— Я пришла с миром, — проговорила она. Увидев изменившееся лицо жертвы, с усмешкой добавила: — Не стоит бояться, пока…
— Пока? — Надежда почувствовала себя мошкой, запутавшейся в невидимой паутине. — Что вы сделали со мной?
— Ничего страшного. Скажем, это всего лишь невинный способ привлечь внимание. Поверь, не стоит бояться меня до тех пор, пока наши цели совпадают. — В глазах призрака металось холодное, ослепительно-белое пламя.
— Какие цели? — завороженно спросила женщина.
— Сейчас объясню. Я хочу оказать услугу. Конечно, не совсем бескорыстно… В течение последующих трех лет твоя дочь трижды подвергнется смертельной опасности.
— Опасности? — Несчастная мать похолодела от смысла сказанного.
— Вот именно, смерть будет ходить за ней по пятам. Ну, так что, тебя интересует помощь?
Не в силах произнести ни слова, Надежда кивнула.
— Не бойся, я спасу Милу. Но благотворительность не в моих правилах. Кое-что я попрошу взамен: некую вещь, которая окажется в вашей семье.
— Вещь?
— Придет время, и ты о ней узнаешь. Она станет совсем небольшой платой за жизнь ребенка! Решайся! Я жду!
— Простите, а вы не обманываете?
— Проверь, попробуй, но потом пеняй на себя! — В ответе незнакомки прозвучал вызов.
— Нет, нет, я верю! — поспешила заверить ее Надежда и горячо попросила: — Прошу вас, спасите мою девочку!
— Хорошо. И последнее, к помощи матери прибегать не советую, иначе легко можешь оказаться на месте сегодняшних воробьев! Поняла?
— Да…
Призрак начал медленно таять, пока не исчез совсем, оставив в вечернем воздухе легкий след прежнего свечения.
Оглушенная произошедшим, женщина растерянно смотрела в пространство, на то место, где еще минуту назад стояла ужасная незнакомка. Все перемешалось в голове. Мама, а она здесь при чем? Чем она сможет помочь?! Бред какой-то! Но загадочный свет никуда не уходил, убеждая в своей реальности…
— Извините, совсем вас заговорила! — Надежда смущенно улыбнулась Валентине Антоновне.
— Наденька, твой рассказ выглядит таким таинственным…
— Да, сплошные загадки. Но это лишь начало моей истории. Поверьте, нет ничего страшнее неизвестности! После той встречи в больничном парке я каждый день ожидала беды! Не решаясь признаться мужу, страдала вдвойне, ощущая свое полное одиночество. Летом мы снимали дачу в Мамонтовке. Должна отметить, места тамошние нас восхитили. Вокруг дома, повсюду, росли высоченные сосны, их кроны отбрасывали легкую полутень на чудесные поляны, поросшие мягкой травой. Хозяева не утруждали себя большим огородом, имея на участке лишь пару-тройку грядок с зеленью, поэтому основная его часть была настоящим сосновым бором. Между деревьями мы натянули гамак, в котором обожала качаться Милочка. Беря отпуска по очереди, я и Толя могли находиться на даче в июне и июле. Даже работая, все выходные проводили только там. Июль выдался жарким, с ливнями и сильными грозами. В один из таких дождливых дней мы с дочкой сидели на ступеньках летней веранды, с открытой дверью, наслаждаясь чистым, душистым воздухом. Гроза проходила стороной. Где-то далеко еще слышались раскаты грома, но дождь уже ослабевал, убаюкивая мерным шумом. Не помню, о чем мы разговаривали, когда нас ослепила молния и одновременно раздался оглушительный грохот, сотрясший весь дом. И тут я с ужасом заметила, как в открытую форточку медленно вплывает серебристый шар. Он странно двигался: плавно колыхался, словно в густом, тягучем сиропе. Я только и могла, что прошептать: «Милочка, не шевелись», — напряженно следя за искрящимся клубком, приближающимся к дочери. Внезапно, в полуметре от ее головы, шар остановился, как бы в раздумье, а затем, непостижимым образом, изменил траекторию. Не причинив никому вреда, он, против тока воздуха, вернулся назад, к форточке, и, выскочив в нее, взмыл высоко вверх, словно ручной мяч, пущенный невидимой рукой. Никогда не слышала, чтобы шаровая молния так странно двигалась! Ближе к вечеру небо очистилось, выглянуло солнышко. Помню, я занималась ужином. В дом вбежала взволнованная Милочка и, приплясывая от нетерпения, стала упрашивать побыстрее выйти с ней на улицу. Представившееся зрелище, действительно, поразило меня! В небесной лазури, под сводом восхитительной радуги, сиял огромный белоснежный крест! Так, впервые, сбылись слова незнакомки.
