Машина стояла, и мотор был выключен. Но Лера не видела поблизости никакого жилья, никаких признаков жизни.
– Где Влад? – спросила она.
– Его придется подождать, – ответил Андрей. – Давай выйдем, устроим себе маленький пикник у обочины.
– Я останусь здесь, – отказалась она.
– И угонишь машину? – Андрей впервые повернул к ней лицо. И надо сказать, это было приятное лицо – мужественное, доброжелательное, спокойное. В другой обстановке Лера бы назвала этого мужчину привлекательным.
– Ты достаточно начудесила за эти дни, дочка, – сказал Андрей. – Я знаю про все твои подвиги. И одну тебя тут не оставлю. Выходи.
Лера вышла. Витас тоже вылез, подпрыгнул, потянулся. Он был тонкий, как прутик, хрупкий, загорелый, очень живой. Глаза у него были цыганские – черные, чуть выкаченные, очень беспокойные, с затаенной мыслью на дне.
– Почему у тебя такое имя? – спросила его Лера, потихоньку спускаясь с дороги. Под ногами осыпались камни, тонкими ручейками тек песок. Послеполуденное солнце растопило сосновую смолу, и она слышала этот запах – такой же, как в Подмосковье.
– Мама узбечка, папа литовец, – с готовностью ответил Витас, прыгая за ней следом. – Вот здесь, в тенечке, мы и посидим.
Но сам не сел, видимо, испугался за свои джинсы. А Лера опустилась на землю под соснами, снова вдохнула горький аромат хвои. Прижалась спиной к дереву, провела рукой по теплому стволу – и рука стала липкой и пахучей от смолы.
– Чемодан, – сказала она, будто во сне.
– Чемодан в багажнике, – ответил Андрей. Он тоже спустился к ним. – Почему ты так переживаешь за него? Там ничего ценного нет.
– Как? – Лера распахнула глаза.
– А ты туда заглядывала? Я только что заглянул. Там только одежда, и причем не твоя. Мужская. И еще – вот!
Он кинул к ее ногам какой-то пакет. Она развернула его, и на землю посыпались исписанные на машинке листки… Лера прочла несколько слов и подняла голову:
– Это рукопись… Рукопись Влада… Что это значит? Где деньги?
В этот миг Витас, зайдя сзади, одним ловким движением налепил ей на рот широкую полосу скотча. Лера задохнулась от неожиданности, дернула головой – и поняла, что мальчишка заодно обмотал лентой скотча и сосну. Андрей присел, схватил ее за ноги и крепко связал их крест-накрест.
– Руки! – шепнул Витас, и этот шепот показался ей оглушительным.
Она закрыла глаза от ужаса. Почувствовала, как Андрей – это была его рука, сильная, надежная – берет ее правое запястье. И немедленно – боль. Не такая уж невыносимая, но Лера все же замычала сквозь скотч и бешено рванулась.
– Левую! – Витас крепко держал ее левое запястье. Его пальцы тоже оказались сильными. Когда Андрей перерезал вены и на левой руке, Лера уже не стонала, не пыталась крикнуть. Она молча, с предсмертным ужасом в глазах смотрела на них.
Андрей сложил нож и сунул его в карман.
– А теперь мы немного отдохнем, – сказал он. – Верно, Витас?
Тот кивнул и достал сигареты. Андрей поднялся к машине, принес фляжку, обтянутую кожей, и бумажный пакет, какие дают в бистро. В пакете оказались сандвичи с цыпленком. Эти двое уселись прямо перед Лерой, причем Витас сел не на землю, а на колени Андрею. Он обнял его за шею тонкой загорелой рукой, взял у него фляжку и приложился. Отпив немного, вытер мокрый рот о щеку Андрея и улыбнулся:
– В такой жаркий день коньяк – это не то, что надо. Лучше бы выпить холодного вина.
– Выпьем в самолете, – Андрей взял у него фляжку. – Лера, постарайся нас не задержать. У нас через три часа – самолет. Мы летим первым классом, так что не лишай нас удовольствия. Кстати, что передать Владу в Париже?
