Когда он звонил вечером, то всегда притворялся, что не узнает ее, но она прекрасно понимала, о чем идет речь: они хотели вытянуть Гого в ресторан. Проще всего было ответить, что пана Зудры нет или что он уже спит. Однако она не могла соврать.
— Сейчас позову, — сказала Кейт и передала трубку мужу со словами: — Это Залуцкий, не пойдешь?
— И речи быть не может, не беспокойся.
— Спасибо, — она поцеловала его в лоб. — Я иду к себе. Будем уже отдыхать, правда?
— Да, любимая, конечно, — ответил он и стал говорить по телефону: — Как дела. Али-Баба?
— Слушай, Гого, я послал за тобой машину. Она будет возле твоего дома через пять минут, приезжай сейчас же.
— Нет, не могу, сегодня не могу. А что случилось?
— Ничего не случилось, но здесь очень весело. Приезжай немедленно…
— Видишь ли, у меня много работы, это во-первых, а во-вторых, я уже разделся и сижу в халате.
— Так оденься.
— Нет-нет, завтра утром у меня встреча со старым Ирвингом, а с вами там затянется, как всегда.
— Я обещаю тебе, что в час все поедем по домам, никуда больше заходить не будем. Подожди, тут Збышек вырывает у меня трубку.
— Гого, если тотчас не приедешь, — в трубке послышалось бормотание Хохли, — то будешь свиньей.
Хохля был уже пьян. Должно быть, кто-то открыл дверь телефонной кабины, потому что в трубке послышались голоса и звуки музыки. Гого посмотрел на часы. Было десять минут одиннадцатого.
— Збышек, я правда не могу, — сказал он, но уже менее уверенно.
— Эх, ты, подкаблучник!
— У меня работа.
— Послушай, здесь Адам, Тукалло, Ясь, Монек, Дрозд, ну все. Если не приедешь, то увидишь, что я продам портрет пани Кейт тому паршивцу, а ты получишь фигу. Собственно, что это я еще упрашиваю тебя! Ты мне одолжение делаешь, что ли?
Трубку снова взял Али-Баба.
— Не будь козлом и приезжай.
— Да пойми же ты, я обещал жене, — понизил голос Гого.
— Так соври что-нибудь. Скажи, что я с сестрой в «Европе», или что другое.
— Я еще подумаю и если смогу…
— Ну, хорошо. Во всяком случае, если не поедешь, то вышли слугу вниз, чтобы отправить машину обратно к «Под лютней».
— Договорились.
— Тогда привет, ждем тебя.
Гого положил трубку и встал.
«Послать слугу, — подумал он с грустью. — Я даже домработницу послать не могу, потому что уже, наверное, спит. Ему кажется, что у меня есть слуга».
И здесь он вспомнил, что недавно сам сказал Залуцкому, как бы невзначай, в разговоре, что ему что-то устроил слуга. Именно поэтому он медлил с приглашением Залуцкого на обед. Все в этой квартире выглядело таким дешевым, так не по-барски.
Выдвинув ящик стола, по привычке проверил содержимое кошелька, хотя знал, что там нет ни гроша. Рядом лежала горка мелких монеток, пересчитал, их было немногим более пяти злотых.
«Выйду и дам шоферу три», — подумал он и начал быстро одеваться. Постучав в спальню Кейт, он не услышал ответа. Она была в ванной комнате.
— Кейт, — позвал он, — я должен на минуту спуститься вниз. Али-Баба прислал за мной машину.
— Но ты же дал мне слово, что останешься дома.
— Ну, да, — он нетерпеливо щелкнул пальцами. — Я только отправлю шофера… Хотя там какой-то важный вопрос в связи с еженедельником.
— Гого… — начала она, но он прервал ее:
— Я же говорю тебе, что не поеду. Только вот у меня нет мелких монет дать чаевые шоферу, у тебя ничего не осталось?
— Нет, возможно, лишь несколько грошей. Они лежат в ящике стола, только не бери те двадцать семь злотых, которые оставлены на оплату телефона.
— Хорошо.
— И не едь, Гого.
— Нет-нет, разве что на минут десять загляну туда.
— Гого! — позвала Кейт, но он притворился, что уже не слышит.
