— Шлите фрицев к черту, там их место.
Обнялся с Звирулько, и мужчины пошли к машине, а Лену Саша осторожно взял за
ладони. Покрытые перчатками руки были изящными и изнеженными, но он знал те
страшные отметины войны, что скрывала лайковая кожа.
— Береги себя, — попросил, еле сдерживаясь, чтобы не обнять ее, не сжать
крепко в объятьях и никуда не пустить. Никогда не отпустить. — Ты обещала
выжить.
— И ты обещал, — горло сдавило от спазмов.
— В шесть, ВДНХ, каждая суббота, Лена. Я буду ждать год, десять… Только приди,
слышишь?!
У него дергалось веко, и в глазах была такая тоска, что Лена готова была взвыть,
но она посмела лишь ткнуться губами в его щеку и прошептала:
— Я буду за тебя молиться, за вас всех. Вы должны выстоять. Не огорчай меня,
Санечка, живи!
Постояла и пошла: пора.
— Лена? Лена!
Она обернулась и грустно улыбнулась ему:
— У меня никого ближе тебя больше нет…Держись лейтенант, ты можешь.
Подошла к машине и села на переднее сиденье. «Опель» вырулил на размытую
февралем дорогу. А Дроздов все стоял как вкопанный и не мог принять тот факт,
что Лена уезжает, что неизвестно увидятся ли они вновь, что вернувшись на базу
отряда, он ее не застанет в лагере.
А впереди у ребят очень опасный путь. Здесь немцы и свои же, партизаны, подобьют
не зная, кто едет и даже фамилии не спросят. Ближе к фронту фашистские посты
чаще, проверка документов придирчивее, и свои точно так же убить могут, при
переходе.
Сердце оборвалось и как в спину толкнули Дроздова — побежал за машиной, а что
хотел?
Остановился. Стоял и смотрел на удаляющийся «Опель».
"Только выживи, умоляю! Выживи!!" — кричала душа вслед…
— Я люблю тебя, — прошептал уже тишине и безлюдности.
Почему эти слова, что всегда казались ему простыми и ничего незначащими, так и
не достигли ушей Лены. Почему он так и не смог ей их сказать? Ведь столько раз
говорил другим, что и не вспомнить, как и всех кому говорил.
А самой нужной, самой важной в его жизни — не сказал…
Исторический факт
Реальные факты, свидетельства очевидцев.
Операция была проведена силами белорусской "службы порядка" под руководством
Тараса Бульба — Боровца вокруг Мозыря.
Народное национальное партизанское движение, организованное сотрудником Абвера
Владимиром Шавель.
Только в июле 42 партизанами было проведено 460 диверсий, крушение 222 поездов,
700 платформ, вагонов. С ноября 42 по март 43 было выведено из строя более 200
километров ж.д. полотна. Совершено
2, 5 тысячи диверсий.
Добровольцы из числа военнопленных. Работали сначала конюхами, поварами,
санитарами, затем их переводили в жандармерию, формировали из них войска порядка.
С осени 41 от битвы под Москвой до осени 42 — битве под Сталинградом, был крайне
сложный и неустойчивый период, не перелома, а неясности, кто же кого победит.
В 42 году фронт катался как мячик в среднем на 250 километров туда- сюда.
Некоторые города и населенные пункты были взяты раз на пять то немецкими, то
советскими войсками.
Все это напоминало армрестлинг меж Гитлером и Сталиным, у которых на тот момент
оказалось почти равное соотношение сил. Потери 41 года в военно- техническом и
людском плане для СССР были колоссальны. У Сталина были силы за счет оттока
рабочей силы с Запада и переброски ее на Восток, за счет титанического, на
уровне героического труда в тылу на заводах и полях. Там работали даже дети, не
отходили от станков сутками. В это время у Гитлера за счет удачной летней
компании оказалось в руках много техники, боеприпасов, заводов, людских и
продовольственных ресурсов в оккупированных территориях. Многие заводы и
стратегические пункты оказались в руках Гитлера из-за того, что не успели
эвакуироваться. И в этой схватке в 42 году очень серьезную роль сыграло подполье,
партизанское движение в тылу Гитлера, и мобилизация всех сил в тылу Сталина.
Гитлеровцы изначально шли с целью образования колоний на территории СССР, шли с
уверенностью, что они высшая раса, все остальные недочеловеки. Если бы при
оккупации Западных частей Украины и Белоруссии, как ожидало враждебно
настроенное к большевикам население, только присоединенных республик, они
проявляли лояльность, то партизанское движение не стало бы столь мощной и
разрушающей изнутри врага силой. Однако своими зверствами с первых дней
оккупации, немцы сами спровоцировали даже мирных жителей к войне с ними,
стремительно изменив отношение к себе, и тем ослабили сами себя, дав движение
саботажу, крушению поездов с техникой и частями армий, срыву операций. Если бы
вся техника что была уничтожена на территории партизанской республики, все
солдаты погибшие от диверсий дошли в 42 до фронта, то не факт, что война бы не
затянулась не на четыре года, а на много больше лет. Тылы Гитлера подрывали силы
фашизма изнутри, тылы Сталина сплачивались и мобилизировались, укрепляя борьбу
против врага. Гитлер вынужден был увеличивать количество войск на оккупированных
территорий для поддержания порядка, борьбы с партизанами, растрачивая людской
ресурс, Сталин черпал живые ресурсы, минимум сил тратя на порядок в тылах. Из
стратегических эшелонов до фронта советских войск доходили фактически все, из
стратегических эшелонов со стороны немецких войск лишь 50 %. Партизаны мало
работали в координации в действиями фронтов, они фактически заставили образовать
в тылу врага еще один фронт. Потери которые они нанесли гитлеровцам были очень
значительны и сыграли значительную роль в перевесе сил в войне на сторону
советского народа.
Глава 26
— Ура!!! — пронеслось громогласное. За спинами пехоты дали залп артиллеристы и, понеслось. На подступах к городу немцев просто смели, а на улицах забуксовали.
Засевшие на верхних этажах автоматчики и минометчики, простреливали все пространство улиц и прижали батальон. Николай выглянул из укрытий, пытаясь сообразить, как гадов выкурить, и тут же отпрянул — посекло. Стер кровь над бровью, на Синицина посмотрел:
— Дельные мысли есть, лейтенант?
— Подъем!! Ура!! За Родину!! — пронеслось на улице.
— Никак майора несет! — крикнул из-за развалившейся стены здания солдат. Санин ползком к нему. Выглянул — Харченко под пули полезть решил. «Несло» того, в точку рядовой заметил — пригибаясь бежал, размахивая пистолетом и пытаясь поднять бойцов, а немец лупил с крыш и разбитых окон чудом не задевая майора.
— Куда?!… - выругался Санин. — Ложись!! — заорал.
Поздно — сняли. Харченко растянулся на камнях, но убит или ранен, не понять. По развалинам, в которых Николай с бойцами залег, шквальным огнем прошлись, только осколки кирпича в разные стороны полетели.
Санин зверея, камешки да пыль с каски стряхнул ладонью, приглядываясь к верхним этажам в доме напротив и бросил:
— Трое бойцов — слева! Ты, ты, ты, — ткнул в первых же попавшихся, развернувшись к спрятавшимся, вытянулся во весь рост за укрытием стены.
— А я прямо, — заявил лейтенант. Капитан выглянул, оценил — рискованно, но вход в подъезд прямо по курсу, метров тридцать. Если прикрыть удальца, может получиться.
— Ладно, идет, — скинул шинель, чтобы не мешалась. Сейчас без нее жарко будет.
— Еще трое — к майору! Приготовились! Пошли!!
Трое бойцов ринулись в одну сторону, трое в другую, лейтенант прямо, а остальные прикрыли шквальным огнем по окнам. Минут десять и дом был очищен от фрицев, в соседнем взвод Грызова остатки фашистских гнезд добивал.
