— Я ни по ком-то тосковал, а по Родине.
— А если не секрет, вы там где работали?
— На военной базе в космической лаборатории.
— О! Секретная лаборатория! Это, наверное, большие деньги. Можно себе представить!
— Да уж, платили мне хорошо. И все-таки, считал дни до того момента, когда самолет поднимет меня в воздух и я полечу на Родину. И вот я здесь, среди вас. И очень этому рад.
— А эта машина, что стоит у гаража — она ваша?
— Да, я только сегодня ее купил.
— А скажите мне, если уж зашел такой интересный разговор,— продолжал Аркадий,— там все наши русские люди зарабатывают так хорошо?
— Русских людей я там почти не видел; туда едут от нас одни евреи. Они получают Толстовскую стипендию да какие-то пособия из фондов помощи эмигрантам, но, как мне рассказывали два приятеля, этих денег им хватает на нищенское пропитание. Многие из них потом устраиваются, но большинство, как и я, тоскуют по России и хотели бы снова сюда вернуться.
— Но позвольте! — воскликнул Халиф.— Не надо меня считать слишком любопытным, но можно мне сказать...
— Аркадий! — прикрикнула Регина.— Это переходит всякие рамки!..
Олег попытался его защитить, но тут лежащий перед ним на столе сотовый телефон затрещал точно кузнечик. Он извинился и вышел на веранду. Звонил Старрок:
— Не хочу знать, где вы, как устроились — вы сказали, не надо это никому знать, я и не желаю знать. Вы только скажите: не нужно ли вам чего? Когда будет нужно, вы мне позвоните. У меня была майор Катя и был человек из министерства. Мы дали майору свои счета. И если у вас будет возможность и появится охота...
— Я свои обещания помню. А помощи от вас мне пока не нужно. Если она потребуется, я вам позвоню.
Олег сунул телефон в карман, но как раз в этот момент он снова затрещал. Говорил Артур:
— Вас там дедушка мой не обижает? Ну, ладно. Скажите ему, что я сегодня не приеду. У нас тут ночью операция, и мы освободимся только к утру. Привет от майора. До встречи.
Олег ладонью послал в гнездо антенну, задумался. Он ждал звонка от Катерины, но, видимо, она поручила говорить с ним Артуру. Дремавшее до этой минуты смутное желание видеть ее вдруг прояснилось и стало осознанной потребностью. Он понял, что интересно ему только с ней, он ее ждет, он хочет ее видеть, говорить с ней и даже советоваться по самым сокровенным своим проблемам. Подумалось: «А вдруг она потеряет к нему интерес и не станет приезжать на дачу к Трофимычу?..» Он еще несколько часов назад был совершенно уверен в том, что она, как и Старрок, как и все, кто знал его силу и возможности, будет стремиться к нему, и даже надоест, утомит своим назойливым присутствием, но сейчас вдруг понял, что этого-то как раз он от нее и не дождется.
Потухший и невеселый вернулся к столу. И эту перемену в его настроении заметили зорко наблюдавшие за ним женщины. Татьяна хотела заговорить с ним, но ее опередил Аркадий:
— Америка — наш завтрашний день. Пройдет десять-двадцать лет, и у нас будет автомобилей больше, чем людей, мы будем есть только гамбургеры и пить кока-колу, развлекаться в дискотеках, слушать только тяжелый рок, читать авантюрные книги. Женщины перестанут рожать. Людей будут выводить в пробирках.
Олег с интересом выслушал эту тираду и в ответ только кивнул головой: дескать, ничего вы нового не сказали. Молчал и Трофимыч. Он имел обыкновение не опровергать явные глупости. Пусть его оппонент помолчит и сам подумает над своими словами. Но Халифу неожиданно возразила Таня:
— Я тут среди вас представляю молодежь и могу сказать, что мы бы такой жизни не хотели.
— Хотите вы или не хотите,— возвысил голос Халиф,— такая жизнь настанет.
Ему резко возразила Регина:
— Да, настанет, если мы и дальше будем отдавать власть таким, как ты. Твои собратья уже сейчас сотворили у нас черт-те что. Но я надеюсь, вас скоро погонят из Кремля.
Халиф завизжал:
— Вас, нас! Что ты все тычешь мне в нос моими собратьями? Хрущев, Брежнев не были моими собратьями, а такую нам жизнь устроили, что мы все побежали. И посиди они в Кремле еще с десяток лет, все мозги бы из России вытекли.
