— Это Админий! Открой ворота, оптион! Да живей!
Бойцы охранного отделения сняли засов и потянули на себя створки ворот. Расчету метательной машины Катон приказал приготовиться к выстрелу.
— Цельтесь в преследователей. Стреляйте, как только будете уверены, что не заденете беглецов!
Когда преследователей и преследуемых разделяло всего около тридцати локтей, Админий и его телохранители, уже увидев, что ворота открыты, одновременно резко бросили коней в сторону, уходя с траектории возможного выстрела. Он последовал незамедлительно. Легионер потянул за рычаг, послышался громкий щелчок, и тяжеленная металлическая стрела, угодив скакавшему впереди бритту в горло, пробила его насквозь и вонзилась в косматый лоб лошади, мчавшейся следом. И всадник, и конь упали прямо под копыта остальных лошадей. Погоня сбилась с темпа, верховые перемешались, и это позволило беглецам выиграть драгоценные мгновения. Завидев открытые ворота, вожак бриттов понял, что живым уже никого не возьмешь, и метнул вдогонку Админию копье. Темное древко прочертило воздух, и узкое острие вонзилось Админию в бок. Тот повалился на шею своего коня, и все трое преследуемых влетели в спасительные ворота. В тот же миг легионеры Катона перекрыли проход, сомкнув щиты и выставив копья. Преследователи осадили коней и, держась на расстоянии, принялись осыпать римлян проклятиями. Их раскрашенные физиономии искажала ярость.
— Копья к бою! — скомандовал Катон со сторожевой башни. — Бросай!
Отделение выполнило приказ, что мгновенно добавило к уже валявшимся на земле варварам еще двоих и парочку лошадей. Остальные развернулись и, пригибаясь к конским гривам, чтобы не стать легкой мишенью, галопом понеслись прочь.
Легат, а за ним и Катон сбежали по лестнице вниз и подбежали к Админию, который, свалившись с лошади, лежал на спине, тяжело дыша и смежив веки от боли. С той стороны, куда вошло вражеское копье, туника насквозь пропиталась кровью.
— Он ранен!
Веспасиан повернулся к своей конной страже с приказом немедленно скакать в главный лагерь и срочно доставить оттуда хирурга. Услышав голос легата, Админий открыл глаза и попытался приподняться на локте.
— Не напрягайся. Лежи спокойно. Я послал за лекарем. — Веспасиан опустился возле Админия на колени. — Вижу, на сей раз твои переговоры с вождями были не слишком успешными.
Админий, лицо которого побелело от потери крови, все-таки приподнялся и вцепился в застежку на плаще легата. Катон рванулся было к нему, но он отмахнулся.
— М-мне нужно что-то тебе сказать, — с трудом выдавил из себя Админий. — Предупредить.
— Предупредить?
— Заговор. Они хотят убить вашего императора.
— Что?
— Подробностей я не знаю… Слышал только один разговор на последней встрече вождей.
— Что ты слышал? Скажи мне.
— Я присутствовал там… тайно, потому что на встречу явился и Каратак, пытавшийся как всегда подбить вождей выступить вместе с ним против Рима. Один из его советников… пьяный… начал хвастаться, что захватчики скоро покинут остров… что, как только император будет убит, среди римлян вспыхнет усобица. Этот человек сказал мне еще, что удар нанесет бритт… но всю необходимую помощь ему окажет римлянин.
— Римлянин? — Веспасиан не смог скрыть потрясения. — А этот советник Каратака называл какие-нибудь имена?
Админий покачал головой.
— Он бы спьяну назвал, да не успел. Его призвал к себе Каратак.
— А Каратак знает, что его человек проболтался?
Админий пожал плечами:
— Не знаю.
— Эти люди, гнавшиеся за тобой… может быть, их потому и послали в погоню?
— Нет. Мы наткнулись на них. Они не следовали за нами.
— Понятно.
Веспасиан помолчал и повернулся к Катону.
— Все слышал?
— Так точно, командир.
— Так вот, ты ничего не слышал! Ни о чем, сказанном Админием, ты не обмолвишься ни словом. Ни единым словом, пока я лично не дам тебе разрешения. Никому. Понял?
