Андрей Воронин
© Современный литератор, 2006
Глава 1
Грузовик — вернее, то, что от него осталось, — лениво догорал, перегородив собой узкую грунтовую дорогу, зажатую между двумя относительно пологими, поросшими предательской «зеленкой» склонами. На покореженной стальной раме виднелись обугленные остатки разнесенного в щепки кузова; согнутые и перекрученные взрывной волной металлические дуги, на которых прежде крепился брезентовый тент, нелепо и страшно торчали в разные стороны, как кости обглоданного рыбьего скелета.
Смятая взрывом кабина с распахнутыми настежь дверцами была сорвана с креплений и съехала вперед, бессильно упершись решеткой радиатора в каменистый грунт. В пыли мертво поблескивали осколки стекла, по обуглившейся, ощетинившейся пучками металлического корда резине колес еще перебегали бледные язычки пламени.
Вокруг грузовика, прямо на дороге, валялись тела, лежавшие там, куда их отбросило взрывной волной. Эти черные бесформенные кучки обгорелого тряпья было легко принять за что-то другое — за остатки груза, например, — если бы… Словом, если бы не знать, что это такое на самом деле.
Старательно контролируя выражение лица, генерал отложил фотографию в сторону и бегло просмотрел другие снимки, сделанные крупным планом. Ничего нового они ему не сказали. Обгоревшие до полной неузнаваемости, изуродованные тела могли принадлежать кому угодно. В душе на какой-то краткий миг вспыхнула слабенькая надежда, что все это какая-то нелепая ошибка, дурацкий розыгрыш или даже провокация, но генерал тут же взял себя в руки. Если бы существовала малейшая возможность ошибки, хотя бы тень сомнения, намек на неточность, эта информация ни за что не легла бы к нему на стол, а если бы и легла, то в несколько ином виде: дескать, взгляните, товарищ генерал, есть подозрение, что это наши люди, но око еще нуждается во всесторонней проверке…
Увы, сомнений не было. Генерал снова перебрал фотографии, остановившись на одной. Здесь была крупным планом снята правая рука одного из убитых — полураскрытая окровавленная ладонь и часть предплечья, торчащая из горелого рукава камуфляжной куртки. На чудом уцелевшем клочке не тронутой огнем кожи с внутренней стороны предплечья отчетливо виднелась татуировка — повернутая острием вниз оперенная стрела и маленькая пятиконечная звездочка.
Полковник с молодым лицом и совершенно седой, белой как снег прической, заметив, какую фотографию разглядывает генерал, грустно покивал головой. Генерал уловил это движение боковым зрением и, подняв голову, посмотрел на полковника поверх очков.
— Ошибка исключена? — все-таки спросил он, поддавшись минутной слабости.
— Исключена, Георгий Альбертович, — негромко ответил полковник. — К сожалению, сомнений нет — это группа Донцова.
— Дьявол! — генерал оттолкнул от себя фотографии, и те веером рассыпались по гладкой, как олимпийский каток, поверхности стола. — Ведь не мальчишки зеленые! Как такое могло произойти?
Полковник снова кивнул — машинально, не столько соглашаясь со словами генерала, сколько вторя собственным мыслям. Группа майора Донцова являлась одним из тех подразделений, о существовании которых в мирное время мало кто догадывается и которые без лишнего шума решают судьбы военных кампаний, вооруженных конфликтов, а бывает, что и целых государств. В действующей армии о них ходят легенды, две трети которых очень далеки от действительности. Эти люди появляются в нужное время в нужном месте, быстро выполняют задачу и бесследно исчезают. Потери среди них редки и почти всегда случайны; урон, наносимый ими противнику, огромен и, как правило, невосполним. Если спецназ — элита любого рода войск, то эти люди — элита спецназа, и каждый из них стоит доброго взвода бывалых, обстрелянных солдат. И тем не менее состоят эти люди из обыкновенной плоти и крови, и снимки, лежащие на столе у Георгия Альбертовича, служат тому очередным подтверждением…
— Это была засада, товарищ генерал, — все так же негромко, словно у постели больного или у открытого гроба, заговорил полковник. — В кустах справа от дороги обнаружен использованный тубус от ПЗРК «Стрела»…
— «Стрела»?!