В следующий раз это случилось весной. Помните, прошедший март выдался теплым и солнечным. Городские сливы не справлялись с огромным количеством талого снега, отчего на тротуарах возникали настоящие моря. Мы с Милочкой решили поехать в «Детский мир». Тем более накануне я купила ей новые резиновые сапоги, которые дочке не терпелось обновить. По дороге она старалась не пропускать ни одной лужи. Впереди тротуар перегораживал целый водоем грязной, мутной воды с большой бурлящей воронкой посередине. Неожиданно Милочка к ней побежала. Зачем? До сих пор не могу понять! Обычно послушная, в тот день она будто не слышала моих сердитых окриков. Я попыталась догнать дочку, но куда там! Милу спасло лишь то, что, когда она падала в открытый люк, успела зацепиться за его края локтями. Схватив перепуганную дочь под мышки, я стала тянуть ее наверх, но бурный поток воды сводил все мои усилия на нет. К тому же промокшее пальто сделалось таким тяжелым…
Никто не заметил, откуда появился тот удивительный юноша. Он с завидным спокойствием приблизился к Милочке и, словно перышко, поднял в воздух. Не успела я опомниться, как наш спаситель исчез. Позже очевидцы происшествия описывали весьма необычную одежду молодого человека. На нем была светлая, ниже колен, рубаха без пуговиц и накинутый, поверх нее, длинный красный плащ. Наряд довершали высокие изящные черные сапоги с белым узором. Русые волнистые волосы, расчесанные на прямой пробор, открывали чистое ангельское лицо. Знаете, на самом деле, ангельское! — взволнованно воскликнула Надежда. — Сразу возникло ощущение, что я его знаю. Только вот откуда? Дома, размышляя, я случайно, остановила взгляд на иконах. — Женщина замялась. — Юноша как две капли воды походил на Архангела Михаила! Остается добавить, сегодня, под нашими окнами, я вновь увидела ту страшную незнакомку, о которой хотела забыть, и поняла: она так же реальна, как и мы! Что ей нужно?! Валентина Антоновна, мне страшно…
Глава 5
МИЛА
Сколько Мила себя помнила, она всегда видела сны. Особое место среди них занимал один и тот же, часто повторяющийся. Ей снился прекрасный белоснежный монастырь, окруженный высокими стройными деревьями, кипарисами, с кронами, напоминавшими пламя свечей. Монастырь возвышался на скалах, у подножия которых плескалось синее-синее море… Он звал Милу, пытаясь открыть некую важную тайну. Девочка твердо знала: там, за каменными стенами, находился ее родной дом. Она шла и шла к нему. Казалось, еще чуть-чуть, и Мила окажется у ворот. Но на этом видение обрывалось, оставляя чувство недоумения и тоски.
А что касалось остальных снов, со временем девочка научилась их разделять. На «прямые», когда она в точности, с мельчайшими подробностями, могла рассказать о будущем, причем не только своем, но и чужом. И «непрямые», символические, которые приходилось расшифровывать. Позже к ним присоединились новые, необыкновенные сны, оставляющие доказательства своей реальности…
Вначале Милу окружала темнота. Потом она дошла до бабушкиного дома и оказалась в глухой, темной прихожей коммунальной квартиры. С запахами посторонних людей, с шорохом чужой одежды, с чьим-то смущенным топтанием. Там, за закрытой дверью, находился ее волшебный детский мир: со светлой ореховой мебелью, запахом детского крема, тонкой фарфоровой вазой с жизнерадостными гимнастами и, конечно, приемником-транслятором, рассказывающим сказки и поющим, голосом Людмилы Зыкиной любимую песню «Течет река Волга». И вот кто-то говорит, что бабушки больше нет, она умерла! Мила заходит в пустую комнату. Девочка силится понять: как же будет теперь жить?! Без первых тюльпанов и нарциссов под окном бабушкиной комнаты на первом этаже? Это представляется ей совершенно невозможным!