В ящике Кейт на счете за телефон лежало несколько монет. После секундного колебания он взял десять злотых. Все равно не истратит, но на всякий случай нужно иметь при себе хотя бы на пиво и сигареты.
Оказавшись на лестнице, он задержался на минуту.
«Даю себе слово, что до полуночи вернусь», — решил он.
Однако пока спускался, его размышления рассыпались. Что там сейчас происходит с Кейт? Что она подумает, когда увидит, что он взял десять злотых, что надел темный костюм? Если он не вернется через несколько минут? Не станет ли она, которую он никогда не мог разгадать, презирать его?
Он остановился из-за молниеносно пронзившей его мысли. Не придет ли ей в голову, что ничего иного от него и ожидать было нельзя, что мое слово чести ничего не значит, потому что родила меня… простолюдинка?
Он чувствовал себя так, точно его ударили по лицу.
«Нет-нет, только не это», — подумал, сжав зубы.
Достав из кармана деньги, он отсчитал три злотых для шофера. Я дам ему деньги и скажу ехать обратно в ресторан.
Он прошел по коридору и вышел за ворота. Возле тротуара в свете фонарей поблескивал длинный черный автомобиль. Рядом стоял шофер в синей ливрее с кокардой на шапке.
Как только он увидел Гого, старый служака снял шапку и широко открыл дверь автомобиля, сказав:
— Мое почтение, прошу вас.
— А, день добрый, Юзеф, — неуверенно ответил Гого.
Колебание, однако, длилось мгновение. Гого сел, дверь захлопнулась, и автомобиль бесшумно тронулся с места.
Кейт, выйдя из ванной, заглянула, конечно, в ящик стола, потом медленно задвинула его. Проходя через спальню Гого, она бросила взгляд на его светлый костюм, который он снял после ужина, погасила свет в прихожей, какое-то время стояла неподвижно в темноте, проверила, хорошо ли закрыты двери, и, вернувшись в кабинет, села к столу. Взгляд ее скользнул по собственной фотографии и остановился на разбросанных бумагах. Среди таблиц, заметок и ведомостей пестрели рисунки. В углу одной из карточек, в рамке, был список: Фреду — 300, Али-Бабе — 450, Адаму — 100. Рядом с последней цифрой пометка «срочно». На другой карточке заметок поля были исписаны расчетами: машина — 20 000, вилла в год — 8000. Слуга и шофер вместе — 3600, сезон на Ривьере — 6000…
Зазвонил телефон. Говорил Полясский спокойно и, казалось, четко, но она все-таки сразу поняла, что он не совсем трезвый.
— Пани Кейт, вы еще не спите? Не волнуйтесь за Гого. Я бы не хотел по отношению к нему быть нелояльным, я далек от этого. Мы сидим здесь вместе, но я понять не могу, как он решается оставлять вас одну. Пани! Я знаю, что вы там не льете слез и не отчаиваетесь. Это не в вашем характере. И не о вас речь, а о нем. Он производит на меня впечатление человека, который гонится за количеством, теряя по дороге золото.
— Золото, пан Адам, тоже имеет относительную стоимость, — заметила Кейт, — а я, между прочим, не вижу ничего плохого в том, что мой муж умеет развлечься.
— Так почему же вы не приходите вместе с ним, если одобряете развлечения?
— Это дело вкуса. Мне не нравятся рестораны и танцы.
— О, я понимаю вас и тоже не терплю всего этого.
— Оригинальная шутка, — попыталась рассмеяться Кейт.
— Вовсе не шутка. Просто у меня нет дома. Будь я на месте Гого! Боже, я стоял бы на коленях…
—…у моих ног, — с иронией закончила Кейт.
— Зачем вы надо мной смеетесь? Разве я заслуживаю. Мне хотелось сказать, что на коленях я каждый день благодарил бы провидение.
— Не утруждайте себя банальностями, за которые завтра вам будет стыдно. А сейчас возвращайтесь в свою компанию, ведь там без вас скучают.
— Пани Кейт, я столько хочу вам сказать… Позвольте мне приехать! На час!.. Хоть на полчаса!..
— Спокойной ночи, пан Адам.