Полковник снова ограничился молчаливым кивком. Изумление генерала было ему понятно. Переносной зенитно-ракетный комплекс «Стрела» способен сбить современный реактивный истребитель; денег он стоит сумасшедших, и раздобыть его очень нелегко. Даже при бардаке и коррупции в армии до сих пор не было отмечено ни одного случая, когда «Стрелу» использовали для стрельбы по такой мизерной мишени, как грузовик с полудюжиной людей в кузове. Вот уж действительно из пушки по воробьям…
— «Стрела», — задумчиво повторил генерал. — Значит, нападение было не случайным. Эти сволочи очень хорошо знали, на кого охотятся, и постарались решить все одним махом…
— К сожалению, это им удалось, — вставил полковник. — Донцов и его группа погибли сразу, не успев сделать ни единого выстрела. Именно этого противник, похоже, и добивался. Они знали, с кем придется иметь дело, и боялись, что, если у Донцова будет хотя бы один шанс, он его использует. Так что шансов выжить у ребят, к сожалению, действительно не было…
— Что ты заладил: «к сожалению, к сожалению»? — взорвался генерал. — Толку мне от твоих сожалений! Сожалеть и дурак может, это проще всего. Я тебя спрашиваю как такое могло произойти? Ну, что молчишь? Докладывай!
— Утечка информации на месте исключена, — сказал полковник, — по той простой причине, что о маршруте и задачах группы не знал никто, кроме ее членов. Донцов имел приказ передвигаться по возможности скрытно, не привлекая к себе внимания, а на случай проверки документов ему был выдан пропуск, составленный таким образом, чтобы отбить у любого здравомыслящего начальника патруля охоту задавать вопросы. Следовательно, если утечка действительно имела место, произошла она либо здесь, в Управлении, либо ее источником стал один из членов группы.
— Что за бред ты несешь, Петр Игнатьевич, — устало произнес генерал. — Тех, кто знал об операции, по пальцам можно пересчитать, и все они сто раз проверены и перепроверены, все перед нами, как под микроскопом. А что до группы Донцова… Да кем же надо быть, чтобы по собственной воле подставляться под выстрел из «Стрелы»? Это все равно что играть в русскую рулетку с полным барабаном…
— Тогда это случайность, — упрямо наклонив седую голову, сказал полковник.
Его поза и тон свидетельствовали о том, что он скорее поверит в байки о летающих блюдцах, чем в такую случайность, о какой шла речь.
— Хороша случайность, — вздохнул генерал, — из «Стрелы» по тентованному «Уралу», в котором, может, и вовсе ничего нету… Нет, Петр Игнатьевич, ты прав, конечно: утечка информации была, но вот откуда — ума не приложу! Людей опознали?
— Не всех, товарищ генерал. Некоторые… Ну, словом, вы сами понимаете. Это все-таки не граната. Количество убитых совпадает с численностью группы, все опознанные были ее членами, у одного из неопознанных также обнаружена татуировка на правом предплечье. Кроме того, именные медальоны соответствуют тем, которые были выданы нашим людям перед отправкой в рамках временной легенды. Провести генетическую экспертизу еще не успели…
— В этом нет нужды, — оборвал его генерал. — И без экспертизы ясно, кто они такие. Эх, Донцов, Донцов…
— Прикажете готовить к отправке новую группу? — спросил полковник.
— Нет, — отрезал генерал, — не прикажу. Этак у нас скоро совсем людей не останется. Надо еще раз проверить всех, кто имел отношение к подготовке операции, в том числе и технический персонал, — всех, кто был задействован в обработке данных, имел доступ к компьютерам или хотя бы появлялся в этой части здания. Проверку произвести негласно и в кратчайшие сроки, о результатах доложить мне лично. А потом придется разработать новый план. Вопросы есть? Выполняйте!
Полковник вышел. Генерал по укоренившейся привычке сложил разбросанные по столу фотографии в папку, с ненужной старательностью завязал тесемки и спрятал папку в сейф. Потом встал, подошел к окну и, потянув за шнур, раздвинул тяжелые портьеры, которые разошлись с негромким шорохом, скользя по невидимому стальному пруту.