Вечером, по возвращении в главный лагерь, Веспасиан отпустил эскорт и отправился прямиком к командующему. Насупленные брови шагавшего вдоль рядов палаток легата свидетельствовали о его нешуточной обеспокоенности. Разумеется, все, что слышал Админий от советника Каратака, могло оказаться не более чем пустой болтовней пьяного варвара, решившего показать случайному собеседнику, какой он большой, посвященный во многое человек. Однако, особенно учитывая тот факт, что в руках дикарей каким-то образом оказалось огромное количество римского оружия, пренебречь этим сообщением было нельзя. Все это в совокупности наводило на мысль о реальном и серьезном заговоре. Возможно ли, чтобы «освободители» уже раскинули свои тайные сети даже в дикой Британии? Если так, они и впрямь представляют собой силу, с которой нельзя не считаться. А если информация Админия имеет под собой почву, значит, в армии завелся предатель.
Первым делом Веспасиан, естественно, подумал о Вителлии. Ради своей корысти этот человек предал бы всех и вся, но вот в какой мере он готов рискнуть собственной жизнью? Веспасиан не настолько хорошо знал трибуна, чтобы ответить с уверенностью на этот вопрос. Неужели Вителлий настолько самонадеян и неосторожен, что может ради своих непомерных амбиций пренебречь осторожностью и благоразумием? Что-то не верится.
Да и вообще, почему изменника, намеревающегося подготовить убийство монарха, нужно непременно искать среди военных. Мало ли всякой гражданской шушеры, вечно таскающейся за армией. Тут тебе и работорговцы, скупающие по дешевке пленных, и виноторговцы, сбывающие свой товар солдатам, и земельные спекулянты, составляющие карты лучших сельскохозяйственных угодий, чтобы приобрести их по дешевке, как только императорская казна объявит распродажу, и прочий лагерный сброд, которого сейчас, когда победоносная армия остановилась у реки Тамесис, толчется вокруг просто хренова туча. А возможно, предатель кроется в свите самого императора. Это логично, ведь, чтобы подготовить такое убийство, нужно занимать высокое положение и иметь доступ ко двору…
Стоило Веспасиану подумать об этом, как сердце его упало. Внезапно он почувствовал себя очень усталым и совершенно подавленным. В императорской свите состояла и Флавия.
Все его ужасные страхи и подозрения относительно женщины, которую ему так хотелось безгранично и беззаботно любить, всколыхнулись с новой мучительной силой. Как она могла? Как могла она пойти на такой риск? Поставить под удар не только себя, но и их сына Тита? Как могла она, жена и мать, подвергнуть своих близких такой опасности?
Но, попытался убедить он себя, почему именно Флавия? Почему она, мало ли у Клавдия недоброжелателей? Убийство вполне может готовить кто-то другой. Скорее всего, она тут ни при чем!
Впрочем, какова бы ни была правда, но если заговор с целью убить императора действительно существует, об этом необходимо срочно известить командующего Плавта.
Независимо от риска для Флавии.
ГЛАВА 39
Веспасиан прибыл к штабному шатру как раз в тот момент, когда оттуда вышел командующий. Он был в полном парадном облачении, и его золоченый шлем и нагрудник ярко сверкали в лучах послеполуденного солнца. Собравшиеся вокруг него старшие командиры выглядели не менее впечатляюще. К командующему и сопровождающим его лицам уже подводили великолепных, ухоженных лошадей.
— А! Вот и ты, Веспасиан. Я полагаю, день прошел хорошо?
— Командир, мне нужно сообщить тебе кое-что с глазу на глаз.
— С глазу на глаз? — Плавт досадливо поморщился. — Тогда с этим придется подождать.
— Невозможно, командир. То, что я хочу сказать, ты должен узнать прямо сейчас, не откладывая.
— Послушай, чего я никак не могу отложить, так это встречу императора. Он со своим сопровождением уже находится за холмами на той стороне реки. Скоро он вступит в южный лагерь, и мы должны встретить его подобающим образом. Так что ступай к себе, надевай парадное облачение и догоняй нас.
