже.
— Да, сэр.
— Вам известны обстоятельства этого дела?
— Да, сэр.
— Вы знаете, чего мы хотим.
— Да, сэр.
— В таком случае дайте нам совет. Причем быстро. С ходу.
Я слышал, что тетя Агата глухо урчит, как вулкан перед извержением, но остался тверд. В глазах Дживса уже вспыхнул свет, означающий, что решение вот-вот будет найдено.
— Насколько я понял, вы уже навестили юную особу у нее дома, сэр?
— Да, я только что оттуда.
— В таком случае вы, несомненно, видели ее тетушку?
— Кроме нее, я никого не видел.
— Тогда, вероятно, план, который я собираюсь предложить, вам понравится, сэр. Я бы посоветовал вам устроить встречу его светлости с этой тетушкой. Она всегда выражала желание остаться жить с племянницей, когда та выйдет замуж. Встретившись с тетушкой и узнав о ее планах, его светлость призадумается. Вы, вероятно, заметили, сэр, что тетушка весьма добродушная особа, но крайне вульгарная.
— Дживс, вы совершенно правы! Кроме всего прочего, эти оранжевые волосы!
— Совершенно верно, сэр.
— Не говоря уж о пурпурном платье.
— Безусловно, сэр.
— Я приглашу ее на обед завтра и познакомлю с дядей Джорджем. Видите, — сказал я, обращаясь к тете Агате, которая все еще продолжала бурлить где-то на заднем плане, — мы сразу получили готовое решение. Я ведь вам говорил…
— Вы свободны, Дживс.
— Благодарю вас, мадам.
Несколько минут после его ухода тетя Агата, явно пренебрегая существом вопроса, разглагольствовала по поводу того, что Вустер роняет престиж семьи, позволяя лакеям задирать нос. Потом она все-таки изволила вернуться к главной теме.
— Берти, — сказала она, — завтра же ты снова пойдешь к этой девице и на этот раз сделаешь то, что я тебе велела.
— Да пропади все пропадом! У нас есть блестящий альтернативный план, основанный на тонком понимании психологии индивидуума…
— Довольно! Ты слышал, что я сказала? Мне пора. До свидания.
Она умчалась, не подозревая, что Бертрамом Вустером нельзя помыкать. Едва дверь за ней закрылась, я призвал Дживса.
— Дживс, — сказал я, — эта моя тетка и слышать не хочет о вашем прекрасном альтернативном плане, но я собираюсь неукоснительно ему следовать. По-моему, это гениальный план. Вы можете завтра привести эту женщину сюда обедать?
— Да, сэр.
— Отлично. А я тем временем телефонирую дяде Джорджу. Мы сделаем для тети Агаты доброе дело вопреки ее желанию. Дживс, что сказал по этому поводу поэт?
— Поэт Бернс, сэр?
— Нет, не Бернс. Кто-то другой. О добрых делах, которые совершаются втайне.
— «Деяния благие, что вершатся втайне… Кто их помнит!»,[85] сэр?
— Вот именно, Дживс.
Я-то думал, свершение благих деяний украдкой должно приносить человеку радость, однако не могу сказать, что предстоящая пирушка очень меня радовала. Дядюшка Джордж и сам по себе довольно неприятный сотрапезник. Обычно он завладевает застольной беседой и принимается описывать свои патологические симптомы; он и мысли не допускает, что окружающие совсем не жаждут выслушивать разные подробности, касающиеся несварения желудка. Присоедините к дядюшке Джорджу тетушку мисс Платт, и у вас получится такая компания, которая способна привести в уныние самого стойкого. Когда я проснулся на следующий день, у меня возникло предчувствие надвигающейся беды, и все утро это ощущение, постепенно усиливаясь, черной тучей нависало надо мной. К тому времени, когда Дживс принес коктейли, я совсем пал духом.
— Пропадаю ни за грош, Дживс, — сказал я. — Послать бы эту затею к черту и податься в «Трутни».
— Я могу себе представить, какое тяжелое испытание вам предстоит, сэр.
— Откуда вы знаете этих людей, Дживс?
— Я с ними познакомился через моего приятеля, камердинера полковника Мейнуоринга-Смита, сэр. Когда у моего приятеля возникло взаимопонимание с юной особой, он пожелал, чтобы я поехал с ним в «Глицинию» и познакомился с его избранницей.
— Они обручились?
— Не совсем, сэр. Просто у них возникло взаимопонимание.
— А почему они поссорились?
— Они не поссорились, сэр. Когда его светлость начал ухаживать за юной особой, она, естественно, была польщена и теперь не может сделать выбор между любовью и честолюбием. Она до сих пор официально не отказалась от взаимопонимания.
— В таком случае, если наш план удастся осуществить и дядя Джордж самоустранится, дела вашего приятеля пойдут на лад?
