— Ну вот и все. Никто особо не пострадал. Благодарю за разминку.
Бритт тупо посмотрел на трибуна и одурело мотнул головой.
— Я бы на твоем месте чуток посидел, отдышался… что-нибудь в этом роде.
Заметив обоих центурионов, Квинтилл воззрился на них исподлобья, но спустя миг на его лице расцвела приветливая улыбка.
— А, наконец-то. А я уж гадал, куда вы подевались.
Он выпрямился и отпустил бритта, который пошатнулся и снова опустился на землю.
— Явились, как только смогли, командир! — доложил Макрон, салютуя.
— Да, хорошо… прекрасно. Но в другой раз будьте чуть-чуть поусерднее, ладно?
— Будем стараться, командир!
— Надеюсь, — улыбнулся опять Квинтилл. — Ладно, перейдем к делу. Я слышал, царь Верика пригласил вас на охоту?
— Так точно, командир.
— В связи с этим возникают некоторые вопросы, касающиеся этикета.
— Разве?
— О да! Несомненно. — Квинтилл поднял брови, удивляясь невежеству центуриона. — Видишь ли, я тоже приглашен.
— Я и представить себе не мог, чтобы Верика обошел тебя приглашением.
Теперь удивление офицера перешло в раздражение.
— Да уж, конечно! Но вопрос в том, могу ли я участвовать в этом выезде вместе с людьми более низкого звания? Нет ли в этом ущемления моего достоинства, понимаешь? Я ведь, в конце концов, прокуратор, представляющий особу самого императора.
— Да, командир, — терпеливо ответил Макрон. — Припоминаю. Ты говорил нам.
— Превосходно, — кивнул Квинтилл. — Тогда пойми, что вам нужно принести царю Верике извинения.
— Извинения?
Последовала заминка, потом Квинтилл рассмеялся и похлопал Макрона по плечу:
— Ну, центурион, нельзя же быть таким непонятливым. Ступай и скажи старику, что вы не можете ехать.
— Не можем?
— Ну, придумай какое-нибудь оправдание, срочные дела или что-то такое. Сошлись на загруженность, намекни, что у вас совершено нет времени ни на что остальное.
Катон чувствовал, что Макрон вот-вот лопнет от распирающего его гнева, и поспешил вмешаться, пока товарищ не наломал кучу дров.
— Командир, проблема в том, что мы уже приняли приглашение. Если мы откажемся от него теперь, это могут счесть оскорблением. Кельты, они очень чувствительны к таким вещам.
— И все же…
— А мы не можем позволить себе сердить атребатов. Во всяком случае, сейчас, командир.
— Ну… — Трибун Квинтилл почесал подбородок, обдумывая ситуацию. — Полагаю, из дипломатических соображений, ради сохранения добрых отношений можно и пренебречь общепринятыми в таких случаях правилами.
— Думаю, командир, это было бы мудро.
— Ну-ну.
Хлыщ и не думал скрывать своего недовольства от нижних чинов, и Катон, бросив быстрый взгляд на Макрона, увидел, что тот сердито покусывает губу.
Трибун Квинтилл вытащил из-за пояса шелковую тряпицу и промокнул ею лоб.
— Ну хорошо. С этим решили. А случалось ли вам охотиться раньше? Как тебе эта забава, Макрон?
— Забава? — нахмурился Макрон. — Охотиться, командир, мне случалось. На военной службе без этого не обходится. Но я охотился, чтобы пополнить паек.
— Замечательно. По-моему, охота ради пропитания не слишком отличается от охоты для развлечения. И там и там техника та же.
— Техника та же, — повторил Макрон. — Понятно. Вот оно, значит, как.
— А с копьем ты охотился?
— Раз или два, командир. Но не с охотничьим, а с боевым, легионным. — В тоне Макрона улавливалась ирония.
— Что ж, для начала и это неплохо. Давай посмотрим, на что ты способен, а потом я, может быть, покажу пару приемов, чтобы мы, римляне, не выглядели на царской охоте полными дураками.
Квинтилл прошел к стойке с охотничьими копьями, взял одно и бросил Макрону. Катон в испуге едва не зажмурился, но Макрон легко поймал оружие на лету, подбросил и перехватил поудобней. Где-то локтях в тридцати от него были расставлены грубо сплетенные подобия человеческих фигур. Макрон присмотрелся к ним из-под левой ладони, отвел правую руку назад и метнул копье в центральное чучело. Копье по низкой дуге пронеслось над площадкой и поразило мишень на уровне бедер. Макрон, стараясь сдержать довольство, повернулся к трибуну.