— Командир…
— Веспасиан, приказ ясен? Будь добр, выполняй!
К шатру подвели лошадей, и Авл Плавт, не оглядываясь больше на Веспасиана, вскочил на лоснящуюся черную кобылу и, натянув поводья, взял с места в легкий галоп, направив животное к только что завершенному мосту. Штабисты вскочили на коней, чтобы не отстать от командующего. Веспасиан, прикрыв ладонью рот от поднятой копытами пыли, проводил кавалькаду взглядом, раздраженно хлопнул себя по бедру и зашагал в расположение своего легиона.
Клавдий и сопровождающие его войска прибыли бы в лагерь на южном берегу Тамесиса как раз перед сумерками, если бы не Нарцисс. По его распоряжению колонна остановилась на подступах к последней гряде холмов, в то время как вольноотпущенник в закрытом портшезе отправился в лагерь, чтобы подготовить все для такой торжественной церемонии, план каковой был известен только ему. Когда великолепно отделанные носилки остановились перед блистательными шеренгами сгоравших от нетерпения командиров высшего эшелона, все полагали, что сейчас увидят самого императора. Носильщики с выверенной аккуратностью опустили портшез на землю, подскочившие слуги отдернули расшитые золотом шелковые занавески. Закачались плюмажи шлемов, люди вытягивали шеи, чтобы не упустить момент появления Клавдия.
В следующее мгновение по рядам прокатился вздох разочарования. Вместо императора из портшеза выбрался Нарцисс. Он огляделся по сторонам и кивнул командующему:
— Привет, Плавт! Славный, славный у тебя здесь лагерь. — Нарцисс помолчал, глядя на пурпурные плащи и сверкающие доспехи. — Весьма тронут. Я, разумеется, благодарен за столь теплый прием, но, право же, не стоило так беспокоиться.
Авл Плавт стиснул зубы в попытке совладать с приступом бешенства, а вольноотпущенник с широчайшей улыбкой пожал ему руку.
— Ну что ж, если официальная часть закончилась, нам пора приступить к делу и подготовиться к встрече императора. Распорядись, чтобы твои штабные помогли мне с организацией. Остальные могут идти и заняться… заняться всем тем, чем занимаются офицеры в промежутках между сражениями.
Пока командиры в досаде и раздражении расходились, Нарцисс уже начал распоряжаться, и вскоре множество людей засновало по лагерю, добывая все необходимое для достижения того эффекта, к какому стремился доверенный секретарь императора.
Веспасиан, принявший ванну, надушенный и облаченный в парадный наряд, умудрился присоединиться к командирам, вновь собравшимся возле штаба, как раз к началу торжественной церемонии.
Уже после того, как последние лучи заходящего солнца были поглощены мраком наступающей ночи, хриплый рев труб у главных ворот возвестил о прибытии Клавдия.
По обе стороны пути от ворот к вымощенной деревом главной площади лагеря стояли легионеры, высоко державшие пылающие факелы. В оранжево-золотых отблесках пламени в лагерь, печатая шаг, вошла первая преторианская когорта. Столичные гвардейцы в своих безукоризненных белых одеяниях выглядели просто прекрасно, но у солдат строевых частей, которым пришлось пробиваться к реке Тамесис с боями, вид этих щеголей вызывал затаенное раздражение. Когорта за когортой сопровождавшие императора войска выходили на плац перед подиумом и выстраивались ровными рядами. Потом снова грянули трубы, но на сей раз их медный зов сопровождался и другими трубными звуками, едва ли знакомыми многим римлянам и уж точно не знакомыми никому из бриттов.
На дороге между мерцающими факелами, тяжело ступая, появились огромные слоны, причем на первом из них ехал сам Клавдий.
— Виват император! — грянул громовой клич легионов. — Виват император!
Солдаты отдавали традиционную дань уважения верховному главнокомандующему всеми войсками империи.