Она закрыла глаза. Даже если бы они отлепили скотч, она бы промолчала. Слишком велик был ее позор. Теперь она все поняла. «Мальчишка, – думала она с какой-то спокойной, бессильной яростью. – Мальчишка… Конечно, это он. Мать – узбечка, а отец – литовец. В первое время, когда мы познакомились, он у Влада с языка не сходил. Я еще спросила его тогда – может, мальчишки ему нравятся больше? А он только смеялся надо мной… Я и сама над собой смеялась. Я думала, что это во мне говорит простая ревность. Мальчишка следил за мной, ему приказал Влад. Они вместе снимались в том французском фильме. Все это время они были вместе. Этот Андрей – не знаю, кто он, но тоже негодяй и тоже «голубой»… Тоже! Тоже – как Влад? Я с ума сойду… Я сойду с ума… Димка говорил, что все актеры – гомики. Я смеялась ему в лицо. Он дразнил меня, потому что немного ревновал к Владу. Но и Дима не знал всей правды. Или все-таки знал? Дура я. Дура набитая».
– Несколько дней назад, – неторопливо заговорил Андрей, прожевывая сандвич, – несколько дней назад Влад позвонил мне поздно вечером. Ему обычно требовались консультации по поводу сценария. Фантазия у него небогатая. А у меня с этим все в порядке. Он спросил, как совершить убийство, перерезав человеку вены. Я тогда его плохо понял.
Он запил сандвич коньяком и закурил, пуская дым по ветру. Лера смотрела, как голубой дым поднимается в солнечных лучах, пронзающих опушку. Это было красивое зрелище.
– Он задумал убить тебя, моя милая, – сказал Андрей. – Но на этот раз – не на бумаге. Кстати, не знаю, читал он тебе свой сценарий или нет?
Лера пристально взглянула на него и опустила ресницы.
– Значит, не читал, – понял этот безмолвный знак Андрей. – Ну, а если бы он это сделал, ты бы поняла, что он тебя ненавидит. На бумаге все тоже кончалось твоей смертью. Но этого ему показалось мало. Иногда недостаточно уничтожить человека на бумаге. Если сильно его ненавидишь – как он ненавидел тебя… Девочка, ты еще очень молодая. Я бы дал тебе один совет. Никогда не пытайся управлять человеком, которого не понимаешь.
– Зачем ей твои советы, Андрей? – спросил Витас. Он смотрел на Леру лукавыми, непроницаемыми черными глазами. – Она же скоро умрет.
– Да, она умрет даже быстрее, чем просил Влад, – подтвердил Андрей. – День уж очень жаркий – кровь бежит быстрее… Он не мог убить тебя сам, девочка. Он не для этого создан. Он попросил меня. А в чем я могу ему отказать?
Витас задохнулся от смеха.
– Он оставил для тебя тот чемодан, который вынес из мотеля, – пояснил Андрей. – А деньги все у него. Он ждет нас в Париже. Нет, пока он, конечно, в воздухе. В свободном полете. А через пару часов вслед за ним взлетим и мы. Ты доставила нам с Витасом немало хлопот, когда рванула в Марсель. Мы-то рассчитывали прикончить тебя еще в Экс-ан-Провансе. Не удалось и пришлось трястись за тобой по жаре… Но теперь мы отдохнем. В самолете будет прохладно, и красивая девушка принесет нам хорошего вина. Витас, ты любишь девушек?
Витас уткнулся ему в плечо и застонал от смеха. Он был уже пьян.
– Лера, Париж – это огромный город, – глухо сказал Андрей. – Там хватит места для нас троих. Но ты не грусти. Здесь тоже хорошо. Тишина, покой. Смотри, какое солнце! Хорошо умереть в такой солнечный день! Когда рядом друзья твоего любимого. А не Сергей. И не Китаец.
А ведь они бы так хотели быть рядом с тобой. Ты не скажешь мне спасибо?
Лера старалась не слушать. Если бы она могла их о чем-то попросить, то попросила бы замолчать. Больше она уже ничего не хотела. Пока Лера не замечала, чтобы ей стало хуже. Она нарочно старалась этого не замечать, чтобы не потерять самообладания. Самообладание – это было все, что у нее осталось. Немного кружилась голова – но ведь это могло быть и от переживаний. Накатывала слабость – но ведь она так устала. «Я не буду их слушать, – думала она. – Я буду думать о чем-нибудь. Нет, не о Владе. И не о Димке. И не о Насте. Буду считать слонов, как мама учила. Огромных розовых слонов. Один слон и один слон – два слона. Два слона и один слон – три слона. Три слона и один слон…»
– Пора развязать ей ноги, – сказал Витас. – Давай ее уложим.