За широким, отмытым до полной прозрачности окном шумела вечерняя Москва. В наливающемся густой синью небе вспыхивали разноцветные огни реклам; со стены дома напротив на генерала смотрел загорелый белозубый красавец в ковбойской шляпе, с пачкой «Мальборо» в руке. Генерал на миг представил себе, как выглядел бы этот франт, окажись он вместе с группой Донцова в той злосчастной машине. Небось не улыбался бы, чертов сын… Наверное, все те, кто суетился в данный момент внизу, на освещенной яркими ртутными лампами площади, и те, кто проносился мимо в дорогих авто, чувствовали бы себя немного иначе, если бы оттуда, со стены, на них смотрело не изображение рекламного ковбоя, а одна из тех фотографий, что лежали сейчас на верхней полке сейфа, надежно скрытые от всего мира толстой стальной дверцей с секретным кодовым замком. Наверное, даже те, кто затеял эту дикую, варварскую бойню, запели бы по-другому, если бы на тех фотографиях были изображены их сыновья или хотя бы племянники.
Георгий Альбертович недовольно дернул щекой, прогоняя ненужные мысли. Не пристало генералу рассуждать с позиций обывателя; а если такие рассуждения все чаще и чаще сами по себе лезут в голову, значит, настало самое время уходить в отставку — подальше от вопросов государственной безопасности, поближе к бревенчатому домику на зеленом пологом берегу Оки и к дощатым мосткам, с которых так хорошо удить на зорьке плотву и красноперку… И пропади они все пропадом — все, сколько их есть по обе стороны баррикад!
Генерал вернулся к столу, тяжело опустился в глубокое кожаное кресло, закурил сигарету и покосился на сейф, но доставать оттуда папку с фотографиями не стал. Он и так помнил каждый снимок во всех подробностях — стоило закрыть глаза, и фотографии сами собой возникали перед мысленным взором, куда более живые и яркие, чем на самом деле. Вот, к примеру, рука с вытатуированной на предплечье стрелкой и звездочкой. Такие татуировки были у всех членов группы Донцова, хоть такие вещи и запрещались Уставом. На войне всяческие условности наподобие соблюдения формы одежды и субординации отлетают с людей, как шелуха, оставляя голую суть. Суть Донцова и его людей не вызывала сомнений: это были профессиональные убийцы высочайшего класса; это были матерые волки, прирученные и натасканные для охоты на других волков. По этой причине, а также в силу некоторых других, не имевших прямого отношения к делу обстоятельств генерал не испытывал к Донцову теплых чувств: для него майор был просто инструментом, потеря которого вызывала не печаль и, уж конечно, не горе, а всего лишь сильное раздражение.
А еще эта потеря вызывала в душе генерала чувство, подозрительно похожее не облегчение. Да, Донцов был хорошим инструментом, безотказным и точным, однако всякий раз, прибегая к его услугам, генерал испытывал легкое опасение, словно забивал гвозди осколочной гранатой. Именно те качества, которые делали Донцова практически незаменимым в определенного рода делах, рано или поздно неизбежно послужили бы причиной возникновения больших проблем. Иметь под рукой натасканного для охоты на себе подобных волка хорошо в дремучем лесу; если же ты держишь дикого зверя в городской квартире и водишь его гулять на собачью площадку, неприятностей не миновать. Поэтому, несмотря на провал тщательно разработанной операции, несмотря на то, что где-то здесь, в этом здании, возможно, затаился предатель, сливавший секретную информацию бандитам самозваного президента Дудаева, генерал испытывал-таки облегчение оттого, что Донцов погиб.
В конце концов, если на минутку допустить, что на свете есть Бог, ничего другого просто нельзя было ожидать. Слишком часто Донцов словом и делом бросал Ему вызов, слишком много за ним числилось смертных грехов, приумножение которых майор полагал делом своей жизни. Он был убийца, но этим далеко не все сказано: Донцов получал от своей работы удовольствие, и чем грязнее была эта работа, тем ярче разгорался в его серых глазах безумный огонек.