Клавдий восседал позади погонщика на специально изготовленном и хитроумно прикрепленном к спине серого великана троне. Серебряный нагрудник императора был инкрустирован рубинами и изумрудами, вспыхивавшими в свете факелов, как красные и зеленые глаза фантастических тварей, с его плеч ниспадал струящийся плащ царственного пурпурного цвета. На челе Клавдия красовался золотой венец, словно мерцающий сам по себе, а не в отблесках пламени.
При всей величественности этого зрелища, главному участнику представления не помешало бы отрепетировать свой выход. Со стороны казалось, будто слон ступает плавно и равномерно, однако животное было настолько огромно, что находящегося на его спине императора весьма сильно качало.
С непривычки Клавдия может даже слегка мутило, а чтобы венец не сползал с головы, ему приходилось то и дело придерживать его руками. Во всех прочих отношениях, как рассудил Веспасиан, Клавдий выглядел вполне прилично.
Погонщик слонов остановил гиганта, который влек на себе императора, и, понуждая его выкриками и ударами, заставил опуститься пониже. Хорошо обученный слон подогнул передние колени, император, все еще бесстрастно махавший приветствовавшим его войскам, чуть было не слетел со своего кресла и сохранил равновесие (а с ним и достоинство), лишь резко откинувшись назад и схватившись за подлокотники. Клавдий-то усидел, однако венец свалился-таки с его головы на спину слона и, скользнув по серому боку, упал бы на землю, не подхвати его на лету одной рукой вовремя подскочивший Нарцисс. Потом слон опустил и заднюю часть своего весьма грузного тела, а император потянул за скрытый рычаг, в результате чего одна из боковин трона, опустившись, преобразовалась в лестницу, позволившую ему сойти на землю.
— О, какая хитрая механика! — восхищенно воскликнул стоявший рядом с Веспасианом Вителлий.
Император спустился со слоновьей спины, водрузил на место подсунутый ему Нарциссом венец и, прихрамывая, направился навстречу командующему своей армией.
— Мой дорогой Авл Плавт. Я в-с-сем сердцем рад видеть тебя снова!
— Это удовольствие и честь для меня, Цезарь, — изрек Плавт и склонил голову.
— Т-т-ты очень любезен.
— Надеюсь, путешествие было приятным.
— Нет. Н-не совсем. Слегка ш-штормило, после того как мы покинули Остию, и дороги в Галлии требуют ремонта. Но зато как меня принимали! Знаешь, Плавт, уже здесь, в Британии, гарнизон каждого укрепления, мимо которого мы проезжали по пути из Рутупия, приветствовал меня как своего императора! Искренне, с радостью! Что скажешь, а?
Глаза императора горделиво блеснули, но воодушевление пробудило издавна донимавший его нервный тик. Голова дернулась, и венец чуть было не свалился снова. Правда, на сей раз он удержался, но съехал и навис над левым глазом, так что стоявшему позади Клавдия Нарциссу пришлось придержать свою руку, инстинктивно дернувшуюся устранить этот непорядок. Неожиданно Клавдий обернулся к нему:
— Нарцисс!
— Цезарь?
— Сколько раз они восклицали «виват император»?
— Восемнадцать раз, Цезарь, если считать с сегодняшними приветствиями.
— В-вот! Каково это, а? Так не славили ни Августа, ни Тиберия!
Нарцисс склонил голову и скромно улыбнулся.
— Тебя славят по заслугам, Цезарь, — почтительно сказал Плавт и, отступив в сторону, сделал широкий жест в сторону старших командиров.
— Позволь, Цезарь, представить тебе моих легатов и трибунов.
— Что ты сказал?
Клавдий подался вперед и напрягся. Приветственные возгласы солдат не смолкали, а потому вести разговор, сохраняя предписанную протоколом дистанцию между императором и главой вторгшихся в Британию войск, было непросто. Другое дело вольноотпущенник: официально он находился на несравненно более низкой ступени социальной лестницы, чем любой из армейских командиров, столь низкой, что в его отношении ни в каких уложениях ничего прописано не было. Поэтому Клавдий бесцеремонно подманил Нарцисса к себе и прокричал ему в ухо:
— Послушай, все это очень м-мило с их стороны, н-н-но, может, ты велишь кому-нибудь сказать им, чтобы они заткнулись. Н-ничего не слышу.