— Да, сэр. Сметерст — его зовут Сметерст — готов будет воскликнуть: «Это ли не цель желанная!».
— Хорошо сказано, Дживс. Сами придумали?
— Нет, сэр. Это эвонский лебедь, сэр, Шекспир.
В эту минуту чья-то невидимая рука робко позвонила в дверь и я, скрепя сердце, приготовился играть роль хозяина. Застольное испытание приближалось.
— Миссис Уилберфорс, сэр, — доложил Дживс.
— Ну как мне удержаться от смеха, когда ты, стоя у меня за спиной, будешь говорить: «Мадам, не желаете ли картофеля?», — говорила тетушка мисс Платт, вплывая в гостиную.
Мне она показалась еще неохватней, еще розовее и добродушней, чем в прошлый раз.
— Понимаете, мы с ним знакомы, — пояснила она мне, тыча в Дживса пальцем. — Он к нам заходил на чашку чая.
— Да, он мне об этом говорил.
Тетушка окинула гостиную быстрым внимательным взглядом.
— А у вас здесь шикарно, — сказала она. — Хотя по мне так лучше всего розовые обои. Они такие веселенькие. Что тут у вас? Коктейли?
— Мартини и чуть-чуть абсента, — сказал я, наполняя стакан.
Она громко вскрикнула, совсем как девочка.
— Ой! Не вздумайте поить меня этой гадостью! Знаете, что со мной творится, если я только пригублю что-то подобное? Умираю от боли. Все эти коктейли — настоящий яд для желудка.
— Я, право, не знаю…
— А я знаю. Если бы вы прослужили официанткой в баре столько лет, как я, вы бы тоже знали.
— О! Э-э… вы служили официанткой?
— Да, в «Крайтерионе». Я тогда была молоденькая. Я уронил шейкер на пол.
— Вот! А все потому, что пьете эту гадость, — нравоучительным тоном сказала тетушка мисс Платт. — У вас руки дрожат. Я всегда говорила мальчикам: «Только портвейн! Он полезный. Я и сама люблю выпить немного портвейна. Но эта новомодная американская гадость — нет и нет!» Но они никогда меня не слушали.
Я с тревогой уставился на нее. Конечно, в «Крайтерионе» в свое время служили десятки официанток, и тем не менее меня пробрала легкая дрожь. Много лет прошло с тех пор, как дядя Джордж отколол это коленце с попыткой мезальянса — он тогда еще не носил титула, — но до сих пор при упоминании о «Крайтерионе» все Вустеры содрогаются.
— Э-э… когда вы служили в «Крайтерионе», — начал я, — не встречался ли вам молодой человек с такой же фамилией, как у меня?
— Да разве я упомню фамилии? Я ужасно тупа на имена.
— Вустер.
— Вустер! А когда вы давеча заходили, мне послышалось Фостер. Вустер! Встречался ли мне молодой человек по имени Вустер! Ну и дела! Ведь Джордж Вустер — Поросеночек, как я его называла, — и я, мы собирались пожениться, только его семья про это прослышала и вмешалась. Они мне предложили кучу денег, только бы я от него отказалась, и я, как последняя дура, пошла у них на поводу. Сколько раз я о нем вспоминала! Интересно, что теперь с ним сталось? Он вам родственник?
— Пожалуйста, извините меня, — сказал я. — Хочу дать кое-какие распоряжения Дживсу.
Я пошел в буфетную.
— Дживс!
— Сэр?
— Знаете, что случилось?
— Нет, сэр.
— Эта женщина…
— Сэр?
— Это же официантка дядюшки Джорджа.
— Сэр?
— Черт побери, вы должны были слышать о дядюшкиной официантке. Вы же знаете нашу семейную историю. Это та самая официантка, на которой дядюшка хотел жениться много лет назад.
— Ах, да, сэр.
— Она единственная женщина, которую он любил. Он сам сто раз мне об этом рассказывал. После четвертой порции виски с содовой он впадает в сентиментальность и со слезами вспоминает об этой особе. Какое невезение, пропади все пропадом! Напоминание о прошлом найдет живой отзвук у него в сердце. Я это чувствую, Дживс. И она как раз в его вкусе. Едва войдя в гостиную, принялась рассказывать про свой желудок. Дживс, вы понимаете, что за этим кроется? Страшная вещь! Ведь у дяди Джорджа любимая тема — его желудок. Это означает, что они родственные души. Эта женщина и дядя Джордж просто…
— Созданы друг для друга, сэр?
— Совершенно верно.
— Весьма тревожное положение, сэр.
— Что делать?
— Не могу сказать, сэр.
— Ну тогда я скажу, что я намерен делать — телефонирую дяде Джорджу и скажу, что обед отменяется.
— Едва ли это возможно, сэр. Кажется, его светлость уже звонит в дверь.
Так и было. Дживс его впустил, и он поплелся по коридору в гостиную. Я направился за ним следом. Когда он вошел, наступило ошеломленное молчание, потом раздались удивленные восклицания, как бывает, когда старые друзья встречаются после долгой разлуки.
— Поросеночек!
— Моди!
— Вот это да!
— Моди! Будь я проклят!
— Неужто это ты!
— Господи, помилуй!
— Ты теперь лорд Яксли, подумать только!
— Стал носить титул вскоре после того, как мы расстались.
— Подумать только!
— Слушай, я просто глазам не верю!
Я отошел в сторонку и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Они, я бы сказал, в упор меня не видели, будто Бертрам Вустер уже отошел в мир иной и лишился своей телесной оболочки.
— Моди, черт побери, ты совсем не изменилась!
— Ты тоже, поросеночек.
— Как ты жила все эти годы?
— Очень хорошо. Вот только желудок дает о себе знать.
— Господи, Боже мой! Что ты говоришь? У меня тоже нелады с желудком.
— Как поем, так сразу чувствую тяжесть.
— И я, как поем, тоже чувствую тяжесть. Что ты принимаешь?
— Пищеварительный бальзам Перкинса.
— Дорогая моя девочка, он не помогает! Совершенно бесполезная вещь! Я сам его принимал много лет, и никакого толку. Знаешь, единственное, что помогает…
Когда дядюшка Джордж, усевшись рядом с тетушкой мисс Платт на диван, принялся что-то назойливо гудеть ей в ухо, я выскользнул из комнаты.
— Дживс, — сказал я, нетвердым шагом входя в буфетную.
— Сэр?
— Подавайте обед на двоих. Я не в счет. Если они заметят, что меня нет, скажите, что мне телефонировали и я ушел по срочному делу. Бертрам больше не контролирует ситуацию, Дживс. Если во мне возникнет надобность, я в «Трутнях».
— Хорошо, сэр.
Вечером, уже довольно поздно, когда я рассеянно разыгрывал снукер,[86] в бильярдную вошел один из официантов и сообщил, что тетя Агата желает говорить со мной по телефону.
— Берти!
— Да?
Признаться, я был поражен — она говорила таким тоном, будто наше дело устроилось как нельзя лучше. Она щебетала, как птичка.
— Берти, чек, который я тебе дала, все еще у тебя?
— Да.
— Порви его. Он больше не нужен.
— А?
— Я говорю, он не нужен. Твой дядюшка мне телефонировал. Он не женится на этой особе.
— Да?
— Да. Очевидно, он еще раз все обдумал и понял, что она ему не пара. Но — самое удивительное — он все-таки женится!
— Женится?
— Да, на своей давнишней знакомой, некой миссис Уилберфорс, женщине, вполне подходящей, по его словам, по возрасту. Интересно, из каких она Уилберфорсов? Есть две основные ветви этой фамилии — эссекские Уилберфорсы и кумберлендские Уилберфорсы. Помнится, существует еще младшая ветвь где-то в Шропшире.
— И еще одна в Восточном Далвиче.
— Что ты сказал? Я не расслышала.
— Ничего, — ответил я и повесил трубку.
У меня было такое чувство, будто меня пыльным мешком из-за угла стукнули.
— Дживс, — сказал я, вернувшись домой, — итак, вы полагаете, все прекрасно уладилось?
Я бросил на него осуждающий взгляд.
— Да, сэр. Между десертом и сыром его светлость официально объявил о помолвке.
— Так и объявил?
— Да, сэр.
Я сурово взглянул ему прямо в глаза.
— Дживс, по-моему, вы ничего не поняли, — сказал я спокойным холодным тоном. — После того, что здесь произошло, ваши акции значительно упали в цене. Я привык смотреть на вас, как на советника, которому нет равных. Я ловил каждое ваше слово. И посмотрите, что вы натворили. А все ваш хваленый план, основанный на психологии индивидуума. Я думаю, Дживс, бывая в обществе этой женщины, сидя с ней за чашкой чая, вы должны были догадаться, что она официантка дяди Джорджа.
— Я догадался, сэр.
— Что!?
— Я был об этом осведомлен, сэр.
— В таком случае вы должны были знать, что произойдет, когда они встретятся.
— Да, я знал это, сэр.
— Черт возьми, это уж слишком!
— Если позволите, я объясню, сэр. Молодой человек по имени Сметерст, который чрезвычайно привязан к известной вам молодой особе, — мой близкий друг. Недавно он обратился ко мне в надежде, что я смогу сделать так, чтобы указанная молодая особа следовала тому, что говорит ей сердце, и не позволила соблазнить себя богатством и знатностью его светлости. Теперь ничто не мешает союзу этих молодых людей.