— Секунду, умоляю! Несколько дней назад был у вас Тукалло и сидел до полуночи, а сейчас еще только несколько минут двенадцатого.
— Пан Тукалло — совершенно иное дело.
— Я… я могу принять это за комплимент?
— Как вам будет угодно.
— Пани Кейт, вы же знаете, что с моей стороны вам не угрожает не только какое-нибудь слово, которое могло бы оскорбить вас, но даже взгляд, который не выражал бы ничего иного, кроме обожания и глубокого уважения. Вы же знаете меня!
Кейт рассмеялась.
— Конечно, но знаю также и себя.
— Вот именно. Я не представляю себе, чтобы с чьей-нибудь стороны вас могло встретить оскорбление, чтобы кто-нибудь мог задеть вашу честь или нарушить дистанцию, которую вы определили ему.
— К сожалению, вы переоцениваете мои душевные качества, и сейчас я докажу вам это: несколько минут назад я пожелала вам спокойной ночи.
— Вы правы, — растерялся Полясский. — Я наглец и прошу меня извинить. Спокойной вам ночи. Наверное, я мно
го
выпил. Но я хочу сказать вам еще одно: если бы мне был предложен выбор стать Севером, которого вы можете принять в любое время, или оставаться собой и любить вас, даже не встречаясь с вами, я всегда предпочел бы второе. Я не жду ответа. Да и что нового вы можете сказать. А сейчас спокойной ночи. Спокойной вам ночи, пани Кейт.
— Спокойной ночи, пан Адам.
Едва она успела положить трубку, как снова раздался звонок. Дозвонился Гого. Как всегда он объяснял, что там весело, что его не хотят отпускать и что он почти ничего не пьет. Язык у него при этом заплетался. Он уверял, что через час вернется, умоляя не сердиться, повторяя, что любит ее и надеется, что сон ее будет крепок.
— Хорошо, Гого, — последовал ответ Кейт, — веселого тебе вечера.
— Спасибо, Кейт. Ты — ангел.
Она отключила телефон, чтобы ее не беспокоили, зная, что Гого будет звонить на протяжении всей ночи, а еще и Полясский, под утро иногда Тукалло или Хохля со своими признаниями.
Кейт, забравшись в постель, взяла письмо тетушки Матильды. Ей хотелось еще раз просмотреть его, оно пришло перед обедом, и она прочитала его второпях.
Пани Тынецкая писала редко. Ее письма, хотя и были проникнуты искренней сердечностью по отношению к племяннице и Гого, но все-таки полны были безысходного пессимизма. Она жаловалась на старость и одиночество. В предыдущих письмах выражала надежду на то, что, возможно, в имении все изменится к лучшему, когда приедет Роджер, вспоминала как бы невзначай, что он сейчас отдыхает в Вене, потом будет в Липске.
В последнем письме о нем было лишь короткое замечание: «…Мой сын приехал в Пруды на несколько дней вместе со своим приятелем, каким-то деклассированным австрийским бароном, который, как я могла понять по их отношениям, является для Роджера чем-то вроде гувернера или инструктора. Скоро они уезжают в Америку».
Этот странный тон пани Матильды говорил о том, что между ней и сыном не произошло сближения и взаимопонимания, на что она очень надеялась.
В конце письма старая графиня сообщала: «Говорил мне адвокат Гимлер, что к нему писал твой муж, спрашивая, не может ли он получить три тысячи авансом из своей пенсии. Горько ему было отказывать, но, к сожалению, что я и вынуждена была подтвердить, адвокат имел жесткое распоряжение не превышать сумму пенсии вплоть до лишения своей должности у моего сына, интерес которого по отношению к Прудам ограничивается единственно контролем за счетами именно этой пенсии».
