— Будущее выглядело неопределенным. Подстра-хо-в-в-вывались, — отрывисто ответил на это Яшка.
— Но уже в девяностых статья эта идиотская перестала работать, да и люди стали по-другому относится к сексменшинствам, как тогда говорили, — запротестовал Велесов.
— Ты не прав, — вступила в разговор Клавдия, которая все это время внимательно следила за разговором.
Она мало чем могла помочь Мирону, там и Шурки с Семой вполне хватало. Коваль разминал мальчику спину, а Сема снабжал напарника специальными травяными мазями и консультировал относительно особенностей физиологии умрёнка возраста Мирона. Кроме этого, Мир все еще нервничал, когда она была рядом с ним, смущался и начинал переживать. Природа этих переживаний была таинственна и пока непонятна, но сейчас было не самое подходящее время расспрашивать малыша что по чем. Поэтому жена генерала Львова предпочла от греха подальше оставить Мира на попечение травнику и его напарнику-врачу, рассудив, что не стоит терять время даром и жизненно важно разобраться в глубинной подоплеке происходящего.
Женщина, помедлив, продолжила
— Из того, что я тут услышала, можно сделать вывод, что урюнцы живут дольше, поэтому и перемены воспринимают с запозданием. Пока они наблюдали за стремительно меняющимся миром людей, наступили двухтысячные. И я думаю, так как мы с Силаем почти ровесники, он меня поддержит, в 2011, может, чуть раньше или чуть позже, развернулась настоящая травля геев, лесбиянок, бисексуалов и трансгендеров, как тогда их называли. Неудивительно, что умрюнцы затаились, не спеша подводить под монастырь своих случайных любовников. Более того, в ту пору урбанистичность российского общества достигла своего пика, что сказалось не только на здоровье населения и поголовной алкозависимости тех же деревенских жителей, но и на экологии. А я вот думаю, для зачатия тем же ундинам подходит далеко не каждый водоем. В Москве-реке у них бы вряд ли что путное получилось, я права — она адресовала свой вопрос Русику. Тот сдержанно кивнул. — Ну, а потом начался Апокалипсис, и они вышли к нам. Вот только гордость никуда не делась, а ведь кроме нее, я готов поспорить, остались затаенные обиды на несправедливость славянских народов в период советской власти. А теперь, Сева, будь так любезен, дай свой телефон, хочу позвонить двум своим гордецам и вправить мозги. Думаю, они оба заслужили хорошую встряску, потому что уже достаточно отыгрались на общем ребенке.
Всеволод сразу же достал из кармана мобильник и протянул ей. Клавдия легко разобралась со стандартным меню, нашла контакт супруга и нажала кнопку вызова. Ей было что сказать благоверному. При этом она нисколько не стеснялась присутствия в комнате его подчиненных, потому что понимала, время недоговорок и тайн закончилось, пора вскрывать карты и играть в открытую, иначе уже не получится, потому что любой другой подход чреват новыми обидами, которые имеют свойство накапливаться. И что тогда Для умрюнцев очередной коллективный исход, а для людей третья волна зомбифицирования Ну, уж нет. Хватит. Доигрались. Пора учится жить дружно. По-настоящему дружно, а не так, как сейчас, чисто для отвода глаз. И она, как та, что видела мир до Апокалипсиса и успешно устроившаяся в нем после, могла сравнивать и была убеждена, что раньше было хуже, даже несмотря на то, что теперь регулярно плодились зомби. Присутствие умрюнцев изменило человечество в лучшую сторону и продолжало меня. Так что, настало время платить по счетам. Кроме того, оплата обещает взаимную выгоду. Так почему бы не заплатить, не откладывая в долгий ящик
— Ну, здравствуй, дорогой. Прежде чем я начну, скажи-ка мне, как именно Игорь объяснил тебе уход из дома сына — Последовала напряженная пауза, после которой Клавдия произнесла, — Я приблизительно так и думала. Так вот, твой сынишка ни в какой могильник отсыпаться не пошел. Ему еще рано там обретаться. Он сбежал в Царицынский парк, чтобы лишний раз не напрягать тебя и не шокировать, потому что как у наших мальчиков в определенном возрасте начинаются первые поллюции и эякуляция, у Мира режется хвост. Чертячий. С болью и кровью. У Велесова. Он подобрал малыша в парке и привез к себе. И вот еще что, к твоему сведению, он два года жил в коробке из-под обуви, которая у нас на антресолях пылится, потому что боялся тебе показываться, пока не приобрел относительно человеческий вид. Но с появлением хвоста он снова, по его собственному мнению, его утрачивает, потому и сбежал. Хвост, к слову, раньше чем лет через восемь не отсохнет, так Сема сказал, а он травник, то есть врач по-нашему. Ты все правильно понял, дорогой, или повторить Умница моя, — с сарказмом произнесла Клавдия и продолжила, — ждем вас. Может, еще успеешь к тому моменту, как начнет расти кисточка. По оперативным данным, это самый болезненный, но, слава богу, уже завершающий этап. Все. Ждем. — И она повесила трубку.
