– Ты кто? – спросила она, тупо уставившись на Алексея.
Он подошел ближе. Анфиса сунула руку под подушку, но на этот раз вытащила не фляжку, а револьвер и навела его на Алексея.
– Не подходи, пристрелю!
– Очнись, Анфиса! – сказал он устало и сел на край кровати. – На днях ты меня очень хорошо узнавала.
Анфиса вгляделась в него мутным своим взором, судорожно икнула и, положив револьвер на колени, достала из-под подушки фляжку, сделала пару торопливых глотков. Видимо, это существенно повлияло на зрение Анфисы, потому что на ее лице проявилось нечто похожее на улыбку:
– А, легавый... – протянула она и вдруг уцепилась за его рукав. Бледное лицо с неестественно вытаращенными глазами приблизилось к нему вплотную. Острый язык прошелся по губам. – Ты видел, как он меня? – прошептала она хрипло и оглянулась на дверь. – Ты мне не поверил? – Она визгливо расхохоталась и распахнула блузку. Пышную грудь покрывали синяки, левое плечо пересекал вспухший багровый рубец. – Смотри, не отворачивайся. – Она приподняла одну грудь, на которой по-особому сильно отпечатались следы пальцев. – Видишь, как он меня терзает... – Она обхватила Алексея за шею и вдруг разрыдалась, не забывая повторять между всхлипами: – Убей его, я тебя отблагодарю.
– Постой! – Алексей отстранил ее от себя. – Успокойся! – Он достал из кармана носовой платок, вытер им ее лицо. После чего она, отобрав у него платок, высморкалась. И дальнейший разговор сопровождался лишь редкими прикладываниями платка к носу и глазам, но громкие всхлипы прекратились.
– С твоим китайцем я разберусь! – сказал сухо Алексей. – Мы его быстро «под шары» упрячем!
– Не-е-ет! – почти пропела Анфиса. – Он сквозь стенки пройдет и сбежит, а потом меня отыщет и прибьет. Убей его! Это ведь китаеза! Тебе ничего за это не будет! – Анфиса встала вдруг на четвереньки на кровати и, не обращая внимания, что блузка почти соскользнула с ее плеч, подползла к Алексею и уткнулась горячей грудью ему в лицо. – Поцелуй меня! Я – сладкая! Поцелуй! – произнесла она более настойчиво. И вдруг вскочила, мерзавка, ему на колени, обхватила ладонями за голову и притянула его губы к своим. – Целуй меня! – прошептала она, а когда Алексей попытался отстраниться, дуло револьвера прижалось к его виску. – Целуй меня! – повторила Анфиса рассерженно. – Целуй!
Совсем некстати вспомнилось ему Машино лицо в тот момент, когда она отчитывала его за непотребное поведение. Но, видимо, это и придало ему решимости. Он с силой оттолкнул от себя Анфису, но не позволил ей упасть, перехватив руку с револьвером. Девица упала на колени и грязно выругалась. Правую руку он весьма неделикатно завернул ей за спину и отобрал револьвер. Отбросив его на кровать, он вздернул Анфису за шиворот вверх и отвел к низкому дивану, заваленному множеством пуфиков.
– Садись и не трепыхайся, а то не посмотрю, что ты женщина!
– Щенок! – прошипела она, плюхаясь на диван. – Сейчас позову Леньку, и он подтвердит, что ты пытался меня снасильничать. Представляешь, что тебе мой папашка сделает? – произнесла она с вызовом.
– С твоим папашкой мы как-нибудь разберемся, а с китайцем – тем более! – Алексей попытался приладить на место карман, который Анфиса умудрилась оторвать в пылу недолгой схватки. Попытка не удалась, и он оторвал его совсем.
Анфиса вновь вскочила, замахнулась на него кулаком.
– Я тебя прибью, легаш вонючий!
Алексей растопырил пальцы, задумчиво осмотрел ногти, потом лениво посмотрел на Анфису:
– Ага, давай! Только быстрее, а то я щекотки боюсь.
Анфиса неожиданно расхохоталась и вернулась на диван. Закинув ногу на ногу, она откинулась головой на спинку, ничуть не заботясь о том, что ее украшенные синяками прелести вновь явились миру во всей своей красе и пышности.
– Зачем ты сюда притащился? – спросила она, и вновь острый язык пробежался по нижней губе. Вытащив платок, она по давней своей привычке вцепилась в него зубами и уставилась на Алексея напряженным взглядом.