Кейт выключила свет и попыталась уснуть. Однако навязчивые мысли долго не давали ей сомкнуть глаз. Память возвращала к счастливым и спокойным годам, проведенным у тетушки в Прудах. Как уверенно она смотрела в будущее, как безгранично верила, что судьба уготовила ей то, что она сама себе выбрала, и ничто не сможет изменить ее жизнь. Выходя замуж за Гого, она не надеялась найти в браке с ним счастье. То, чем брак оказался, не было даже его тенью, а иногда казалось полной утратой всех надежд. Случались дни, когда она впадала в крайнее отчаяние. Стыдно было ей как за отрицательные черты мужа, так и за взрывы его нежности, в которых с каждым днем все больше распознавалась мелочность его натуры. Он был ни злым, ни глупым, но не хватало ему какой-то внутренней цельности, сильного характера, не хватало стремления к чему-то высокому в жизни, кроме сытости, кроме дешевого снобизма. И даже в этих устремлениях не было у него твердости. Он дошел до того, что обратился к Гимлеру за деньгами, к тому же за ее спиной. Это уже походило на непорядочность.
Она не показала ему письма пани Матильды: хотела оградить от нового унижения, потому что еще надеялась, что, оказавшись у дел, получив какую-нибудь достойную
должность, к нему вернутся и прежняя гордость, и те ценности, которые видела в нем и за которые продолжала бороться. Не меньше усилий она прилагала, чтобы перед ним, а тем более перед людьми спрятать свои разочарование и горечь. Поэтому очень болезненными были такие разговоры, как сегодня с Полясским, такие взгляды, как взгляды Фреда, в которых было и понимание, и сочувствие, и почти жалость.
Ей удалось уснуть лишь на несколько часов, а когда встала, было восемь. Гого еще не вернулся. Уже часто случалось, что он приходил очень поздно, но в это время раньше он всегда был дома. Обеспокоенная, она решила позвонить Фреду. Едва включила телефон, как появился Гого. Выглядел он жутко в помятом котелке и грязном пальто. Лицо его было опухшим, а под правым глазом красовался синяк. Он был совершенно пьян и, пошатнувшись, упал. У нее не хватило сил поднять его. Он бормотал что-то невразумительное. Наконец ему удалось встать и с трудом добраться до ванной комнаты. Кейт отпрянула и захлопнула дверь. Убежав в дальнюю комнату, она закрыла руками уши, чтобы не слышать приступов его тошноты.
Это уже было выше ее сил. Она стояла бледная и дрожащая, судорожно сжимая ладони, близкая к обмороку. К счастью зазвонил телефон. Она пришла в себя и подняла трубку. Фред Ирвинг интересовался, не вернулся ли Гого.
— Я провожал его домой, но он уперся и по дороге сел в такси, наказав ехать в «Мулен Руж». Я поехал за ним, но там его не нашел. Потом искал его в других ресторанах, но напрасно.
— Да, спасибо вам, он уже дома, — ответила Кейт, — стараясь придать голосу спокойный тон. — Я не видела его, потому что еще спала. Кажется, он был навеселе. Видимо, вы хорошо повеселились, но у меня к вам просьба. Дело в том, что Гого должен был сегодня встретиться с вашим отцом. К сожалению, он так крепко спит, что мне жаль его будить. Вы не будете так добры извиниться перед отцом и оправдать каким-то образом отсутствие моего мужа?
— Хорошо, я все устрою. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Нет, благодарю вас, — она сжала губы, чтобы не расплакаться.
— Я сейчас в городе. Мне кажется, вы собирались сегодня в банк, я охотно улажу ваши дела, потому что и я там…
— Нет-нет, спасибо, ничего срочного.
— Целую ваши руки и до свидания.
— До свидания, пан Фред.
Марыня подала завтрак. Кейт выпила чашку чаю, но есть ничего не смогла. Спустя какое-то время из ванной вышел Гого. Он немного протрезвел, но цвет лица у него был бледно-зеленый. Кровавый синяк под глазом напух еще больше и выглядел отвратительно при вымученной кривой усмешке.
— Ты — ангел… — начал он охрипшим голосом. — Извини меня… Безобразно напился… Да, но это уже в последний раз. Даю тебе честное слово. Последний раз… Сейчас я переоденусь и пойду к этому старому идиоту… Который это час?
— Ты не можешь идти в таком состоянии, — ответила Кейт спокойно. — Звонил Фред, и я попросила его объяснить отцу ситуацию.
— Ты — ангел, — расчувствовался он, — а я — свинья. А Фред вовсе не такой добренький, как тебе кажется. Это все только потому, что он влюблен в тебя. Ты думаешь, я этого не понимаю? А, вот, сейчас, сейчас…