Она решила не комментировать. Ни к чему. И вообще: лучший собеседник тот, кто умеет слушать…
— Ладно. Давай по делу. Повторю вопрос: объясни, с какой целью ты соврала мне и еще толпе людей?
— Когда? Я не понимаю… — Такие обвинения, как минимум, оскорбительны. Но, возможно, где?то закралась ошибка, которую нужно исправить…
— Минут десять назад. Когда подтвердила, что Палыч любит собрания. Мы же оба знаем, что это не так… Рассказывай, почему не сказала правду?
— Денис Игоревич, я похожа на самоубийцу?
— Нет… А что, должна быть? К чему это клонишь?
— К тому, что только малахольный рискнет на совещании вслух сообщить всем, что вы неправы.
— Это почему еще?
Вера начала ощущать под ногами знакомую твердую почву. Язвительность — наше все, когда больше нет вариантов….
— Потому что все знают, чем грозит несогласие, тем более — принародное. — Вера помялась немного, но решила признаться. — Если быть честной, то просто не хотела подрывать авторитет. Ваше слово должно быть самым веским и окончательным. Да и смысла не было спорить…
— Что ж… Ладно… А то я, невзначай, подумал, что тебе просто страшно слово мне поперек сказать. Раньше ты мне более смелой казалась.
— Нет. Я вам объяснила причины. Теперь, надеюсь, могу быть свободна?
Она уже готова была сорваться с места и — бежать, бежать… Чтобы не продлевать эту пытку неоднозначными вопросами, на которые так сложно выбрать верный ответ. И совсем не хотелось ощущать себя мышкой, с которой забавляется большой, матерый, взрослый кот. Ему, наверное, вообще неважно, чем игра для мышонка закончится — успеет сбежать восвояси, или испустит дух… Денис происходящим, видимо, забавлялся. А Вера боялась, что не сможет придти в себя, после таких развлечений…
— Торопишься? Или боишься меня? Что происходит, Вика? Неужто, ты думала, что я тебя звал ради одного вопроса?
— Ничего не происходит. Спрашивайте, что вас еще интересовало. На все отвечу. — Тусклым, бесцветным голосом. Стараясь не выдать, как задело её за живое участие, мелькнувшее в этих банальных фразах…
— Ну, так расскажи мне правду, Вика. Что с тобой происходит? — Жгучие, внимательные, цепкие глаза будто прощупывали, сканировали мимику, улавливая, казалось, мельчайшие изменения.
— А вы мне кто, собственно, Денис Игоревич? Психотерапевт, духовник, мама, близкий друг душевный, чтобы я вам тут исповедовалась? Вас не устраивает моя работа? Я что?то делаю не так? Ну, значит, укажите на ошибки, ткните пальцем… А что со мной происходит — забота, простите, не ваша. И вас не касается. — Она сама ужасалась наглости слов, что сейчас выстреливали пулеметной очередью. Но сдержаться не могла — слишком уже достала эта нервотрепка. И этот насмешливый, всепонимающий, почти отеческий тон грёбаного начальника. Главный виновник раздрая в душе, прикидываясь божьим агнцем, решил сыграть в заботливого, пекущегося о крепостных барина. Чуть не сорвалось с языка вечное определение всех представителей мужского пола, хоть козлами мужчин Вера никогда не считала. Сдержалась, не произнесла.
— Ошибаешься, моя хорошая. Очень даже. Очень касается. И особенно — меня.
Этот оттенок голоса, неуловимо — вкрадчивый, тон, упавший до грани интимности — еще чуть — чуть, и перешагнет её, эту грань, — заставило прикусить язык, замерев от неожиданности. Внутри, не желая слушать вопли разума, все затрепетало противной дрожью: " Ну же, ну, что дальше? Давай, говори, внимаю, слушаю, готова плавиться…". И от этого еще сильнее заскребли кошки на душе, от той сумятицы, что творилась.
— Зря вы так думаете… — Слова скребли сухую гортань, абсолютно не желая подчиняться. Язык перестал ворочаться. Всего?то, минуту назад, говорила, как по — писаному…
— Нет, Вика, не зря… — Он смущал её взглядом, очень пристальным. Таким, будто надеялся что?то разобрать, вглядеться поглубже.
Она молчала, стараясь молчать и ничем себя не выдать. Не хватало еще растечься карамельной лужицей, прямо у его ног. Не заслужил ничем. Недостоин. А Вера себя не на обочине подобрала, чтоб вот так сдаваться. Ей так хотелось думать, и она так думала, очень напряженно думала. Это почти помогло отвлечься от предвкушения, которое нарастало ежесекундно.