Через полчаса они сняли с ее губ скотч. Скомкали липкую, перепачканную кусочками коры ленту. Сунули ее в бумажный пакет из-под сандвичей. Тщательно уничтожили все признаки того, что здесь закусывали. Теперь поддеревом спокойно лежала девушка, раскинувшая тонкие окровавленные руки. В солнечном луче над ее головой метались крохотные мошки – ослепительные, золотые. Пахло смолой, и этот запах провожал мужчину и мальчишку, молча поднимающихся к оставленной на дороге машине.
Глава 10
Смог, безветрие, жара. Удушливый, сладкий запах выхлопных газов наполнил комнату, проникая через открытое окно. Настя поворочалась, отвернулась к стене и наконец поняла, что спать в такой атмосфере больше нельзя. Она открыла глаза и прищурилась – жалюзи на окне были открыты, и полуденное солнце било ей прямо в лицо.
Так, разбуженная солнцем и машинами, она просыпалась уже второе утро. Уже вторые сутки она жила в Этой комнате над продуктовым магазином. Али тут ни разу не появился, и это ее очень радовало. Несколько раз приходил Сергей. Он разговаривал с ней очень мало – перекинется парой слов, оставит без ответа ее тревожные вопросы и опять исчезнет. Она даже перестала его ждать. «Хотя только на него вся надежда, – думала Настя, усаживаясь на постели и приглаживая растрепанные, жесткие от перекиси волосы. – Толстяк бы меня сожрал, если б мог».
В сущности, это была настоящая тюрьма. Из своей комнаты Настя выходила только в сопровождении пожилой женщины, которая тоже жила в этой квартирке. Настя даже не знала, какой национальности эта женщина – та всегда молчала. Когда Настя сидела в туалете – женщина подпирала стенку в коридоре. В ванну она входила вместе со своей подопечной и невозмутимо ждала, когда та помоется и почистит зубы. Настя даже злиться на нее перестала, а стесняться – тем более. Жаловаться она в общем-то не могла. Зубная паста, щетка, расческа – все, вплоть до гигиенических прокладок, было Насте предоставлено. Кормили ее три раза в день. Утром – кофе с булочкой, на обед – какое-нибудь овощное рагу с мясом. На ужин – то, что осталось от обеда. Ела она тоже вместе с этой женщиной, сидя за одним столом.
Настя пускалась на всякие наивные хитрости, чтобы установить контакт со своей надзирательницей. Заговаривала по-русски, надеясь, что та внезапно ответит на том же языке. Никакого эффекта – та даже глаз на нее не поднимала. По-французски Настя заговорить не могла, а если бы и могла – какой в этом смысл? Женщина держалась так, будто Настя не человек, а собачонка типа болонки, за которой нужен уход. В то же время тюремщица точно знала все нужды своей подопечной. Насте выдали чистое белье, только что купленное, судя по упаковке. Размер ей подошел. У нее было две новые майки, на этот раз их не пришлось подрезать – они тоже были ее размера.
«Ну, раз купили белье с майками – значит, убивать не собираются, – утешала себя Настя. – А раз майки две – то убивать не собираются очень долго. Если бы они меня приговорили к смерти, хватило бы и старой майки».
Это утро ничем не отличалось от других. Газет Настя не читала и поэтому не знала, какой отголосок имела история на станции Марсель-Товарный. А если бы она читала французские газеты, то все равно бы не встревожилась. Но Сергей с каждым визитом становился все замкнутей. Она видела, что он на пределе, еще немного – и сорвется. И старалась с ним не разговаривать на опасные темы. Она ждала. И этим утром ее ожидание кончилось.
Она услышала в коридоре голос Сергея, но слов не разобрала. А потом увидела, как дверь ее комнаты открылась, и он появился на пороге, рядом с надзирательницей.
– Ты проснулась, я вижу. – Он едва посмотрел на Настю.
Та поздоровалась и потянула со стула свои джинсы. Сергей даже внимания не обратил, что она не одета. Вошел в комнату, закрыл дверь перед носом у надзирательницы и остановился у окна. Пока он стоял спиной, Настя успела натянуть штаны и застегнуться. Спала она в майке.
– Ну что, Анастасия, плохи наши дела, – негромко сказал Сергей, все еще не поворачиваясь к ней лицом.
– Что случилось? – робко спросила она.
– Денег мы не нашли. Зато нашли кое-что другое. На, погляди!
Он протянул ей сложенную газету, которую держал в руках. Настя с дрожью взяла ее. Она не рассчитывала что-то понять во французском тексте. Зато увидела то, что поняла без слов. На первой странице был помешен снимок девушки, лежащей на земле. На запястьях у нее была отчетливо видна кровь. Кровавые пятна покрывали и ее клетчатую светлую рубашку.
