— Так это все-таки он! — воскликнул Билл так громко, что привлек внимание Джо и тот подошел к группе.
— Так кто же это «он»? — спросил инженер.
— О, это очень опасный парень. Я познакомился с ним в блокгаузе Беззубого Бена на Найобрэре. Он пытался убить и ограбить художника Морриса.
— Всевышний! — воскликнул Генри.
— Удивительно, — сухо бросил Джо. — Что за ценности были у Морриса, что его захотел убить индеец. Да и вообще такие штуки не приняты у индейцев.
Билл разозлился, так как тут у него самого было рыльце в пушку
— Удивительно! — заорал он. — Мало вам еще неприятностей от этого сброда, сэр. А Топ очень опасный преступник. Не лучше и его друг Фред или Джим, как его зовут на самом деле. У художника был мешочек с долларами. Это, знаете ли, привлекает бродяг. А они хотели купить себе оружие.
— Возможно. И что ты разволновался?
— А то, что мы еще легко отделались, лишившись двух лошадей. Могло случиться похуже. Это опасные пройдохи.
— Да, но они же враги дакота
— Конечно, дакота такие негодяи не нужны. Нет, не нужны, сэр, это точно. Остается только радоваться, что оба исчезли и что наши потери не так велики.
— Ты, может быть, и прав, Билл. Я их не знаю, и все же мне не хотелось давать им приют. А вообще-то было бы неплохо заполучить двух хороших парней.
Билл и Шарлемань пошли к ручью. Они уселись на берегу и стали доедать остатки солонины. Потом Шарлемань достал кусочек зеркала и принялся бритвой приводить в порядок свою козлиную бородку. При этом он делал страшные гримасы, и Билл с усмешкой посматривал на него.
Завершив не без успеха эту процедуру, Шарлемань, в свою очередь, прищурил глаза, молча уставился на Билла.
Билл заерзал под этим взглядом, поправил шейный платок и наконец спросил:
— Ну что ты? Мукой, что ли, меня посыпали, в перьях обваляли?
— Да вот… припоминаю… а может быть, мне это просто приснилось…
— С тобой все может быть.
— Так вот, будто попал я в блокгауз Беззубого Бена… этой весной. Снег уже начал таять — и мы сидели с тобой вечерком под смоляными факелами. Ты помнишь? Сидели с тобой в углу?
— Ну, ну, как же.
— Было так уютно, тепло, а Бен подносил нам виски, и мы ели жареную медвежатину. Парни подвыпили и начали плести всякие небылицы.
— Да, да, так оно и было. Всякую чушь. — Билл вдруг смолк и помрачнел. — И отчего все это взбрело тебе в голову?
— Ты же сам заговорил о блокгаузе… Так вот, была глубокая ночь. Кто-то рассказывал об индейском вожде, который знал пещеру с золотом. Вождь по пьянке разболтал о золоте — и его прогнали из племени. И случилось же, что вождь этот оказался тут же в блокгаузе, вместе с нами. Несколько крепких парней сразу навалились на него, связали. Хотели выпытать у него тайну пещеры. Но вскоре вился Джим и освободил краснокожего. Ясно, что Джиму улыбалось стать монополистом золотой пещеры. Только, видишь ли, индеец не собирался грабить художника Морриса. Он хотел защитить его от бандитов, но…
— Тебе так кажется?.. Глупости. Индеец хотел убить и ограбить художника.
— Эх Билл, Билл! В твоей голове, голове петушиного бойца — петушиные бои, хоть ты и не пил еще виски. Зачем индейцу грабить, если он — хозяин золотой пещеры?
Билл так и вылупил глаза на Шарлеманя.
— А может быть, он ничего и не знает о пещере… может быть, люди все выдумали… понимаешь ты?
— Понимаю, понимаю. Ну, а если знает?
— Тогда, пожалуй, нужно бы приютить его. В благодарность этот краснокожий, возможно…
— Помолчал бы ты уж лучше со своими проектами. Нам этот сброд ни к чему. — Шарлемань потеребил свою козлиную бородку. — Понимаю, понимаю, отчего это ты на него наворотил. Понимаю и молчу, потому что я твой друг. Молчу!
— Вот это-то я тебе и хотел посоветовать, Шарлемаиь, иначе ты можешь стать моим бывшим другом.