— Неплохо, центурион. А как ты, Катон? Ну-ка попробуй!
Катон неловко, обеими руками поймал брошенное ему копье.
— Постарайся не выглядеть слишком уж неуклюжим перед бриттами! — прошипел Макрон.
— Виноват.
Катон взвесил копье в руке, пригляделся к уже пораженной мишени, глубоко вдохнул, до предела отвел руку за голову и совершил бросок. Копье взвилось в воздух, пролетело над самым чучелом, но не задело его и вошло в землю. Трибун Квинтилл хмыкнул, воины Верики рассмеялись, Катон покраснел.
— Может быть ты, командир, покажешь, как это делается? — спросил Макрон, обращаясь к Квинтиллу.
— Конечно! Почему бы и нет.
Трибун выбрал одно из копий, прицелился в ту же мишень и метнул оружие. Сила его могучих мышц послала копье почти по прямой, и оно глубоко вонзилось в самое сердце плетеной фигуры.
— Славный бросок! — восхищенно воскликнул Катон.
Царские стражи тоже обменялись одобрительными репликами.
— Ну что, видел? — обернулся Квинтилл к Макрону. — Всего лишь немного практики.
— Думаю, как раз практиковался ты много.
— Вовсе нет. — Трибун поджал губы. — Важен прием. И это относится к любому виду оружия.
— Неужели? — невозмутимо отозвался Макрон.
— Именно так.
— Существует разница между копьем и мечом. Так же как между поражением учебного чучела и живого врага, командир. Очень большая разница.
— Чепуха! Все дело в технике, центурион.
— Нет, командир, все дело в опыте.
— Понятно. — Трибун Квинтилл скрестил руки и оценивающе оглядел Макрона. — Может, проведем испытание?
— Ты хочешь сразиться со мной, командир? — улыбнулся Макрон.
— Сразиться? Нет, я имею в виду просто тренировочный поединок. Возможность продемонстрировать мастерство, показать, кто чего стоит.
— Прошу прощения, командир, — деликатно вмешался Катон, — но мне кажется, это не послужит укреплению авторитета империи, если римские командиры вдруг начнут выяснять отношения с мечами в руках, да еще на глазах у местных жителей.
— Как я сказал, речь идет не о выяснении отношений, а об учебном поединке. Ну так как, центурион Макрон?
Макрон медлил с ответом, и от Катона не укрылось, как сжались вдруг его челюсти. На сердце у молодого центуриона потяжелело, ибо он счел, что рассерженный ветеран закусил удила и уже не способен отклонить вызов самонадеянного трибуна. Однако Макрон сумел удивить его.
— Мне это не с руки, командир.
— Да ну? Не веришь в свои силы, приятель?
— Нет, не в том дело. Ясно, что ты годами оттачивал мастерство под руководством лучших наставников в Риме, а у меня такой возможности не имелось. Я владею мечом, командир, лишь в той мере, в какой это необходимо для битвы: усвоил главное, а в остальном полагаюсь на голову и на руки. Вряд ли я смог бы сейчас тебя чем-то пронять. Но ежели б нам довелось повстречаться в бою, наши шансы тут же бы поменялись.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю.
— Слова меня не убеждают. Будем драться, центурион?
— Это приказ, командир?
Квинтилл открыл было рот для утвердительного ответа, но замялся, задумался и покачал головой:
— Наверное, нет. Это было бы слишком.
— Что-нибудь еще, командир?
— Просто следите, чтобы завтра все шло как надо. Никаких оплошностей, помните это оба. И держитесь от меня на почтительном расстоянии. Ясно?
— Так точно, командир!
— Свободны.
Когда оба центуриона снова шли через зал, Катон повернулся к Макрону:
— Знаешь, мне на какой-то момент показалось, что ты собираешься его проучить. В смысле, схватиться с ним.
— Так и было. Но разумный человек должен сам выбирать, с кем, когда и как ему драться. Он это знает, я тоже. Так какого рожна нам с ним сейчас выяснять?
— Никакого, — с удовлетворением кивнул Катон.
Он был доволен. В кои-то веки в Макроне над твердолобостью возобладал здравый смысл. Более того, неожиданное хладнокровие, выказанное ветераном, вдруг аккуратно оттенило и выдвинуло на передний план неумеренную чванливость трибуна.