— Вперед!! — заорал Санин, поднимая бойцов и выскочив на улицу, рванул по ней вверх. — Давай, родимые, давай!!
К ночи все вповалку лежали от усталости у руин на окраине. По городу раздавались единичные выстрелы — соседний батальон зачищал дома.
Коля курил, поглядывая на свой замызганный вид: грязный, пыльный, еще и шинель посеял. Потери батальона составляли двадцать шесть убитыми и семь человек ранеными, а это очень хорошо, учитывая, что город взяли.
Ну, и хрен с ней, с шинелью!
— Товарищ капитан, седьмой на проводе, — подбежал Мишка. Коля юркнул за ним в развалины, где связисты уже наладили связь, взял трубку:
— Докладывает капитан Санин — город взят…
— Что взят, знаю. Молодцы. Потери?
— Тридцать процентов личного состава батальона.
— Что с Харченко?
— Тяжело ранен, товарищ седьмой. Вынужден был взять командование на себя.
— Вот и бери, приказ выпишу. Утром ко мне.
И обрубил связь. Суров полковник Дягилев. Коля трубку отдал, рожу о пыли и грязи оттер. Глянул на ординарца, вытаскивая из планшета бумагу и карандаш:
— Давай к взводным и сюда их, бегом.
— Списки, да?
— Списки, Миш, да, убитых, раненых и к наградам. Все как всегда.
Парень улыбнулся:
— А шинельку-то где посеяли, товарищ капитан? Эк вы, как ребенок, не углядишь, обязательно что-нибудь случится.
— Беги, "Арина Родионовна"! — хмыкнул Санин и уткнулся в лист, писать начал наградной список. Темно, развалины, ни черта не видно. Огляделся — ну и штаб, мать их!
— Костерок хоть запалите, что ли, славяне! — проворчал сидящим солдатам.
— Сейчас, товарищ капитан, будет, — заверил молодой связист.
— И про кухню узнайте. Бойцы с утра голодные.
— Вечно они телятся, полевые-то. Это дело такое, — с пониманием закивал пожилой сержант.
— Желудку на их помехи все равно. Сходи узнай, отец, где их черти носят.
— Да, чего не сходить? Сделаю, товарищ капитан. Вы вот зажигалочку возьмите, трофейная, — подал, огоньком осветив записи.
— Спасибо, — на камни рядом пристроил — все свет, а то пишешь наугад. Утром такую дешифровку полковник в ответ устроит, мало не покажется.
— Да, а, — махнул сержант рукой и трусцой по улице побежал в темноту.
А Коля вывел:
"Особо отличившиеся в боях за взятие Славянска". И из головы вылетело:
— Число сегодня какое, кто помнит? — крикнул в темноту.
— Так девятнадцатое!
"19 февраля 1943 года", — вывел капитан.
Они стояли на КПП и ждали своей очереди на проверку документов, переглядываясь исподтишка.
Все прошло более чем удачно. Первый патруль вызвал серьезное напряжение, хотелось не разговаривать, а ударить по фрицам из стволов. Дальше дело пошло уже более спокойно, но напряжение все эти дни все равно не отпускало. Шутка ли — по тылам фашистов открыто двигаться. Только и ждали засады своих и подозрения от врагов, и каждую минуту готовы были вступить в бой. Правда на блок-постах, завидев женщину, офицеры Лене больше строили глазки и пытались навязать сопровождение, чем проверяли документы, а она вымучивала в ответ кокетливые улыбки, внутренне сгорая от желания расстрелять этих "галантных кавалеров".
Она же все боялась вызвать подозрение. Ведь это, очевидно, приди кому в голову подумать: а что здесь делает машина с юристом из рейхканцелярии? Не проще ли было отправить специалиста самолетом? И все — начались бы досмотры, проверки, их задержали бы.
— Почти добрались, — постукивая пальцами по рулевому колесу, протянул Тагир, глянул в зеркало обзора: за «Опелем» уже пристроились грузовики с пехотой, и впереди скопилась техника. На подъездах к линии фронта дороги были забиты и чем ближе к гулу канонады, тем сильнее пристальнее и придирчивее проверяют документы, тем больше контрольно — пропускных пунктов, тем сильнее охрана.