Билл поднялся. Шарлемань его раздражал. После беспокойной ночи хотелось спать, но не следовало попадаться на глаза Джо, а то получишь какую-нибудь работу, а это совсем ни к чему. Наконец Билл нашел солнечное местечко, достал свое одеяло и растянулся, чтобы заслуженно, по его мнению, отдохнуть.
День прошел без новых происшествий. Но люди так привыкли к неожиданностям, что в самом спокойствии для них таилась тревога. Озираясь, они обменивались соображениями по поводу затишья, уверяли друг друга, что идет подготовка к новому налету на лагерь. Только вот — кто?.. С какой стороны засвистят стрелы?..
Один Джо оставался безразличным ко всяким такого рода предположениям. С прежним фанатизмом он требовал работы и работы. Он считал, что трасса, которую он прокладывал, лучшая, что это единственно возможная трасса для трансамериканской железной дороги. Скоро должно было начаться ее строительство. Честь инженера не позволяла ему из-за каких-то индейцев сворачивать работу.
К вечеру они настолько продвинулись, что инженер отдал приказ на следующий день разобрать лагерь и перенести его дальше на запад. В предвкушении перемен люди почувствовали себя увереннее и бодрее. Вечером у очагов уже рассуждали о преимуществах трансамериканской железной дороги.
Ночь прошла тихо. Когда наступил рассвет и подул свежий ветер, все вышли из палаток. Направились к ручью. Вода в последние жаркие дни текла еще медленней.
Билл стоял на берегу со стаканом в руках.
— Ну что ты там задумался? — спросил Шарлемань. — Поторопись. Надо поскорей разобрать палатку. Нам же выезжать на разведку!
— Знаю.
— Ну и что ж ты стоишь, точно тебя стукнули по башке.
— Посмотри на рыб.
— Каких рыб?
— Вон. Уже вторая дохлая рыба.
Шарлемань насторожился.
— Верно! Ну и смех!
— Нет, это плохой смех… Плохой смех, я тебе говорю.
— А что… неужели ты думаешь…
— Думаешь?.. Люди! — заорал Билл. — Не пейте! Не пейте больше! Вода отравлена! Рыба дохнет, плывут мертвые рыбы.
Все отпрянули от ручья.
— Проклятье! — крикнул Джо.
Генри рыгнул — и его от ужаса вырвало.
— Заканчивайте мытье! — приказал инженер. — Сейчас же сниматься. Посмотрим, далеко ли протянулся район мертвых рыб.
Хорошее настроение пропало. Люди поспешили разобрать палатки. Инструмент был еще с вечера упакован, поэтому лагерь свернули быстро, и через полчаса экспедиция пришла в движение.
Всадники направились вверх по течению. Высокие берега позволяли отряду двигаться скрытно, однако они же и ограничивали видимость.
Билл и Шарлемань, едущие впереди, поднялись на высокий, опаленный солнцем берег. Перед ними простиралась покрытая песком и золой прерия. Билл, лишившийся своего коня, ехал на одной из вьючных лошадей. Животные едва переступали ногами, точно уже с самого утра устали.
В долине ручья, где двигалась экспедиция, поднялся шум. Доносились проклятия. Билл и Чарльз направили своих спотыкающихся коней вниз, в долину.
Лошади одна за другой ложились на землю и корчились в судорогах. То же происходило и с людьми. Это было признаком опасного отравления. Санитар, который чувствовал себя не лучше других, ходил от человека к человеку и давал рвотное. Никто не имел понятия, что это был за яд.
Продвигаться дальше было невозможно. Хорошо себя чувствовали только Билл, Шарлемань, Генри, которого вовремя вырвало, и Джо. Тот, услышав предупреждение Билла, даже не подходил к воде.
Джо раздумывал, не послать ли ему нарочного назад, в главный лагерь за подкреплением. Но только четверо были на ногах. Пришлось бы оставить без помощи пострадавших. Нет, не в его характере было покидать место происшествия. Билл и Шарлемань согласились с ним, что большой переход пешком тоже таил много опасностей.
Проклятия стихли, так как они не приносили облегчения. Лучше никому не стало. Билл и Шарлемань сидели рядом, покуривая трубки.
— Если не отравился, так умрешь от жажды. Неужели нельзя вырыть колодца? — сказал Билл.