— Мы с честью вышли из ситуации?
— Да я таких говнюков на завтрак ем.
— И что, каша вкуснее становится?
Макрон взглянул на юнца и вдруг в голос заржал, да так, что одна из спящих собак вскинулась, навострила уши и рванулась к центурионам. Псарь поднял голову, одарил римлян угрюмым взглядом и отвесил псине пинок.
Ветеран хлопнул приятеля по спине:
— Ну ты и шутник, сынок!
В большом дворе все еще шла подготовка к охоте, слуги, нагруженные всякой всячиной, продолжали бегать туда-сюда, порой скапливаясь возле повозок, и двое пробивавшихся к воротам римлян опять было потерялись в их суетливой толпе, но тут Катон услышал, что его окликают.
Он оглянулся на крик и увидел Тинкоммия. Принц атребатов с крайне встревоженным видом отчаянно махал рукой, чтобы привлечь к себе его внимание, и яростно проталкивался к центурионам. Катон дернул Макрона за руку:
— Смотри!
— А?
Макрон привстал на носки, пытаясь взглянуть поверх голов суетившихся вокруг него людей, но тут перед ними возник Тинкоммий, встревоженный, запыхавшийся, мокрый от пота.
— Командир, пойдем в лагерь! Прошу, поскорее!
— Что за притча? — буркнул Макрон. — Доложи как положено.
— Бедриак, командир! Он тяжело ранен!
ГЛАВА 21
— Как это вышло?
— Пойдем, командир! — беспрестанно повторял Тинкоммий.
— Да скажи же, в чем дело? — сердился Макрон.
— Сам не знаю: я нашел его в штабном корпусе, на полу в коридоре. Всюду кровь!
— Он еще жив?
— Да, командир. Но он умирает.
— Кто с ним остался?
— Артакс. Он появился, когда я наткнулся на Бедриака.
Катон схватил Тинкоммия за руку.
— Артакс с ним один?
— Так точно, командир, — кивнул Тинкоммий. — Я послал за лекарем, а сам со всех ног помчался сюда.
— С чего бы такая спешка?
Тинкоммий огляделся и придвинулся к римлянам:
— Он бредил. Звал центуриона Катона и твердил, что царю угрожает опасность.
— Верике? — изумился Макрон. — А что это за опасность?
— Тише! — шикнул на друга Катон, бросив взгляд на привлеченных громким восклицанием атребатов. — Хочешь, чтобы все нас услышали?
Макрон примолк, пораженный властностью тона юноши. Катон между тем повернулся к Тинкоммию и тихо спросил:
— Что именно сказал Бедриак?
— Он звал тебя. Хотел сообщить что-то важное. О царе… об убийстве царя. Он где-то что-то подслушал. Какой-то разговор, но тут нас нашел Артакс, и с той поры Бедриак не сказал больше ни слова.
— А Артакс слышал, что он говорил тебе раньше?
— Да. И послал меня за тобой, — кивнул Тинкоммий.
Катон переглянулся с Макроном.
— Похоже, чем скорей мы вернемся на базу, тем лучше.
— Ты прав.
— Он что-нибудь сказал? — с порога бросил Тинкоммий, когда все трое, задыхаясь от бега, влетели в штабной корпус.
Возле распростертого на полу тела сидел на корточках лекарь. Стоявший напротив него на коленях Артакс оглянулся.
— Ho…
Лужица крови поблескивала в свете, падавшем из верхнего небольшого окошка. Еще больше крови впиталось в утоптанный земляной пол, и алые брызги пятнали побелку на стенах по обе стороны от дверных косяков.
Глянув на Бедриака, Катон резко вздохнул. Лицо охотника было белее снега, с восковым оттенком, глаза то широко распахивались, то закрывались, челюсть отвисла, но язык все еще немощно шевелился над дрожащей нижней губой. Снятая со знаменосца красная воинская туника лежала рядом с ним, темная и промокшая. Охотник остался в одной набедренной повязке, и размазанная по бледной коже кровь делала его похожим на освежеванное жертвенное животное.
— Как он?
— Как он? — Макрон поднял глаза, а потом покосился на лекаря. — Сам, что ли, не видишь? Отходит. Не нужно быть знахарем, чтобы это понять.