— У вас-то мозги! — взъярилась на него Регина.— Да катились бы вы подальше со своими мозгами! Слушать тебя тошно!
— Ну, если тошно — могу и уйти!
Халиф поднялся и весь красный от волнения направился к раскрытой двери.
— Ты стала невозможной! — обратился к жене с порога.— У тебя нет денег, а я виноват. Постеснялась бы чужого чело- века.
Спустился по ступенькам, но присел на лавочку у стены веранды, посидел минут десять и снова вернулся к столу. Со словами: «Буду я еще обращать на тебя внимание!» опустился на стул. Пододвинул к себе блюдо с ветчиной, купленной Олегом, стал перекладывать ее в свою тарелку. Видимо, эта-то ветчина и примирила его так быстро с супругой.
После обеда гости разошлись, и Олег остался наедине с Трофимычем. Г ость хотел идти к себе в комнату, но хозяин пригласил его наверх в кабинет. Здесь Трофимыч сказал:
— Я просил вас купить продуктов примерно на сто рублей, а вы затратили во много раз больше. Хотел бы рассказать вам о наших материальных возможностях и о нашем образе жизни. До недавнего времени мы тут с Артуром жили на мою пенсию, то есть на восемьсот рублей. Этой суммы едва хватало на уплату коммунальных услуг, и мы питались дарами нашего огорода, то есть картошкой, капустой, луком и морковкой. Недавно Артур устроился на работу в милицию, сколько он там будет получать — не знаю, но он человек молодой и у него много своих потребностей. Так что я по-прежнему рассчитываю на свою пенсию и на свой погреб. Не знаю, сколько вы намереваетесь у нас жить,— я не возражаю, живите сколько угодно,— но не хотел бы чувствовать себя иждивенцем. А потому вот вам мое предложение: у нас два холодильника, один из них я отведу для вас, и вы, если захотите, можете питаться отдельно. Это обстоятельство не будет меня смущать, и я по-прежнему буду чувствовать себя комфортно. Вы же тоже будете от меня свободны и можете по-своему налаживать свой быт и питание. Вот это все, что я вам хотел сказать. Вы меня, старика, простите, но я во всем люблю ясность и справедливость. Это все тем более необходимо сделать, что у меня частенько бывают гости, они хорошо знают мой быт и многого от меня не ждут.
Олег со вниманием выслушал признание Трофимыча и затем начал свою речь:
— Позвольте и мне быть с вами откровенным. Ну, во-первых, я счастлив тем, что нахожусь в вашем обществе и имею возможность слушать вас и питаться вашей великой мудростью. Я имею квартиру в Москве, а завтра или послезавтра, надеюсь, буду иметь квартиру и в Сергиевом Посаде, но дачу заводить не собираюсь, да и не хотел бы жить в ней один. Родители мои, сестры и братья живут на Дону, работают в колхозе,— он у них еще уцелел,— и я не хочу нарушать их естественную жизнь и пока не зову к себе. Признаюсь вам в том, о чем обыкновенно не люблю распространяться: я не олигарх, но в Америке мне удалось заработать хорошие деньги, и я не собираюсь их солить, как вы солите огурцы. Деньги я получил за изобретения, которые там сделал. Может быть, я бы и сейчас у них работал, но я хочу, чтобы мои открытия служили России. Для того, чтобы не привлекать к себе внимания и хоть несколько месяцев отдохнуть, прошу вас никому не говорить о том, что я вам сейчас сказал, а считайте меня своим племянником, как и представили вашим соседям. Вот и вся моя исповедь. Что же касается раздельного питания, то замечу: был бы счастлив взять на себя снабжение нашего дома и наших гостей продуктами, и даже могу стоять у плиты, чтобы сварить или поджарить для вас что-нибудь вкусненькое.
Трофимыч при этих словах встал, протянул руку и сказал:
— Поступайте, как пожелаете. Не стану капризничать, предоставляю вам полную волю. И еще замечу: был бы счастлив иметь такого племянника.
С этого момента Олег почувствовал себя на даче Трофимыча как дома.
Спустился в свою комнату и нашел здесь прекрасную постель, неизвестно кем приготовленную, но во всем тут была видна заботливая женская рука. Он растворил окно и позвонил адвокату. Заговорил полушутя-полусерьезно:
— Вы чем занимаетесь, молодой человек?
— Я?.. А кто со мной говорит?
— Странно, что вы меня не узнаете? Я несколько озадачен и даже обижен. Сколько мы с вами знакомы, вы ведете мои дела, и, слава Богу, пока успешно, а голоса моего до сих пор не знаете.
Проговорил эту тираду и сделал паузу. Озадаченный адвокат тоже молчал. Наконец, Олег продолжал:
— Это я, Джек Восьмеркин-американец.
— А-а-а!... Извините, узнал! Вот теперь узнал. Ну, как машина? Она еще не сломалась?
— Три колеса отлетели, и я домой добирался на одном. Вам придется платить неустойку и, как у вас теперь говорят, за моральный ущерб. Ну, ладно — об этом после, а теперь я хотел бы вас просить найти мне квартиру, да подальше от центра, где мало шума, хороший воздух и красивый вид из окон. Есть такие в Сергиевом Посаде?
— Думаю, найдем. Завтра с утра займусь этим. И, как найду, позвоню.
— Не завтра, а сегодня, сейчас же. Время надо беречь. Покупайте квартиру, завозите мебель, деньги не жалейте.
Адвокат, смущенный таким напором, молчал.
— Вам что-нибудь неясно? Вы чем-нибудь заняты? Все сворачивайте. Будете заниматься только моими делами. Слышите?..
— Да, да. Я вас понял. Сейчас же начну искать квартиру.
Олег редко отдыхал днем, но тут, едва коснувшись головой подушки, тотчас и уснул. Он весь день ждал звонка от майора Кати, и, может быть, потому во сне она ему позвонила. Г оворила таким тоном, каким не говорил с ним ни один начальник:
— Вы в Россию затем разве приехали, чтобы спать день и ночь? Старрок приказал арестовать вас, и я завтра надену на вас наручники.
— Вы слабая женщина, а я сильный, здоровый — в Америке занимался спортом. Вы со мной не сладите.
— Я не собираюсь с вами бороться. Мне стоит посмотреть на преступника...
— Ого! Я уже и преступник...
Потом они ехали куда-то на автомобиле. И Катя говорила с ним языком Раечки — соседской девочки, с которой они играли в детстве. Рая была чистенькой, нарядной и просила его к ней не прикасаться. А мама его говорила: «Ну, что ты опять испачкался и на кого ты похож? Вон посмотри на Раечку, какая она чистенькая, красивая девочка!..» Он плакал и сквозь слезы говорил: «И никакая она не девочка. Она майор и хочет меня арестовать». Потом он слышал мужской басовитый голос:
— Не надо его будить, пусть отсыпается.
И кто-то хлопнул дверью. И будто бы очень сильно.
Проснулся. Г олос, который он только что слышал, раздавался за дверью. Он понял: это был Артур.
Вышел в большую комнату. Здесь никого не было. Дверь на веранду открыта и там в плетеном кресле сидит Трофимыч, а возле него, прислонившись к резному столбику, подпирающему крышу веранды, стоит нарядный, широко улыбающийся Артур. «Катя не приехала! — мелькнула мысль, и настроение отдохнувшего беспечного человека улетучилось.— У нее семья!.. Как же я об этом не подумал? Не может же такая яркая, преуспевающая в жизни женщина не иметь семьи». И эта последняя мысль повергла его в ужас. Однако он справился с собой и бодро вошел на веранду.
Трофимыч сказал:
— Ну вот, мы будем ужинать!
Артур стал накрывать на стол.
— Я звал с собой Екатерину Михайловну, но она поехала домой.
За ужином Олег молчал. И был так сумрачен, что Трофимыч спросил:
— Как вам спалось у нас? Все ли там хорошо для вас сделали?
— Да, да! Хорошо — и очень. Благодарю вас. Комната и постель очень хорошие. Если вы не возражаете, я поставлю там компьютер. Я и дня не могу жить без него.
— Пожалуйста! — воскликнул Трофимыч.— И музыку, если хотите, и телевизор. А если холодильник вам нужен — тоже пожалуйста. Там места хватит.
И к Артуру:
— Ты проследи, чтобы у нашего гостя было все необходимое.
Олег все больше проникался печальной, угнетающей душу мыслью, что Катя не свободна, обременена семьей, а кроме того, у нее фабрика, работа в милиции...
Под завалом всех этих, вдруг нахлынувших мыслей теплилась надежда на чудо, думалось о каких-то возможных будущих обстоятельствах, которые позволят им быть вместе. Для начала пусть она ему помогает. Он сделает так, что она по долгу службы будет чаще с ним встречаться, а может, и подолгу оставаться с ним рядом. Он еще не мог в подробностях представить, как это сделает, но надежда хотя и смутно, но рисовала множество вариантов, при посредстве которых они будут сближаться.
После ужина Олег с Артуром вышли в сад и долго сидели в беседке. Позвонил директор завода, рассказал, какие меры он принял для оборудования лаборатории. Спросил:
— Когда будете знакомиться с сотрудниками? Мы отобрали восемь человек — самых талантливых, и есть среди них сын нашего рабочего, Ваня, учится в школе в девятом классе, но уже создает такие программы, что наши самые ушлые компьютерщики не могут проникнуть в тайны его операций.
— Ваня мне нужен, особенно нужен. Буду готовить из него суперхакера. Компьютерный гений так же редко появляется, как Пушкин или Чайковский.
Директор сказал, что главный инженер с двумя специалистами мотаются по городу, закупают самые совершенные аппараты.
— Надеюсь,— заверил директор,— они завтра будут у вас на даче писателя.
Олег обратился к Артуру:
— Хорошо бы в вашу комнату провести телефонный шнур.
— Там есть гнездо. И аппарат в столе лежит,— он только неисправен. Но я завтра же куплю новый.
— Купите два аппарата,— и самых лучших.
Вечером всем семейством пришли Халифы. Вслед за Региной они поднялись к Трофимычу. Хозяин обрадовался гостям, попросил Татьяну готовить кофе, а сам из каминного бара вынул три плетенки с фруктами. Артур съездил на местный рынок и закупил там корзину клубники, пакеты персиков, абрикосов, сливы. Но особенно много бананов. Дедушка их любил и, когда еще жива была бабушка, говаривал:
— Люблю я утром и вечером есть бананы; они заменяют мне завтрак и ужин.
Сейчас он выставил свои запасы в надежде, что Регина и Таня вволю поедят фруктов. Царственная клубника, блестевшая синевой слива и оранжевые абрикосы щекотали обоняние, дразнили аппетит. На большом фаянсовом блюде жирными поросятами громоздились персики. Хозяева и Халифы уж давно не видели на своих столах этих фруктов. Трофимыч и Артур, занятый делами, не разводили клубнику; в саду росла красная да черная смородина, сливы и вишни выродились. Халифы и вовсе не имели сада. Огородом никогда не занимались.
Регина была в восторге от одного только вида такого роскошества; Таня очень хотела всем этим насладиться, но врожденная деликатность не позволяла проявлять активность, и она не сразу подсела к журнальному столику. Регина придержала за руку Аркадия, на ухо ему сказала:
— Я знаю твои аппетиты, но ты будешь есть из особой тарелки и только то, что я тебе положу.
Аркадий сник и покорно ждал, когда любимая женушка сформирует для него особую порцию.
Все были довольны таким щедрым угощением хозяина, наперебой хвалили Артура и выражали надежду, что он и впредь будет собирать обильный урожай на местном рынке.
Утро следующего дня началось для Олега с радостных волнений; выйдя на веранду, он увидел возле калитки черный автомобиль с затемненными окнами. Прошел в сад. Тут в беседке оживленно о чем-то говорили Катя и Артур. Они поднялись навстречу Олегу и радостно улыбались. Пожимая им руки, он говорил:
— Вы так меня встречаете, словно я вам на серебряном подносе юбилейный торт несу.
— Торт вы нам не несете,— сказала Катя,— а жизнь нашу изменили в корне. И, кажется, к лучшему. Мне надоело показывать коленки заезжим богачам да похотливым кавказцам. И жить в пыльной Москве. Теперь мы, как и вы, будем жить на даче.
Катя была одета скромно; умеренной длины юбочка, синий жакет и белая кофта. Короткая стрижка кокетливо открывала длинную шею. Она неотрывно смотрела на Олега, словно видела его впервые, и продолжала улыбаться, не в силах сдержать внезапно нахлынувшего счастья.
— Да что случилось? Скажите же, наконец!
Катя и Артур сидели по одну сторону стола, Олег по другую. И было видно, что Артур все знает, но заговорить первым не смеет. Эта привилегия принадлежала Кате.