Он вынул из внутреннего кармана сюртука завернутый в бумагу брусок с клеймом.
– Скажи честно: где ты его взяла?
Глаза Анфисы на какой-то миг странно блеснули, она даже сделала движение, чтобы оглянуться на дверь, но сдержалась и произнесла сердито:
– Чего пристал? Я ведь сказала: вытащила из кармана Тригера, за два дня до его смерти.
– Хорошо! – Алексей вернул клеймо на прежнее место. – Но тогда объясни, пожалуйста: зачем ты полезла в карман к Тригеру? Ты знала, что там лежит это клеймо? Или ты искала что-то другое? Что именно, если не секрет?
Анфиса молча отвела взгляд, всем своим видом показывая, что отвечать не намерена.
Алексей едва сдержался. Так хотелось схватить ее за плечи и хорошенько потрясти, чтобы привести мозги этой оторвы хоть в какой-то порядок. Но тем не менее он продолжал довольно спокойно задавать вопросы, и лишь сузившиеся зрачки выдавали его ярость.
– Если ты искала клеймо, то откуда знала, что Тригер носит его с собой? Или кто-то тебе подсказал? Кто? Кто тебе подсказал? – прикрикнул он на Анфису.
Она продолжала сидеть молча, но теперь просто тупо уставилась на него, словно впала в прострацию и не понимала, чего от нее хотят. Алексей щелкнул пальцами перед ее лицом. Анфиса встрепенулась и посмотрела на него более осмысленно.
– Прямо так я тебе и рассказала! – протянула она высокомерно. – Не дождешься! Легаш вонючий!
– Прекрасно! Значит, не знаешь, что соврать! – усмехнулся Алексей. – Но почему все-таки ты решила, что это клеймо может меня заинтересовать? Откуда тебе известно, что на приисках воруют золото и переводят его в слитки?
– Про слитки Михаил сказал, – буркнула Анфиса и вдруг закричала, визгливо, с надрывом: – Убирайся прочь, легаш ссученный! Ничего не скажу! Ничего не знаю! И про Тригера не знаю! И клеймо это долбаное в первый раз вижу!
– Уймись! – попытался урезонить ее Михаил.
Но она уже билась в истерике, как кликуша на паперти. Визжала, колотилась головою о спинку дивана и стучала ногами об пол.
Алексей поднял с пола кувшин и вылил остатки воды на голову Анфисы. Она молниеносно смолкла и, не пытаясь смахнуть с лица струйки воды, испуганно посмотрела на него. Не проронив ни слова, Алексей развернулся и вышел из комнаты. И на пороге чуть не столкнулся с китайцем. Тот, полусогнувшись, стоял за портьерой и оторопело таращился на Алексея.
– Ах ты, сучье племя! Шпионишь? – ухватив Линь-цзы за шиворот, Алексей вознамерился отвесить ему вполне заслуженный пинок. Но китаец вдруг выпрямился и перехватил его за запястье. Сильные как клещи пальцы сжали руку Алексея. Губы китайца искривила злобная усмешка. Некоторое время они буравили друг друга глазами, словно вспомнили нежданно детскую игру в гляделки. Продолжалось это доли секунды. Узкие глаза Линь-цзы полыхнули огнем, и он вновь склонился в поклоне, льстиво улыбаясь. Но Алексей, перехвативший его руку повыше локтя, чтобы освободиться от захвата чужих пальцев, ощутил, как напряглись вдруг и мигом расслабились каменные на ощупь бугры мускулов.
– Капитана, не сердися! Капитана – шанго, Линь-цзы – ну шанго! – забормотал китаец, кланяясь и отступая в глубь коридора. – Линь-цзы – шибко ну шанго!
– Смотри у меня! – крикнул ему вслед несколько ошеломленный Алексей. – Если еще раз тронешь Анфису – пеняй на себя!
– Хоросё, капитана, хоросё! – закивал головой, как болванчик, китаец. – Линь-цзы больсе не трогай мадама!
– То-то, – произнес Алексей удовлетворенно и, остановившись на верхней ступеньке лестницы, погрозил ему тростью. – Все ребра переломаю в случае чего! – А потом вдруг окинул Линь-цзы испытующим взором. – Сдается мне, темнишь ты чего-то, мошенник? По-матушке ругаешься без акцента, а тут вроде как с десяток слов по-русски с трудом выговариваешь? – И, не дожидаясь ответа, сбежал по лестнице вниз. Хлопнула входная дверь. Китаец прислушался, выпрямился и, процедив без всякого намека на акцент: «Змееныш!» – подошел к лестнице и некоторое время всматривался вниз. Затем направился к спальне Анфисы. Откинув портьеру, он обвел пристальным взглядом коридор и вошел в комнату.