— Вы заблуждаетесь. Мое внутреннее состояние — только мое личное дело. Вам не стоит о нем беспокоиться. — Ох, как она сейчас гордилась тем, что смогла все сказать, практически без запинки…
— Хм… Это, могу тебе сказать, ты очень ошибаешься. Мы с тобой оба прекрасно знаем, кто виноват и причастен к твоему мандражу… И не надо рассказывать, что ты от меня не прячешься, и совсем не молчишь там, где раньше спорила… И сейчас ты краснеешь не от того, что я рядом, а просто ни разу не оставалась наедине с начальником… Этакая робость неопытного сотрудника, да? — Вера уже не смотрела на Дениса, а упрямо рассматривала пальцы, стиснутые в кулаки, на своих коленях. Но точно была уверена: он сейчас приближался, навис над ней, обдавая жаром, от которого снова вспыхивало тело, неконтролируемо вздрагивало… — Кого ты обманываешь, Вика?
— Что вы от меня хотите, Денис Игоревич? Почему не оставите в покое? — Это могло бы звучать обвиняюще, но вышло — жалко и жалобно, на полувздохе…
— А я сам не знаю, Вика, чего от тебя хочу… — И аккуратное движение костяшками пальцев, невесомое, по лицу… — Наверное, просто скучаю… Никто не заглядывает вечером в офис, кофе не предлагает…
Простые, ничего не значащие фразы, от которых встает комок в горле, и лицо его — абсолютно спокойное, только ноздри нервно вздрагивают, и зрачки расширены — это все от нехватки света… И жарко от того, что воздух в помещении спертый, дышать нечем…
— Ну, хорошо… Я могу оставаться здесь вечером, мне несложно… Все равно, дома делать нечего, только с Таисией Павловной болтать про сериалы… — Ей, нечаянно, показалось, что небольшой компромисс поможет, а она, уж как?нибудь, переживет эти долгие вечера.
— И ты веришь в то, что вот так легко отделаешься? Да? — Ухмылка, опять снисходительная… Только вот, за ней что?то прячется, знать бы — что…
И уже обе его руки аккуратно касаются пальцами висков, приглаживают невесомые выбившиеся пряди, обводят скулы, касаются контуров губ…
Как мышонок под гипнозом удава, завороженная хамским (конечно же, хамским!) действом, все ещё надеясь на то, что отделается легким испугом, прерывисто шепчет:
— Я… постараюсь…
— Не нужно стараться. Я сам все сделаю. Только не прячься от меня. Все просто.
Эта легкомысленная и такая весомая фраза — "Я сам" — словно отпускает какую?то очень тугую пружину. Глаза распахиваются ошеломленно, а потом смыкаются — в покорности. Ему и себе. И снова губы, память о которых будит ночами, снова — и совсем иначе. Жадно и голодно впиваются, так, что на минутку становится страшно. Но потом, словно опомнившись, сдерживают напор, ласкают бережно и сладко, будто здороваясь после долгой разлуки…
А ей только всего и нужно — вцепиться в его запястья, держаться за них, чтобы совсем не потеряться, не утонуть в омуте… таком запретном… и таком манящем…
Он аккуратно тянул её вверх, заставляя подняться, встать рядом, прижимаясь всем телом. Мысли о сопротивлении возникли, но тут же куда?то пропали, как совершенно лишние…
Его пальцы легко и неуловимо порхали по коже, очерчивая скулы, подбородок, шею… слегка поглаживали ямочку на затылке, заставляя гнуться навстречу невесомой ласке, все острее чувствовать их жар и легкую шершавость…
Денис больше ничего не делал — только целовал и гладил, не позволяя рукам опуститься ниже линии воротника на её блузке, почти по — пионерски… А ей уже не хватало чего?то еще, более смелого, в чем сама себе никогда не призналась бы..
Дэн с трудом соображал, что сейчас делает. Вернее, сам процесс сомнений не вызывал. А вот зачем и с какой целью он снова взялся за соблазнение девушки, он даже себе объяснить не взялся бы…
Приглашая на разговор в закрытом кабинете, он, четко помнил, собирался расставить все точки над "и". Объяснить, что не планирует домогаться до подчиненной против её воли. У него такой привычки никогда не было: если дама против, значит, и нам не нужно. Это и планировал донести. Возможно, немного в более мягкой форме. А потом уже планировал убедить, что Вике от него совершенно не нужно прятаться. ни к чему это. И нормальной работе мешает.