Настя ахнула:
– Лерка!
– Да. Ты ее узнала?
– Ее убили? – Газета дрожала у Насти в руках. – Или она сама?
– Выбирать особо не из чего, – меланхолично ответил Сергей. – Я считаю, что ее убили.
– Но кто?
– Не мы. К сожалению, – процедил он.
Сергей закурил, протянул сигареты Насте. Та не отказалась. Она бы сейчас ничем не смогла ему возразить. Даже если бы он сказал, что теперь придется умереть самой Насте, она бы не возразила ни слова – так была потрясена.
– Ты говоришь, твоя подружка побежала за кокаином? – Сергей выпустил дым и прикрыл усталые глаза. – Вероятно, все было не так. Ты дала ей денег на автобус или на машину. Она уехала в городишко под названием Эксан-Прованс. Ее там видели. Все это написано в газете. Потом она появилась в Марселе – в той самой гостинице, где мы ее поймали в первый раз. У нее хватило наглости забрать оттуда свои вещи и паспорт. А потом…
Она раздавил сигарету о подоконник.
– Потом ее нашли в лесу, на опушке. Нашел ее лесник. Решил, что это было самоубийство – она была полностью одета, нигде ничего не расстегнуто. Значит, решил лесник, ее не насиловали. Правда, у полиции своя версия насчет того, по своей ли воле она умерла. Сумка и паспорт были при ней. Так что личность установили сразу.
– Но все же… Кто ее убил? Китаец? – предположила Настя.
Сергей усмехнулся:
– Ты уже совсем разбираешься в ситуации. Нет, это был не Китаец. Вряд ли это был Китаец. У него другие методы. И он бы ее там не бросил – у всех на виду. Она бы умерла куда более страшной смертью. Да он и искал ее не так прилежно, как мы. Ему-то что до нее? Он ее никогда и не видел.
– Тогда… Кто?
Сергей пожал плечами:
– В случайного маньяка я не верю. В самоубийство – тоже. Она была влюблена, а влюбленная женщина убьет себя только в одном случае.
– Если ее разлюбят? – догадалась Настя. – Но Влад ее не любил.
– Вот я и грешу на Влада.
Настя шнырнула на пол газету:
– Черт! Черт! Как она умерла?!
– Вены перерезаны… – изумился Сергей. – Ты что? Что-то знаешь?
– Теперь я вам точно говорю – ее убил этот подонок! – Настя отпихнула газету босой ногой. – Я лично слышала, как он по телефону кого-то выспрашивал, как убить человека, если вены перерезать!
Сергей всполошился и заставил ее подробно рассказать об этом. Выслушав ее сбивчивую исповедь, он кивнул:
– Я хоть и не подслушивал его разговоры, но и так был в этом уверен. Этот Влад – редкая дрянь, да вдобавок еще и гомик.
– Шутите?
– Хороши шутки! – Сергей поднял газету и сложил ее. – Ясно одно – он не захотел с ней делиться. Убил ее и исчез с кучей бабок. Там и наши деньги, и Китайца.
– Кому же достался груз? – поинтересовалась Настя.
– Китайцу, конечно. И вот тут, Анастасия, возникает огромная проблема. Если бы надули меня – я бы, конечно, не стал так торопиться. Я бы спокойно нашел сперва эту стерву – упокой господи ее душу. Потом – ее голубоватого хахаля. И денежки они бы мне вернули. Но я торопился, Настя. Я делал все что мог, чтобы их найти. И наверное, многое упустил… Деньги-то были не мои. Ребята собрали их и отдали мне, чтобы я, как всегда, закупил для них груз. Они доверяли мне, я доверял Владу… И потерял чужие деньги, да еще как глупо… Деньги я лично передал Владу в Грасе. Я так поступал всегда! И кто мог знать, что на этот раз он играет нечисто? И с кого теперь требуют возмещения убытков?
– Ясно, – Настя сочувственно заглянула ему в глаза. – Что же делать?
– Не торопись меня хоронить, – отрезал Сергей. – Может, придется в одну могилу ложиться.
«Вот это здорово, – подумала Настя. – В постель он меня не тащит, зато приготовил кое-что пожестче…» Она ни слова ему не сказала, может, потому, что чувствовала себя виноватой. Сергей тоже молчал. Он то разворачивал газету, то начинал тщательно складывать ее – раз в шестнадцать, не меньше. Наконец Настя решилась: