— Мы с бабушкой пойдем на базар, продадим клубнику и купим хлеб. А молоко принесет мама из совхоза.
И в этих словах младенца предстала вся жизнь семьи, весь ужас сотворенной чужебесием на Российской земле трагедии, которую вначале Миша Меченый называл новым мышлением, а уж затем в Беловежской пуще на святой белорусской земле три пьяных недоумка — и все трое нерусских — объявили о распаде великой империи и о начале новой жизни во главе с «демократами»,— и тоже сплошь нерусскими.
Можно себе представить, с каким трепетом гости брали кроваво-красные, сверкавшие множеством белых глазков, ягодки, тянули себе в рот. И Олег, и Катя, не сговариваясь, давали себе слово, что отныне семья эта ни в чем не будет нуждаться, а Катя даже подумала: «Доведу ребят до института и затем до конца жизни буду им второй мамой».
— Ну, а вы,— обратился Олег к хозяину,— работаете где- нибудь?
— До перестройки был главным бухгалтером завода, но потом завод купил какой-то африканец и привез своего бухгалтера. Я вот теперь... ремонтирую домашнюю технику. В детстве-то в радиокружок ходил. Теперь пригодилось.
— Ну, а если бы я вам предложил работу?.. Пошли бы? Я тут недалеко от вас поселюсь. Ваш сын мне квартиру в новом доме подыскал — напротив «Стекляшки».
— Да я бы с удовольствием, да не знаю характера вашего дела. Справлюсь ли?
— А дело у меня свое, личное. Вести учет доходам и расходам. Два-три часа посидим с вами, и я все расскажу.
— Если так... Я с удовольствием. Надоело мне сидеть без дела.
— Ну, и хорошо. Ваш сын тоже будет работать с нами. Так что — фирма в стиле новой российской жизни. Вот вам моя рука — будем работать. Завтра же и приступим. У вас есть телефон, я его знаю, а мой телефон знает Николай. Сговоримся. А теперь...
Он поднялся, поблагодарил хозяйку за угощение, сказал:
— Нам надо ехать.
Катя простилась со своей тезкой, с хозяйкой и хозяином, поблагодарила за клубнику. Хозяйка всплеснула руками:
— Да и не поели! Клубничка-то вся на тарелке.
Олег ее успокоил:
— Я за нее поел! Моя-то тарелка — чистая. Хороша у вас клубничка. Я и в другой раз к вам приду. Вы только успевайте ее собирать! А устанете, мы с Екатериной Михайловной вам поможем. Вы не смотрите, что она у нас такая важная, а коль за дело примется, у нее все горит в руках.
Хозяйка кивала головой, улыбалась. Ей нравился этот веселый и такой простой человек. «Кажется, богатый, а вон ведь какой хороший!» — думала женщина. Она знала, что ее сынок только за одну покупку автомобиля от этого человека получил сто долларов. Это же почти три тысячи рублей! Ее невестка за такие деньги три месяца гнется под коровами, а сын два с половиной. Теперь вот он и муженька ее на работу берет. Глядишь, и ему хорошие деньги положит. Такого человека им сам Бог послал.
Перед тем, как сесть в машину, Олег сказал спутникам:
— Вы, Николай, садитесь за руль и остановитесь на той стороне шоссе напротив пруда. У меня будет мужской разговор с друзьями.
Давал понять, что есть у него от них и секреты. Обидно это было Катерине, но, как и всегда, она своих эмоций не показывала.
Вялов и Малютин Олега ждали.
— А ты дискеты мои привез? — обратился Олег к Сергею.
— Привез и не в одном экземпляре, а в трех.
— Жлоб несчастный! Мог бы и десять комплектов сделать. Я и вам по комплекту хочу оставить, и другим верным людям. Мало ли что может со мной случиться, а в них, дискетах, три года упорного труда.
— Ну, надо, так сделаем.
Тексты Олег посылал Сергею из Америки по электронной почте; знал, что в багаже их вывезти невозможно. В них сосредоточены сведения о банках, о счетах, о финансовых операциях,— и все зашифровано так, что без его, Олега, помощи в них никто ничего не поймет.
— Ладно. Теперь — к делу. Много ли у вас денег еще осталось?
— Денег твоих много, но нам нужно еще больше,— сказал директор завода.— Я хотел бы увеличить зарплату людям, построить школу с бассейном, детский сад, выкупить пионерский лагерь, который завод строил тридцать лет, а когда нас банкротами объявили, его два жулика за бесценок купили.
— Выкупайте лагерь и узнайте счета этих жуликов,— я их в один миг сделаю нищими. Я теперь буду наказывать богатых и одаривать бедных. Сколько вам надо на эту программу?.. А впрочем, чего я спрашиваю. Вот поставим компьютеры и перекину на ваш счет деньги.
— В черные времена,— продолжал директор,— когда на заводе появился хозяин и всех нас отстранили, воронье проклятое стало вывозить в Англию наши лучшие станки и целые технологические линии. Нам удалось поднять рабочих, и мы вышвырнули негодяев с завода. А тут твои деньги подошли, мы стали возвращать на свои места рабочих. Сейчас нам бы хотелось превратить завод в головное предприятие по производству электронной техники. Для этого нам нужен новый корпус. При наличии денег мы бы его в год соорудили.
— Хорошо. Будет вам и белка, будет и свисток.
Олег махнул рукой адвокату и Кате. Они подошли.
— Знакомтесь, это мои друзья.
— Ого! — воскликнул Сергей, пожимая руку Катерине.— Ты такое чудо из Америки привез, или?...
— А ты скажи ей что-нибудь и увидишь, как она говорит по-русски.
И серьезно добавил:
— Нигде в мире я не встречал таких красивых женщин, как у нас в России. Тебе бы, жалкий ловелас, пора бы это знать. Ну, а теперь поедемте на квартиру и установим аппаратуру. А второй комплект переложим в мою машину, я повезу его на дачу и сам установлю.
— Не забыл ты в своей Америке, как это делается? — спросил Сергей.
— Знал бы ты, сколько я там дураков этому обучил. Кстати, в Америке мало я встречал толковых инженеров. Слесаря еще есть, и даже из черных, а вот инженеров — мало. Все больше тупые, пустоголовые. Вчера у них эксперимент с запуском ракеты по системе ПРО сорвался. Это уже третья неудача. И я не удивляюсь. Они там полагаются на русских эмигрантов, а того не понимают, что среди русских много и нерусских,— чаще всего, это евреи. Они имеют отличные дипломы, высокие звания, а в расчетах не сильны, и если участвуют в сборке агрегатов, то нередко ошибаются. Народ этот, как и американцы: апломба много, а в делах ненадежны. Когда для меня там создали лабораторию и предложили семь сотрудников, я набирал их из русских и японцев.
Весь день они устанавливали в квартире аппаратуру, потом в ресторане ужинали, а уж потом только разъехались. Катя кому-то звонила, давала адреса, велела выезжать, располагаться; было видно, что говорит она с людьми ей подчиненными.
Вечером на даче застали Халифов; они обрадовались, и еще на крыльце, когда Олег поднимался по ступенькам, Регина показала ему на плетеное кресло, предлагая с ними побеседовать, он поблагодарил и сказал, что хочет поправить телефон в своей комнате и установить компьютер. Катерина тем временем развернула свою машину и поехала обратно встречать подполковника Тихого и его людей, которые, по ее расчетам, должны вот-вот появиться в поселке. Тут настойчиво и как-то особенно громко заверещал ее телефон. Г оворил Старрок:
— Товарищ майор! Я только что от начальства, мне надо с вами срочно встретиться. Я к вам выезжаю. Со мной едет Тихий и взвод охраны. Вам это странно, а мне не странно. Я не знаю, где вы прячете своего... хрякера, но меня вызвали и сказали: организовать охрану по первому разряду. О нем будут докладывать на самый верх. Он уже такая птица, что лучше бы сидел там в Америке и не прилетал. Но он прилетел, и мы теперь будем стоять на ушах. Если с него упадет хоть один волос, с нас упадет голова. А, может, и еще больше. Мне сказали, что такой фрукт появился на Филиппинах, так там его поместили на горе и к нему часто приезжал сам президент. Между прочим, он убежал, и его ищут до сих пор. У нас тоже поместят. Скажите, где вы находитесь, и мы к вам приедем и привезем взвод охраны.
— Я вас поняла,— сказала Катя.— Через двадцать минут я вам позвоню.
Развернула машину и поехала к даче. Здесь она прошла в комнату к Олегу.
— Мне звонил Старрок. Сказал, что о вас знают наверху и велели организовать охрану по первому разряду. Что будем делать?
— Делайте такую охрану,— неожиданно спокойно заговорил Олег.— Но при одном условии: начальником пусть назначают вас.
— Вы хотели жить в тишине и от них подальше.
— Я и буду жить в тишине. А охрана?.. Все равно: мне от нее никуда не деться. Я только не думал, что они так скоро меня захомутают. Значит, грачи мои прилетели.
— Какие грачи?
— А-а.. Миша Кахарский и Сеня Фихштейн. Мои американские приятели. Они и раззвонили по Москве. Я им, конечно, обязан, но общаться с ними мне бы не хотелось. Э-э, да ладно: может, и лучше, когда наладят охрану.
— Тогда я буду звонить Старроку.
— Звоните хоть черту!..
Катя позвонила, назвала адрес. И Старрок сказал:
— О-о, это совсем рядом. Мы выезжаем.
Странно было то, что генерал назвал Катю товарищем. Он ее никогда так не называл. А еще Катя сразу же различила характерную для Старрока одесскую интонацию, которая появлялась у него, когда он волновался. Несомненно, случилось что-то важное.
Старрок продолжал:
— Эти два его дружка из Америки,— они прилетели сегодня утром, были в министерстве, а потом ходили в Кремль,— у них же везде свои люди! — и все разболтали.
И почти трагическим голосом заключил:
— Нам важно удержать его в своих руках. Он, говорят, немного ненормальный, но старик Диоген разве был нормальный? Он сидел в бочке и что-то там думал. А Г омер? Он был слепой, а вон какие написал поэмы! А Фарадей?.. Я слышал, он не знал грамоты, а изобрел электрический двигатель. Мы грамотные, да и то не можем знать, как это он так работает, электрический мотор? Автомобильный мотор я еще знаю, а электрический не очень. Они все, которые что-то изобретают, немножко ненормальные. Но вы ему ничего этого не говорите. Вы знаете, какой финансовый голод испытывает наша милиция. Пусть он и нас не забудет. Ну, ладно, я вас заговорил, а нам надо выезжать. Вы там выходите на дорогу и ждите нас.
Немного более чем через час Катя увидела, как у недавно построенной церкви показалась кавалькада машин. Впереди бронированный с тонированными стеклами «Мерседес» Старрока, за ним неуклюже катит черный железный фургон на манер передвижных мастерских, в которых выезжает бригада рабочих для устранения каких-то больших аварий. И замыкает колонну длинный автобус. И вот они выкатываются на мост через пруд — и тут им преграждает дорогу Екатерина. Ей навстречу из машины выходят Старрок и Артур. Генерал подскакивает к ней, как мячик, подобострастно кланяется, жмет ее руку и всячески дает знать, что рад встрече, что любит, ценит, обожает майора Екатерину Михайловну. И первые его слова:
— Пусть сам ничего не знает, и чтобы хозяин дачи, где он остановился — ни-ни! Ни гу-гу! Как жили спокойно, так и живут. В этом главная задача охраны. Мы — невидимки! Мы духи! Мы даже и не тени! — нет, мы воздух, эфир, всех видим, но никто не видит нас. Эти два парня, что прилетели из Америки, там, наверху, сказали: херкер тогда только что-нибудь может, когда он спокоен. Говорят, он любит дамочек — и только молодых, и красивых. Нет, вы слышите? Молодых и красивых! А кто их не любит?.. Я не люблю? Или вот он, Артур?.. А что же вы нам прикажете — любить старых?.. Хорошенькое дело! Если рядом молодая, а я буду искать старую и жевать... эту варежку. А?.. Ну, скажите вы что-нибудь, майор Катя?.. Он любит молодых — и пусть любит. Нет под руками, мы ему найдем. Там, на панели, где вы дурили кавказцев, их много. Пусть он любит кого угодно — лишь бы шевелил заморские банки и тянул оттуда зеленые. Говорят, есть банки, которые сами печатают эти зеленые. И что?.. Им разве жалко?..
Катя знала: если Старрок взволнован, он будет говорить и говорить. И поток его красноречия можно остановить каким- нибудь неожиданным словом. И она сказала:
— Он женат! Не надо ему ни молодых, ни старых!
— Женат? А разве такие чокнутые бывают женатыми? Какая же дура станет жить с таким сумасшедшим?..
— Ну, ладно! — воскликнула Катя.— Мы — невидимки. Но как же сделать, чтобы нас не видели?
Катя кивнула на стоявшие сзади машины.
Старрок поднял над головой два пальца:
— И машин, и людей никто не должен видеть. Покажите нам лес, а я скажу, как, где и кого расположить...
Катя села за руль «Мерседеса» и повела машины в дубовую рощу,— она находилась на краю поселка в ста метрах от дачи Трофимыча. Тут они остановились. Катя увидела подполковника Тихого и с ним несколько знакомых офицеров. Заглянула в раскрытую дверь машины: там было много ребят в штатском. Некоторых из них она узнала. Это были рядовые милиционеры. Различила двух кавказцев из отряда «Эдельвейс».
Отвела в сторонку генерала, сказала:
— Кавказцев отошлите обратно. Они — доверенные лица Автандила, а я бы не хотела, чтобы полковник имел информацию о нашем объекте.
— Понял! Я все понял. Жалею, что не подумал об этом сразу. Тихий мне говорил, но я... не хотел ссориться с Автандилом. Ошибку исправим.
Поманил пальцем кавказцев и приказал им идти на электричку и ехать в отделение.
— Для вас будет особое задание.
Один было стал возражать:
— Нас послал сюда полковник Автандил...
— Молчать! — закричал генерал.— Марш на станцию!
Кавказцы нехотя вылезали из машины.
Затем генерал позвал с собой офицеров и попросил Артура показать им дачу, в которой будет жить Объект. Отныне Олег стал для них Объектом. Неспешным шагом проходили они тупичок поселка, в котором насчитывалось домов двадцать. Старрок тщательно оглядывал дачу Трофимыча. Артур сказал:
— Г осподин генерал! Зайдемте в дом, я вас познакомлю с моим дедушкой.
Это была оплошность. Катя укоризненно на него посмотрела. Зачем было об этом говорить; ведь генерал не знал, что писатель и есть дедушка Артура. А генерал остановился, подумал. Ему очень бы хотелось познакомиться с писателем и взглянуть на хакера, посмотреть, как он устроился, но он постоял с минуту и сказал:
— Сегодня времени нет. Потом, как-нибудь...
Осмотрели соседние дачи и всю округу. Возле трехэтажного замка, что недавно воздвиг тут один из «новых русских», остановились, генерал подозвал рабочего, который у ворот разгребал кучу гравия.
— Приятель, что за человек живет в этом теремке?
— А вам что за дело? — огрызнулся рабочий.
Генерал набычился, толстые малиновые губы дрогнули, но заговорил он тихо и ласково:
— Хорошо, хорошо. Если это уж такая тайна, то не надо ничего говорить. Я ведь так... я просто любопытный.
Рабочий смягчился:
— Секрета тут нет: наш хозяин — московский человек, он заместитель директора института по хозяйственной части.
— Какого института?
— Вроде бы химического,— ну того, что на Миусах.
— А-а... Мне все понятно. Знаем мы этот институт, большой он, очень большой. Там много помещений и в главном здании и в подсобных. Их теперь сдают в аренду. Берут дорого. Ведь институт-то в центре города. Очень богатый человек, ваш хозяин. Очень. Все понятно. А скажи, любезный, ваш хозяин не продает этот теремок? А-а?..
— Пока нет, но скоро будет продавать. У него такой же дом в Мытищах, да вроде бы он и в Хотьково что-то строит. По этой же дороге, недалеко отсюда.
— Ну, ну,— пусть он строит.
Вежливо простился с рабочим, и они пошли дальше. Генерал, оглядывая другие дома, говорил майору:
— В этом домике, что мы смотрели, он и жить будет, наш Объект.
— А хозяин? Захочет ли он продавать свой дом?
— Хозяину мы найдем жилье. Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого-то... как-нибудь.
— Да за что? — изумилась Екатерина.
— Как за что? За все хорошее, что он делает в институте. Институт-то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И все больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории,— не нужны им лаборатории,— и студентов все меньше. Площадь-то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрем. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали,— на пару денечков, а показали! — то этому-то уж... как-нибудь. Он нам эти домики-то и сам подарит. Пусть в нем и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.