В общем, намерения были совершенно благие, правильные, джентльменские…
И какой черт его дернул задавать ей эти непонятные вопросы? Чего добивался? Зачем давил? Всего?то и нужно было, что внести ясность в их отношения. А к чему пришли?
А пришли к тому, с чего и начали: Вика тает в его руках, и никакие попытки изобразить равнодушие сейчас не прокатывают. Стоило коснуться её кожи, вдохнуть запах — и его спокойствие тоже кануло в небытие. Да что там врать — намного раньше это случилось. Он только поймал её потерянный взгляд, только увидел, как нервно сжимаются пальчики, собирая в горсть непослушную ткань юбки, как только понял, что девушка не его боится, а саму себя — к чертям полетели все официальные доводы. А он ведь почти подготовил речь о дружбе, уважении и взаимопонимании. Пакт о ненападении готов был подписать. Ага. Хорошая параллель получалась…
Понимал, что некрасиво использовать свой опыт, чутье, умение против молодой, неискушенной девочки… И не мог себе в этом отказать. Хотелось напиться её чистотой, как водой родниковой в июльскую жару. И он упивался. Тем, как легко сдалась, не сопротивляясь, как реагировала на ласку умелых губ, как прижалась к нему, без всякого давления со стороны, как обмякла, с трудом удерживаясь на ногах… И почти висела, цепляясь тонкими пальцами за ткань пиджака. А он не хотел ей сейчас помогать. Зачем?то, было нужно, чтобы обняла сама. И не так, как тогда, ночью, в полусне, а вполне сознательно…
Он по — тихому выпрямлялся, радостно чувствуя, как Вика тянется вслед за его губами, как привстает на цыпочки, чтобы не оторваться, даже на миг… Глупая, не понимала, что он этому случиться не даст — самому было страшно, боязно сделать даже свободный вдох. И дураку ясно — дай девчонке хоть пару секунд, чтобы опомниться, и — поминай как звали. По роже заедет или сбежит. Или и то, и другое, в произвольном порядке… Ни один вариант не устроил бы…
И он, таки, дождался: прерывисто всхлипнув, Вика покачнулась, не открывая глаз, вцепилась в его рубашку, царапнув ноготками сквозь ткань, скорее всего, нечаянно… А он подобрался весь, как перед прыжком, одной рукой перехватил за талию, прижал, вторая — придерживала затылок девушки, не позволяя шелохнуться… Всего один шаг — и надежной опорой им служит стена кабинета, давая простор неуёмным рукам, словно с цепи сорвавшимся…
— Денис Игоревич, я вам распечатки на завтра принесла… Ой, простите…
Черт бы подрал эту зловредную тётку — секретаря! Ведь ни разу ещё, за все время, она не заглядывала к нему по вечерам без приглашения… Любопытство, наверное, бедную извело… Интересно, без стука вломилась, или они не услышали, увлеченные важным делом?
Дэн устало уперся лбом в стену, над плечом девушки… Накуролесил, мать его так… Теперь еще утешать, из?за того, что их кто?то видел…
Вика стояла, замерев, будто окаменела. Кажется, даже ресницы не дрожали.
Денис, постепенно успокаивая дыхание, внимательно наблюдал.
Вот брови нахмурились, нервно сглотнула, дернула головой… В то же время, глаза распахнулись, а ладошки уперлись в грудь, в безнадежной попытке отодвинуться…
Ему показалось, или в глазах что?то заблестело, предательски похожее на влагу?
— Тшш… Тихо, тихо… Успокойся, Вика… Не нервничай… Сейчас разберемся со всем… — Он обнял её, уже совершенно иначе, поцеловал в висок, в глаза, в кончик носа — пытался, таким образом, показать свою поддержку и заботу… Получалось плохо, видимо: девушка норовила отодвинуться подальше, уворачивалась от его губ…
Пришлось просто прижать её голову к груди, покачать, убаюкивая, как ребенка…
— Ну, давай, малыш, попробуем без истерики… Хорошо? Мы сейчас разберемся со всеми, никто тебя не обидит… Я не позволю, поверь…
Девушка вздрогнула, что?то невнятно пробурчав, и затряслась — всем телом… Денис обеспокоенно отстранился, попробовал заглянуть в лицо, в страхе, что она рыдает — до нервного тика не переносил женских слез… Но она упорно пряталась на его груди, отказываясь смотреть прямо…
— Вика… Вик, ну… пожалуйста, успокойся… ну, скажи мне что?нибудь… — Он не знал, что теперь делать — то ли держать её дальше покрепче, то ли бежать за стаканом с водой, чтобы отпаивать…
— Никто не обидит! Господи, да зачем еще кому?то меня обижать, а?! — Неожиданно, подала голос. Давясь не от слез — от смеха. Дэн растерялся пуще прежнего… — Вы меня уже обидели! Вы, Денис Игоревич… Как с игрушкой обращаетесь… А я…
— Что ты несёшь, Вероника? Чем я тебя обидел, скажи? Что плохого сделал?