Глава 24
Четыре часа дня. Самая жара. Алексей с тоской посмотрел на извозчиков. Чтобы добраться до их стоянки, нужно перейти площадь, булыжники которой раскалились не меньше, чем песок в Сахаре. Да он и сам, похоже, растает сейчас, как пасхальная свечка... Он оглянулся на дом. Больше двух часов провел он в его стенах – и что в итоге? Чуть ли не пощечину заработал за недостойное поведение от самой милой девушки на свете да наслушался и насмотрелся мерзостей в покоях Анфисы. И на вершок даже не продвинулся в расследовании. Хотя как сказать, как ска-а-азать!
Алексей сбил шляпу на затылок и лихо крутанул трость, вспомнив о тех открытиях, которые сделал для себя совсем недавно. Он еще не мог судить, насколько они важны в его деле, но что-то подсказывало, что их не следует сбрасывать со счетов. А на досуге требуется хорошенько поразмыслить над некоторыми вещами и событиями, которые, того гляди, возьмут да сложатся в единую картинку, как складывалась, бывало, мозаика из детских кубиков.
– Алексей Дмитрич, – раздалось вдруг откуда-то сбоку.
Он повернул голову. Из-за будки сапожника, облепленной прошлогодними театральными афишами, выглядывал Ермашка в неизменном своем малахае и призывно махал рукой. – Сюда, сюда, Алексей Дмитрич!
Алексей провел взглядом по площади, затем столь же быстро и тщательно проверил, нет ли кого за спиной, и юркнул за сапожную будку.
– Что случилось?
– Егор Лукич послал, – сообщил торопливо Ермашка. – Просит вас немедленно в слободу прибыть. Он сегодня из Черной Речки возвернулся. Все-таки добил эту шалаву!
– Кого добил? – поперхнулся горячим воздухом Алексей. – Выражайся яснее.
Ермак отвел глаза.
– Дык я мало чё знаю! Это все Егор Лукич...
Алексей понял, что от хитрого инородца вряд ли добьешься вразумительного ответа. Наверняка, шельмец, в курсе дела, но Егор не велел говорить, значит, будет молчать, словно рот ему смолой залили.
Алексей вновь поискал глазами извозчика. Того, что поближе. Но Ермашка поймал его взгляд.
– Я коня для вас привел, чтоб, значитца, быстрее. – Он посмотрел в небо, белесое от непомерной жары. – Верхами-то прохладнее будет, чем в коляске.
Алексей посмотрел на свои светлые брюки и махнул рукой: переодеваться – только время терять...
Через полчаса они миновали гору, на которой Алексея чуть было не завалило камнями, а еще через полчаса спешились возле заводской конторы, где располагалась резиденция урядника – крохотная комната на первом этаже с отдельным входом. В ней с трудом помещался стол, несколько стульев и металлический несгораемый шкаф. В шкафу Егор хранил оружие: «наган», трехлинейку и шашку, а также казенные документы и вещественные доказательства. Тут же находили временное пристанище мелкие вещи, реквизированные у местных жуликов до той поры, пока не отыщется хозяин. Рядом, за стенкой, располагалась арестантская – еще меньшая, похожая на чулан комнатенка с деревянным топчаном, круглой, обитой железом печью и зарешеченным окном.
– Что у тебя, Егор Лукич? – прямо с порога спросил Алексей. И лишь после этого ринулся к кувшину с водой. По прежнему опыту он знал: теплой воды в кувшине Егор не держит.
– Напейтесь ужо, – произнес степенно Егор, но, судя по веселым чертикам, плясавшим у него в глазах, сообщение на этот раз было из разряда приятных.
Алексей торопливо проглотил кружку воды и уселся на стул. Заложив ногу за ногу, он снял шляпу и метнул ее на крюк, забитый у косяка аккурат над Ермашкой, присевшим на корточки у порога. Шляпа с первой попытки плотно села на крюк, правда, опасно качнулась, но не упала, как это бывало прежде с форменной фуражкой.
Алексей достал папиросу из портсигара, постучал гильзой о ноготь большого пальца, закурил и посмотрел на урядника:
– Рассказывай, Егор Лукич, вижу, не терпится тебе!