— В песке-то? А где найдешь бревна для сруба? Безнадежно. Нет, мы не будем рыть колодец, мы направимся вверх по течению. Чтобы отравить ручей, даже такой маленький, нужно немало яда. Они, вероятно, отравили только небольшой участок, около лагеря.
— Да, о таком дакота раньше никогда не помышляли.
— Они научились этому, Билл.
— Возможно, Чарльз. Старый жрец из рода Медведицы, без которого тут, видно, не обошлось, весной, год тому назад, был у нас…
— Жрец здесь, жрец — там. Попробуем-ка мы с тобой пробраться вверх по течению и посмотрим, где же кончается участок мертвых рыб.
— Сейчас?
— Лучше сейчас. Скажем Джо. Может быть, это и не так далеко.
Инженер согласился, Билл и Шарлемань отправились в путь. Им обоим, да и Джо с Генри, тоже было нелегко, хоть они и не пили отравленной воды. Все четверо знали, что индейцы нападут если не днем, то ночью.
МАТЬ ВОЖДЯ
Матотаупа и Фред на чужих конях неслись галопом по ночной прерии. Каждую минуту они могли ждать встречи с врагами, от которых с трудом спаслись. Когда они отъехали достаточно далеко, стало ясно, что из лагеря их никто не преследует. Они остановились на возвышенности, оставили в низинке стреноженных коней, сами же спрятались в траве. Их глаза были острее, а уши более чуткие, чем у Билла и Шарлеманя, и никому не удалось бы подобраться к ним на расстояние выстрела даже в ночной тьме.
Стало светать. Фред посмотрел на Матотаупу. «Что дальше?»- говорил его взгляд.
— Тачунка Витко вероятнее всего в палатках рода Медведицы, — прошептал Матотаупа. — Я проберусь к палаткам, может быть, мой томагавк и найдет Тачунку Витко, как в прошлое лето моя стрела настигла Старую Антилопу.
— Топ, но ведь это же безумство.
— Я должен отомстить, а не ты.
— Если ты хочешь сказать, что мне не надо идти с тобой, — хорошо. Я буду ждать тебя в блокгаузе Беззубого Бена.
— Неужели нет другого места?
— Бен — подлец, это я знаю, однако ни тебе, ни мне он ничего не сделает. Но там болтаются люди, у которых можно узнать кое-какие новости.
— Как хочешь.
— Договорились. Я сейчас же отправляюсь.
— Возьми и моего коня.
Фред сполз по склону, взял коней и быстрой рысью поскакал на северо-восток. Матотаупа продолжал вести наблюдение. Оружие было при нем — обоюдоострый нож, стальной томагавк, револьвер, двустволка. Костяной лук — подарок вождя сиксиков — он не взял с собой, когда поехал на факторию старого Абрахама. Лук остался в палатках черноногих. Кожаное одеяло и кожаную индейскую одежду Матотаупа потерял вместе с конем. Из провианта у него был только небольшой мешочек с пеммиканом, немного табака. Полотняная рубашка его раздражала. Враги из племени дакота узнали его и в рубашке, — значит, и для маскировки она не годилась. Он с юности привык бороться обнаженным и бросил рубашку.
Целый день Матотаупа провел на высотке; он съел щепотку пеммикана, пожевал зернышки трав. С наступлением вечера он поднялся.
Днем не было видно ничего подозрительного, и он без особой осторожности бегом направился к знакомому ему летнему лагерю рода Медведицы у Лошадиного ручья.
Уже к полуночи Матотаупа рассчитывал достичь палаток рода. Там наконец-то он встретит Тачунку Витко! Хотелось ему, конечно, увидеть мать и свою дочь. Но этому чувству он не позволял разрастаться, ведь возвращение к сиксикам было теперь невозможно, и ему некуда было брать Уинону. Выношенный когда-то план рухнул.
Все время прислушиваясь и наблюдая, Матотаупа бежал, петляя между холмами. Солнце закатилось. Взошла луна. И он стал избегать мест, освещенных луной.
Дакота был, как и все его соплеменники, хорошим бегуном на большие расстояния. Он бежал равномерно, без остановок, дыхание его не сбивалось. Метнулась мимо сова. Стайка индюшек кучкой лежала на его пути — Матотаупа обошел их, чтобы не вспугнуть: встрепенувшиеся среди ночи петухи могли предупредить врага.