На этом КПП, зажатые со всех сторон войсковыми частями, бойцы чувствовали себя неуютно и сильно нервничали. До фронта, судя по грохоту, рукой подать, но каждый понимал — заподозрят что — не прорваться, это будет их конечным пунктом.
— Обидно бы было, — протянул Костя, поглядывая в окно: слева, справа, позади, впереди — немцы. Случись что — ни единого шанса уйти.
Машина стояла, тревога росла.
Лена то и дело оглаживала полы шинели на коленях.
— Не нервничай, — бросил Тагир, заметив сумятицу девушки. — Не первая проверка.
— Фронт близко — слышишь, ухает что-то.
— Не близко. До него еще идти и идти.
— Пешком придется.
— Ежику ясно.
— Если что, можно уйти влево, — заметил Звирулько. Слева действительно можно было уехать, обогнув грузовик и уйти на пустое пространство, в сторону леса. Конечно, на дороге они будут, как на ладони, с одного выстрела подбить можно будет — вон «пантер» с десяток двигается вниз. Разверни дуло и жахни — от «Опеля» только воспоминания останутся. Но шанс есть шанс, случись что, любую лазейку использовать придется.
— Если получится.
— Хреновый вариант, но другого нет.
Справа они вовсе были прижаты бортом грузовики с пехотой, позади крытые машины с автоматчиками. Куда не глянь — везде амба.
— Вот жахнули бы сейчас по ним зенитками, из всех стволов. Представляете, сколько бы здесь этих гадов легло? — размечтался Костя.
— Не сыпь соль на рану, — буркнул Тагир.
— Смолкли, — приказала Пчела, поправляя пилотку и готовя дежурную улыбку — к машине двигался хищного вида дежурный офицер и двое автоматчиков.
Девушка приоткрыло окошко.
— Ваши документы, — наклонился к ней мужчина. Судя по замороженному лицу, ему было ровно на женщину и ее улыбки. Взял протянутые книжечки, цепким взглядом обвел сидящих в салоне и начал придирчиво изучать каждый документ.
— Выйдите, пожалуйста, — приказал.
— Зачем? Что-то не так господин обер-фельдфебель? — открыв дверцу, развернулась к нему девушка. Закинула ногу на ногу, выказывая обтянутые чулочками ножки во всей красе. На офицера впечатления не произвели, бросил сухо:
— Прошу вас выйти.
— Хорошо. В чем дело? — вытянулась у машины, и зубы стиснула. За те дни, что они добирались сюда, раны видимо воспалились и нестерпимо жгли, да и покушать не было ни времени, ни возможности и голод давал о себе знать выматывающей, неконтролируемой слабостью.
— Вы двигаетесь в штаб армии «Центр»?
— Да.
— Повод?
— Эта информация не подлежит разглашению, — сухо отчеканили Лена.
Мужчина внимательно посмотрел на нее:
— У вас интересный акцент.
— Я из Баварии. В этом причина нашей задержки, офицер?
— Я прошу всех выйти из машины и проследовать за мной, нужно кое-что выяснить.
Ситуация становилась опасной. Тагир приготовился нажать на газ, Костя схватить автомат.
— В чем дело?! — потребовала Лена ответа. — Нас и так задерживали на каждом пункте! Вы понимаете, что срываете наше прибытие в штаб в срок?! Генерал будет очень недоволен. Боюсь, вам придется расстаться со званием и этим теплым местом, — прищурилась холодно и презрительно, гордо вскинув подбородок. — В котором вы развели бардак! Я обязательно доложу генералу о беспорядках на этом КПП! Там идут бои, — указала в сторону леса и отблесков по кромке неба впереди, откуда доносился грохот. — А вы держите войска на месте, создавая скопление. Тем задерживаете подход подкрепления нашим героям, которые умирают от пуль большевистских скотов! Подвергаете войска опасности авианалета и делаете услугу авиации противника!