Мила переносится в просторный белый зал, где на возвышении, в гробу, лежит бабушка. Она смутно видит родное лицо и цветы. Огромное горе вырывается наружу горячими солеными слезами. Мила не может остановиться, плачет и плачет…
— Милочка, проснись, проснись, маленькая! Не плачь, ну что ты, что тебе такое приснилось? — Мама ласково теребит девочку за плечо, гладит по голове, с тревогой смотрит в опухшее от слез лицо. Как же ее пугают Милочкины сны! — Доченька, проснись, не бойся! Ты просто видела дурной сон, он ничего не значит!
Мила открывает глаза и непонимающе смотрит на маму.
— Я видела умершую бабушку! Уверенная в реальности событий, она вновь начинает горько плакать.
— Деточка, такие сны к долгой жизни! — продолжает утешать дочку Надежда, сама не веря тому, что говорит.
Через месяц бабушку парализовало, а еще через две недели она умерла.
Жизнь двенадцатилетней девочки сильно изменилась. Теперь Милочка возвращалась домой неохотно. Никто не встречал ее с доброй улыбкой и горячим вкусным обедом на плите. Она вспоминала, как любила лепить с бабушкой вареники, с творогом, вишней, картошкой, и болтать о чем-то незначительном. Им было очень хорошо тогда, вдвоем. Воспоминания согревали, а порой, наоборот, пугали своей неповторимостью.
Милочка автоматически открыла входную дверь и вошла в пустую квартиру. С некоторых пор ей казалось, что тоска не состояние души, а вполне одушевленное существо, всегда находящееся рядом. Она подошла к холодильнику и достала кастрюлю с бульоном, в котором белели четвертинки курицы. Сварив вермишелевый суп, Милочка грустно уселась за кухонный стол. Есть одной совсем не хотелось. Девочка вяло помешивала ложкой в тарелке, раздумывая, чем бы заняться после обеда. А «после» она побрела к своей кушетке и упала на нее в изнеможении. Тишина квартиры давила, звенела в ушах, рождая непонятные звуки. Милочка прислушалась: по коридору кто-то ходил.
«Нет, не может быть, — внушала она самой себе, — мне только кажется!»
Но шаги не затихали, наоборот, они приближались.
«Нет, нет, пожалуйста, не надо, я боюсь!» — мысленно умоляя, девочка прижалась спиной к стене и закрыла лицо руками. Шаги подошли совсем близко и остановились. Чья-то ласковая рука легла ей на голову, и Милочка ощутила тепло, исходящее от нее.
— Внученька!
Задохнувшись от испуга, трясущимися губами, девочка еле слышно пролепетала:
— Бабушки нет, она умерла. Я знаю, ты не бабушка…
— У нас слишком мало времени… Прошу, запомни мои слова! Никогда не вставай на сторону зла, каким бы близким оно ни казалось. Со временем постарайся выполнить предназначение. И последнее, передай Надежде: договор заключен обманом, она ничего не должна отдавать!
От удивления Милочка позабыла о страхе. Она отняла руки от лица и увидела перед собой женщину, очень похожую на бабушку, но лишь внешне. Девочка никогда не слышала, чтобы бабушка так с ней разговаривала, серьезно и торжественно. В каждой произнесенной фразе заключалась тайна. И если две первые относились к ней, то последняя, касающаяся мамы, удивила больше всего. Любопытство пересилило остальные эмоции, и Мила заинтересованно спросила:
— Я не понимаю, какой договор? Что не должна мама отдавать? Кому?
— Передай Наде мои слова в точности! Прощай, Милочка, в этом мире мы с тобой не увидимся! Если…
Не договорив, бабушка исчезла.
Остаток дня девочка провела в смятении. Она не могла решить, стоит ли признаваться маме. Учитывая прошлый опыт, Мила сильно сомневалась в доверии родителей к ее словам. Они всегда считали девочку невозможной фантазеркой и сочинительницей, а теперь, после смерти бабушки, и подавно все припишут излишней впечатлительности и слабой нервной системе.