Вскоре он узнал очертания небольших холмов у Лошадиного ручья. А вот и долина. Бесшумно струились воды ручья, поблескивая в свете луны. Матотаупа остановился. Пахло водой. Темной лощинкой он скользнул к самому берегу, измученный жаждой, лег на песок и длинными глотками потянул в себя воду. Потом погрузил в нее руки, и ему стало так хорошо, как будто эта вода — близкое живое существо, приветствующее его на родине. Наступила полночь, когда он под прикрытием прибрежного кустарника прополз к окраине лагеря.
Палатки стояли здесь, как и ожидал Матотаупа, но, увидев их перед собой, он даже вздрогнул, точно от страха.
Типи — круглые кожаные палатки — были бесцветны в свете луны. От них тянулись длинные тени. Матотаупе казалось, что он различает трофейные шесты перед палатками, видит на них знаки военных и охотничьих подвигов. И только свою собственную палатку, палатку, в которой он, военный вождь, жил со своей матерью, с детьми и женой, он еще не мог различить. Она обычно стояла посреди лагеря, и, видимо, ее скрывали другие палатки.
Матотаупа знал, где должны располагаться дозорные. Еще будучи вождем, он установил определенный порядок и был уверен, что при соблюдении некоторой осторожности можно пробраться в лагерь незамеченным.
Матотаупа медленно, как змея, пробрался по заросшей травой земле, и вот он уже на месте, откуда можно спокойно вести наблюдение.
Он залег, так как услышал с юга топот копыт. Матотаупа приник ухом к земле и понял, что скачет всего один всадник. Топот быстро приближался. Человек не таясь подъехал к поселку. Матотаупа оставался в своем укрытии. Скоро всадник оказался неподалеку от Матотаупы, и его озарил слабый свет луны. Это был индеец, дакота, худощавый, как любой молодой воин. Он что-то крикнул, и с высотки к западу от поселка, а также от табуна крикнули в ответ. Значит, выставлено двое дозорных, а на холме, у подножия которого находился Матотаупа, — никого.
Как можно быстрее он стал продвигаться по лощинке на высотку. Дозорные, ответившие на крик, все внимание обращали сейчас на всадника. Это был удобный момент для Матотаупы. С возвышенности лагерь был хорошо виден, и можно было рассмотреть все, что там происходит. Всадник направил коня к табуну и только там спрыгнул с него; дозорный позаботился о животном. Молодой всадник поспешил к палаткам. Теперь Матотаупа узнал юношу — это был Четан, друг Харки, вожак союза Красных Перьев. Открылась палатка жреца, стоящая посередине поселка между большой палаткой совета и палаткой вождя, в которой когда-то жил Матотаупа. Да, да, несмотря на слабый свет, Матотаупа различил на соседней палатке большой четырехугольник — символ четырех стран света. Значит, это его палатка. В этой палатке он родился, с этой палаткой он странствовал, перед этой палаткой по-прежнему стоял шест с его охотничьими и военными трофеями.
Из палатки жреца появилась тощая фигура старого Хавандшиты. Это он обвинил Матотаупу в предательстве и добился изгнания вождя! Матотаупа справедливо считал его виновником всех своих бед и несчастий, но никогда в его мозгу не возникало мысли отомстить жрецу.
Четан почтительно приветствовал жреца. В это время открылась другая палатка, стоящая несколько в стороне, и вышел мужчина, вид которого удивил Матотаупу. Мужчина был среднего роста. Длинные волосы закрывали уши. У него была большая борода. А одежда — кожаные штаны, как у белого охотника прерий, и мокасины, как у индейцев. Видно, он только что оделся и на ходу затягивал ремень. Быстрыми шагами он прошел через лагерь и остановился перед Хавандшитой и Четаном.
По-видимому, больше мужчин в лагере не было. Ведь если сообщение Четана очень важно, а это было именно так, потому что сам жрец вышел среди ночи из своей палатки, то, конечно, вышли бы все воины, если бы они были дома.
Человек с бородой говорил в тишине ночи так громко, что Матотаупа без труда мог его слышать.
— Отравлены? — с ужасом воскликнул бородатый. — Но дети мои, как можно быть такими варварами, такими бессердечными! Люди ведь только выполняли договор, хотели что-то заработать. О, несчастные!