Да и способ, которым кто-то разделался с майором и его группой, здорово смахивал на проявление гнева Божьего: с небес опустился указующий перст, и те, кого он коснулся, мгновенно умерли в ослепительной вспышке яростного пламени. Пожалуй, бородатый бандит, который с именем Аллаха на устах одним движением указательного пальца превратил Донцова в кусок обугленного мяса, впервые в жизни действительно выполнял волю небес. Ведь все религии согласны в одном: Бог един, только люди зовут Его по-разному…
Генерал потушил в пепельнице коротенький окурок и сейчас же закурил очередную сигарету. В голову снова пришла соблазнительная мысль об отставке. Да, если генерал ФСБ начинает размышлять на подобные темы, да еще в самый разгар рабочего дня, когда у него дел по горло, в самый раз подумать об уходе на пенсию. Видно, и впрямь подоспело время отойти от дел и подумать о душе…
Сняв трубку внутреннего телефона, генерал приказал принести в кабинет чаю, а потом откинулся на спинку кресла, прогнал посторонние мысли и принялся сосредоточенно продумывать план новой операции, делая какие-то понятные ему одному пометки на листке старомодного перекидного календаря, сообщавшем, что на дворе стоит май тысяча девятьсот девяносто первого года.
* * *
Почти в ту самую минуту, когда генерал ФСБ Никольский привычным усилием воли прогнал посторонние мысли о Боге, дьяволе и том месте, которое занимал покойный майор спецназа Донцов, на глухом таежном полустанке, расположенном на подступах к Салаирскому кряжу, остановился запыленный пассажирский состав.
Стоянка была недолгой. Не прошло и минуты, как локомотив издал сиплый свисток, поезд тяжело вздрогнул, залязгал буферами и медленно тронулся с места, оставив на скрипучем дощатом перроне единственного высадившегося здесь пассажира.
Вскоре пыльная зеленая змея поезда затерялась в синеватой дымке, что окутывала поросшие вечнозеленым хвойным лесом пологие холмы предгорья, и на перроне стало тихо. Убегая вдаль, весело сверкали на весеннем солнце стальные рельсы, от разогретого щебня железнодорожной насыпи пахло соляркой и мазутом. Легкий ветерок, забавляясь, катал по пустой платформе парочку случайных окурков, играл отставшим уголком укрепленного на стене станционной постройки плаката «Их разыскивает милиция».
Приезжий заметил, что слово «разыскивает» написано через «о», и его обветренные губы тронула едва заметная улыбка: чем дальше забирался он в глубь знакомых до боли, ставших едва ли не родными мест, тем заметнее отступала цивилизация, отваливаясь кусками, как окалина, и оставаясь позади — там, в городах и на крупных железнодорожных узлах. С каждой новой сотней пройденных километров этот процесс ускорялся, становясь все заметнее, и приезжего это вполне устраивало: он и цивилизация весьма скверно уживались друг с другом.
Станция называлась Ручей, о чем свидетельствовала сверкающая свежей, недавно нанесенной краской вывеска на фронтоне дощатой хибары, тщетно пытавшейся сойти за железнодорожный вокзал. В окне справа от служебного входа была открыта форточка, и ветер доносил оттуда вкусный запах стряпни. Какая-то лесная пичуга — коричневато-зеленая, почти цвета хаки — уселась на конек крыши, но тут же, испугавшись чего-то, вспорхнула и стремительно, как пуля, унеслась прочь. Приезжий проследил взглядом за ее ныряющим полетом, полной грудью вдохнул чистый, как утренняя роса, напоенный хвойным ароматом воздух и, подняв с земли, небрежно забросил на правое плечо полупустой армейский рюкзак с широкими стегаными лямками.
Его громоздкая, плечистая фигура в потрепанном полевом камуфляже, из-под которого виднелся старенький свитер с растянутым горлом, и заметно стоптанных армейских ботинках привлекла внимание дежурного милиционера, который скучал на скамейке в тени станционного здания, коротая время в компании лохматой дворняги. Сержант нехотя поднялся и неторопливо двинулся наперерез приезжему, который, ловко закурив на ходу, шагал вдоль перрона к скрипучей деревянной лесенке, украшенной облезлой фанерной стрелкой с издевательской надписью «Выход в город». Таких лесенок было две; они располагались по обе стороны станционного здания и вели мимо него на пыльную привокзальную площадь, где в тени закрытого на ржавый амбарный замок продовольственного магазина стоял одинокий рейсовый автобус, имевший такой вид, словно стоит тут уже лет сто и намерен стоять дальше — ныне, и присно, и во веки веков, аминь.