«Нет, — решила Мила, — пока я рассказывать ни о чем не буду, может, позже…»
Проходили дни, размывая яркость впечатлений от той встречи. Подготовка к Новому году, самому любимому Милиному празднику, отодвинула на задний план тревожные мысли и сомнения. Папа, как всегда, спрятал елку на балконе. Тридцатого декабря он торжественно внес лесную красавицу в дом и объявил домашним о сюрпризе от Деда Мороза. Мила прыгала вокруг пушистого деревца, дотрагиваясь до холодных упругих веток, присыпанных чистым снегом. Отец, довольный, улыбающийся, обстругивал низ ствола для установки елки в крестовину, отчего по квартире разносился ни с чем не сравнимый аромат свежей древесины и хвои. А потом они все вместе наряжали ее. Каких только игрушек не хранилось в большой картонной коробке! Особенно нравились Миле бабушкины, старые: серебряный дирижабль с надписью красным «СССР» и чудесный ангел в облике ребенка. Вскоре, после боя курантов, наступала очередь подарков. Затейник-папа тайно заводил будильник. Мила каждый раз радостно вздрагивала от его напористого, задорного трезвона, возвещавшего об очередном послании от Деда Мороза. Поиск подарков превращался в захватывающую игру. Сюрпризы отца казались неиссякаемыми. Последующие дни становились для девочки сплошным волнующим ожиданием их, но самый главный готовило Рождество.
Она стояла посреди бескрайнего поля изумрудной шелковистой травы. Дул легкий ветерок, и тогда поле становилось морем с мягкими, ласкающими кожу волнами. Ярко-зеленым морем под васильковым небом… Мила радовалась необыкновенному, прекрасному солнечному миру с волшебными красками, самой красивой травой, самым красивым небом, самым мягким солнцем. Там же девочка увидела храм, обнесенный воздушной резной оградой. Она миновала распахнутые ворота и, услышав призывный звон колоколов, вошла в боковую калитку. На церковном дворе, слева, возвышался обелиск, без каких-либо имен или надписей. Мила застыла, пораженная страданием и болью, исходящими от темного мрамора. Сквозь пелену слез смотрела девочка на гладкий живой камень. Монахиня взяла ее за руку, подвела к огромному аналою [72]с раскрытой древней Книгой, почти такой же большой, как сам аналой, и начала молча водить по строчкам пальцем. Отчего-то Мила точно знала, что этой Книгой была Библия.
Женщина строго приказала:
— Читай!
Девочке сделалось не по себе. Знакомые буквы перемежались с неизвестными, не складываясь в слова.
— Я не могу, — испуганно ответила Мила и вновь горько расплакалась.
— Она так не остановится! — с досадой заметила монахиня и обратилась к кому-то невидимому: — Позовите ее…
Рядом с Милой оказалась улыбающаяся бабушка.
— Милочка, давай отойдем, присядем. — Она указала девочке на скамейку, справа от обелиска. — Внученька, не нужно плакать! Хочешь, я расскажу тебе, как здесь живу?
Не дожидаясь ответа, бабушка продолжила:
— У меня столько друзей! Ты знаешь, Милочка, я прожила тяжелую, нерадостную жизнь и никогда не любила своего дня рождения, а теперь я очень люблю праздновать его вместе со своими друзьями! Запомни, мой день рождения — девятого августа. Бабушка несколько раз, настойчиво повторила дату, но для Милы смысл слов остался непонятным, ведь день рождения бабушки приходился на тридцатое октября! И вообще, при чем здесь был день рождения? Однако, переспросить она отчего-то не решилась.
— Милочка, скажи, почему ты не выполнила мою просьбу? Пойми, ты обязательно должна обо всем рассказать маме!
Девочке сделалось ужасно стыдно.
— Бабушка, прости!
— Ничего, внученька, это поправимо!
— Бабушка, я боюсь, родители мне не поверят!
— Милочка, по-другому поступить невозможно.
— Почему?! Поговори сама с мамой! Тебя-то она точно послушает!
Бабушка вздохнула и грустно посмотрела на девочку.
— Конечно, послушает. Но я не могу!
Пока они сидели и разговаривали, Мила наблюдала за необычными рабочими в белоснежных комбинезонах, которые, то и дело взмывая в воздух, быстро и легко возводили часовню из сверкающего прозрачного камня, похожего на хрусталь.
Завороженная чудесным зрелищем, девочка не отрывала глаз от строителей. И чем дольше она смотрела, тем сильнее нарастало в ней ощущение бесконечного, ослепительного счастья. Оно прибывало и прибывало, заполняя собой все ее существо, вытесняя из памяти прежние, земные привязанности. Ничто больше в мире не имело значения, кроме единственного, всепоглощающего желания: остаться здесь навсегда…