Егор хитровато прищурился, открыл дверку своего сейфа и достал рулон желтой в черную крапинку материи.
– Вот, смотрите, – произнес он, торжествуя. – Сарпинка.[26] Из того обоза, что по зиме жулики под лед спустили. Оказывается, кое-что и себе оставили.
– Где ты это взял? – Алексей с удивлением посмотрел на урядника. – Ты точно знаешь, что ткань из того самого обоза?
– Не знал бы – не говорил, – строго посмотрел на него урядник. – Свидетельства на то имеются правдивые. – Он вернул рулон в шкаф, а оттуда достал пару листков, исписанных крупными корявыми буквами. – На то и протокол пишется. Приказчик Михаила Корнеича, что завсегда товар для его приисковых лавок закупает, узнал мануфактуру. А я проверил – ничего похожего в другие лавки отродясь не поступало.
– Где ты ее нашел? – кивнул Алексей на шкаф.
– Дак в Черной Речке. – Егор вытащил кисет и кусок газеты. Скрутив цигарку, затянулся, и, выдохнув столб едкого дыма, произнес с довольной улыбкой: – Не верите, Алексей Дмитрич, за три дня в первый раз без суеты самосад употребил. – И, заметив нетерпение на его лице, наконец-то перешел к подробностям: – Я за Козулихой давно уже охотился. Кое-кто шепнул мне, что она ворованные вещи перешивает и сбывает, но все никак она мне не попадалась. Ровно на день всегда запаздывал. Будто кто предупреждал ее. Избавлялась от тряпок в момент... – Он вновь глубоко затянулся, на миг прикрыл глаза от удовольствия и продолжал свой рассказ: – Мужик у нее завалящий, семеро детей мал мала меньше... Я, конечно, понимаю, что не от хорошей жизни занялась она этим промыслом. Но мне-то главнее даже не ее схватить, а тех, кто ей вещи приносит на переделку да продажу.
– Подожди, Егор Лукич, – перебил его Алексей, – как все-таки этот рулон оказался у Козулихи?
– Ох, Алексей Дмитрич! Все не терпится вам! Так и норовите поперед батьки в пекло влезть. Потерпите чуток! Доскажу все по порядку! – Он затушил окурок о подошву сапога и отправил щелчком в пожарное ведро, которое вместе с багром и небольшим ломиком висело на противоположной от него стене. – Накануне вашего приезда удалось мне узнать, что Козулиха старшим ребятишкам перед школой новые рубахи пошила. Одевать пока не позволяет, затаскают, мол. А я удивился, откуда она такую прорву мануфактуры взяла, чтобы троих сразу обшить. Сами понимаете, младшие обычно обноски за старшими дотаскивают. Следом принесли мне лоскуток. Смотрю – ткань новая. Поспрошал лавочников и в самой Черной речке, и в слободе. Нет, говорят, такой ткани сроду не бывало, да и Козулиха не из тех клиентов, чтобы в таком количестве товар закупать. Выходит, ворованный. – Егор перевел дыхание и прокашлялся. – Только где и кого обворовали в последнее время? Известно кого! Михаила Корнеича. Поехал по его приискам. И на «Неожиданном» нашел в лавке приказчика, который сопровождал тот самый обоз с мануфактурой, что спустили под лед.
– А может, материю кто из лавки прибрал? В то время, когда на нее напали?
– Нет, я уточнил. Мануфактура с обозом пропала, до лавки она не дошла.
– Ладно, – махнул рукой Алексей. – Рассказывай дальше.
– Словом, когда приказчик все мне разложил по полкам, взял я понятых и отправился с обыском к Козулихе. И на этот раз мне повезло. И рубашки обнаружил, и кофту, что она себе пошила, и мужневу рубаху. И еще порядочный кусок, который она соседке на пуд муки сменяла. А это оставила про запас... – кивнул он на дверку шкафа.
– Что ж она так неосмотрительно поступила? Ведь раньше чутье ее не подводило?
– Ее сеструха подвела. Не сказала, что сарпинка ворованная. Подарила Козулихе и велела, чтоб выждала маленько, не пускала в дело. Дескать, ей надо расплатиться прежде за мануфактуру. А то вдруг не получится, а материя уже в дело пойдет...
– Что ж это за сеструха такая щедрая, что материю рулонами дарит?
– Да она и прежде помогала. То яиц пришлет, то мяса, то масла. У нее хозяйство справное, а у Козулихи никакая живность больше месяца не держится. Все прахом идет...
– И кто ж эта замечательная сестра?