Он радовался, что не плачет, и боялся такой веселости — не здоровой, точно…
— А вы не понимаете, нет? — Вика сложила брови изумленным домиком. — Действительно, я же радоваться должна — меня одарили вниманием! И кто? Даже страшно подумать — сам Дмитриев! Страшный и могучий! Собственной персоной, а я выделываюсь… — Фразу она, почему?то, закончила горьким шепотом…
До него начинало что?то медленно доходить… Конечно, без особой уверенности, но…
— Значит, так. Сейчас мы с тобой прекращаем истерику, выпиваем стаканчик водички, а потом ты спокойно идешь и ждешь меня в машине. Держи ключи. — Для того, чтобы девушка не успела погрязнуть в сомнениях, он достал связку, разжал её стиснутый кулачок, вложил ключи, и снова сжал её пальцы. — Поняла меня?
— Нет. — Глаза сверкнули упрямо. — Мне это совершенно ни к чему. Доберусь и без вашей помощи. И так уже помогли, неоднократно.
— Я не спрашиваю твоего согласия сейчас. Я спрашиваю: поняла меня, нет? Тачку на стоянке найдешь? Если не разберешься, как включить подогрев — позвони, расскажу. А теперь — давай, вперед и с песнями.
— Но… — Она захлопнула рот, осеклась под недоумевающим взглядом. Что?что, а играть в сурового начальника он умел. И сейчас умение пришлось кстати.
— Поговорим позже. На нейтральной территории. Иди. Мне еще здесь разобраться надо, чтобы потом не завязнуть…
По лицу было видно, что девчонке не терпится что?то еще сказать: она гневно сжимала губы, тонкие ноздри вздрагивали, почти прозрачные глаза в этот момент казались черными. Если бы взглядом можно было дырки прожигать — валяться бы Дэну обугленным на полу. Но она промолчала. Еще раз попробовала просверлить глазами, наткнулась на железобетонное спокойствие — гордо вскинула голову и ушла. Дверью, спасибо, не хлопала…
Дэн подумал немного над тем, не стоит ли Вику проводить… Но решил, что не нужно усугублять и без того щекотливое положение… Еще поссориться с ней при всех не хватало, для пущего драматизма…
Накидал про себя детали предстоящего разговора, и лишь потом рявкнул:
— Лариса! Зайдите ко мне!
Он точно знал, что эта любопытная коза ошивается где?то под дверью, наверняка… Не ошибся: ручка повернулась почти мгновенно.
Главная офисная сплетница зашла с таким видом, будто ни в чем не виновата, и вобще — шефу очень крупно повезло, что она задерживается для него сверх положенного времени. В чем угодно, а в умении держать лицо ей невозможно отказать…
— Что?то важное, Денис Игоревич? Я уже собиралась домой, а тут вы позвали…
— Что ж вы сразу туда не пошли? За каким чертом ломились в мой кабинет без разрешения? Или на вас правила не распространяются? С каких пор?
— Ну, я подумала: вряд ли вы будете с каким?то стажером что?то серьезное обсуждать, вот и…
— А вас, разве, касается, что я здесь обсуждаю, и с кем?
— Нет… — Женщина потупила глаза, всем видом изображая раскаяние. Дэн, возможно, поверил бы в эту игру, но слишком уж часто наблюдал, на что Лариса способна.
— Вот и я так думаю. Потому и удивлен. Вы меня удивили, и очень, скажу, неприятно…
Женщина явно была напугана и расстроена: одинокая мать двух парней — подростков держалась за свою должность зубами. Мало чего умея, кроме основной работы секретаря, она зарабатывала не меньше лучших менеджеров филиала. За одну только свою дополнительную способность…
— Значит, слушайте сейчас и запоминайте: я очень ценю ваше умение видеть и слышать то, чего не замечают другие. И талант делать выводы, преподнося их мне вовремя, — тоже очень дорог. За то и плачу. Но, упаси вас боже, дорогая Лариса, делать то же самое с информацией про меня. Я — получатель ваших сплетен, но не заплачу и копейки, если узнаю, что в какой?то из историй фигурирую сам. Я четко донес до вас эту идею? Или нужно что?то разжевывать?