— Тише, командир, — подал голос лекарь. — Ему нужен покой.
Катон пересек комнату и опустился возле раненого на колени.
— Артакс, он тебе что-нибудь сказал?
Артакс поднял косматую голову и посмотрел на Катона. Его лицо не выражало никаких чувств.
— Он что-нибудь говорил, пока ты был с ним?
Артакс замешкался, потом медленно покачал головой.
— Ничего? Совсем ничего?
— Ничего, что имело бы смысл, римлянин.
Оба долго смотрели друг другу в глаза, потом Катон мягко продолжил:
— Мне трудно в это поверить.
Артакс пожал плечами, но ничего не ответил. Прежде чем Катон успел собраться с мыслями и опять обратиться к нему, Бедриак издал долгий стон. Его глаза широко открылись, взгляд заметался по склоненным над ним лицам и остановился на одном из них.
— Командир…
— Бедриак, кто это сделал? Ты его видел?
— Сюда… ближе…
Катон наклонился, его глаза не отрывались от глаз Бедриака. Охотник поднял левую руку и вцепился в тунику римлянина в области шеи. Юноша инстинктивно попытался высвободиться, но хватка умирающего оказалась удивительно сильной, и он подтянул Катона к себе. Молодой центурион уже ощущал несвежее дыхание знаменосца и острый приторный запах его крови.
— Царь… в большой опасности…
— Знаю… Ты сейчас просто скажи…
Дыхание умирающего стало мелким, прерывистым, полный отчаяния взгляд вперился в зрачки Катона. Центурион зажал лицо охотника между ладонями и встряхнул его.
— Какого хрена ты делаешь? — спросил лекарь.
— Тихо! — рявкнул Катон. — Бедриак! Бедриак! Кто это? Скажи! Скажи, пока можешь!
Бедриак, собрав крохи последних сил, попытался ответить. Его взгляд качнулся к Тинкоммию, снова перебежал на Катона, с губ сорвался слабый шепот:
— Он рос… на моих глазах…
Тинкоммий мягко оттеснил Катона, положил ладонь на чело Бедриака и нараспев произнес:
— Засыпай. Спи спокойно, Бедриак, охотившийся на зверей. Да убаюкают тебя…
— Прекрати! — выпалил Катон. — Помолчи, дурень, ведь нам надо узнать…
Тинкоммий поднял на него гневный взгляд.
— Он умирает.
— Тут я бессилен. Помочь ему я ничем не могу… и никто не может. Но мы должны выяснить, с чем он шел: ты же слышал, кто-то замыслил убить вашего государя. Прочь, дай мне его расспросить!
— Слишком поздно, — пробормотал Артакс. — Смотри, он умер.
Катон отвернулся от Тинкоммия и посмотрел на Бедриака. Охотник был неподвижен, невидящие глаза уставились в потолок, челюсть отвисла, дыхание, доселе хриплое, стихло. Лекарь, пытаясь обнаружить признаки жизни, наклонился, приложил ухо к груди знаменосца, но спустя несколько мгновений выпрямился и убрал с его раны насквозь промокший тампон. Катон увидел колотое отверстие, похожее на темный, Жаждущий насыщения зев, но эта иллюзия тут же была разрушена выплеснувшейся из него кровью, которая стала растекаться по коже, капая на пол.
— Он мертв, — заявил лекарь.
— Ладно, раз теперь это признано официально, составь подобающий документ, — промолвил Макрон, поднимаясь на ноги. — Что с телом-то делать? Его, наверное, надо куда-нибудь отнести?
Лекарь кивнул в сторону двух бриттов, так и сидевших около Бедриака.
— Спроси у них, командир. Я не знаю местных обычаев.
— Прощай, Бедриак, — тихо промолвил Артакс.
Катон поднял глаза и приметил в уголках губ знатного бритта намек на усмешку.
— Счастливого пути в иной мир.
Катон быстро шагнул к двери и кликнул гарнизонный караул. Послышались шаги пересекавших двор легионеров, а молодой центурион снова воззрился на остававшихся возле покойного соплеменников. Макрон подошел к нему.
— Что дальше? Зачем было звать караульных, разве тело бы не убрали без них? Впрочем, пусть тогда заодно вымоют помещение.
— Этим можно заняться потом, — отозвался Катон. — А сейчас первым делом нужно отправить Артакса в надежное место. В тихое и спокойное, где мы могли бы без помех побеседовать с ним.