— Ну, что там — первым не выдержал Всеволод, но на лицах остальных присутствующих был написан тот же вопрос.
Клавдия задумчиво повертела в руках мобильник, потом протянула ему и, отдав, спросила
— Ты уже думал, кому из них первым дать в торец
Велесов помедлил, а потом подтвердил, что да, думал. Руслан уставился на него во все глаза, но Всеволод проигнорировал его взгляд, сосредоточив все внимание на Клавдии Петровне.
— Тогда оставь за собой Игоря. С мужем я и сама разберусь, а вот в том, что его напарник не стукнет в ответ, не уверена.
— Не стукнет! — вдруг взвился Лерка, самый молчаливый из всех присутствующих в комнате умрюнцев.
Все охотники, Марька и Клава повернулись к нему в недоумении.
Умрюнец смутился, отвел взгляд и, заикаясь, начал
— Не… об-б-б-б…
Сидящий рядом с ним Борисенок взял ундинку за руку и крепко сжал узкую ладошку.
— Напомнить, что ты мне обещал
Лерка тут же старательно завертел головой. Все он прекрасно помнил. Просто… ведь для голосовых связок так мучительно это неблагозвучие чужого языка. Жуть! Но умрюнец глубоко вздохнул, закрыл глаза и медленно проговорил, почти не запинаясь, правда, подбирая слава покороче, поэтому прозвучало смешно
— Не обижаем… теть…
— А дядь, значит, можно — хмыкнув, уточнил у него Силай, решивший немного разрядить обстановку, но вместе посмеяться над глупой шуткой они не успели, потому что в дверь снова позвонили. Это с пакетами хавчика из японского ресторанчика примчались Димка Бублик и его умрюнец Темка. И все бы ничего, но их появление ознаменовало новый виток проблем, правда, даже сами пришедшие о них пока ничего не подозревали.
Арсений Львов убрал мобильный телефон и, еще плохо соображая, направился прямиков в ту комнату, которая в его пятикомнатной квартире на проспекте Вернадского была выделена для Игоря. Тот, как не странно, не спал и был застигнут за чтением потрепанного томика Ги де Мопасана. В любой другой день Львов сказал бы что-нибудь о том, что это интересный выбор для умрюнца, и оставил бы напарника в покое, но не сейчас. Генерал замер в дверях, не замечая, что сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Умрюнец заложил пальцем страницу и встретился с ним взглядом. Что он увидел в глазах человека, неизвестно, но после непродолжительной заминки книга была отложена в сторону, а сам Игорь легко поднялся с кровати и пошел навстречу напарнику. Тот все еще стоял неподвижно, словно тело его покрылось броней, жесткой и закостенелой, и смотрел на приближающегося клоуна стеклянным, расфокусированным взглядом. Львов боролся с самим собой. Желание ударить, впечатать кулак в вечно юную, неменяющуюся за все эти годы физиономию, было таким сильным, что перехватило дыхание, а сердце болезненно кольнуло. Старость. Хотя, нет еще и пятидесяти, но если учесть, сколько уже пришлось пережить… Игорь встал четко напротив напарника, аккурат на расстоянии замаха. Встал в ожидании. Он понял. Конечно, он понял, какие демоны плясали в груди генерала резвый фокстрот. И был готов получить по лицу, подставлялся под удар, прямо-таки напрашивался. Зачем Почему так подло врал про сына Почему готов заплатить за ложь прямо здесь и сейчас Кулаки разжались, Львов закрыл глаза, выдохнул и снова посмотрел на умрюнца.
— Собирайся. Мы выезжаем.
Умрюнец ничего не сказал. Только вышел вслед за ним из комнаты. Генерал накинул куртку, обулся и ушел вниз, к машине, не закрыв за собой дверь. Игорь замешкался, вот и проверим, способен ли умрюнец сам взять с полки ключи и закрыть квартиру. Оказалось, что способен. Лучше поздно чем никогда узнать о том, что не так уж напарник и инфантилен, просто с припиздью. Злость вновь обожгла внутренние органы. Львов резче, чем следовало провернул ключ в замке зажигания и тронулся с места сразу, как Игорь оказался рядом с ним на соседнем сиденье. Молчание длилось недолго, слова рвали душу на куски неровными кроями осколков мыслей и поруганных, растоптанных и разбитых в дребезги чувств.
— Что я тебе сделал За что ты так ненавидишь его — вырвалось у генерала, несмотря на то, что он доподлинно знал, Игорь не ответит. Никогда не отвечал, сколько бы он не спрашивал, сколько бы не требовал заговорить, только просить еще не пробовал, умолять… но подумал он об этом, почему-то, только сейчас. Отмел мысль, как несущественную и продолжил зло и отчаянно — Ненавидишь его только потому, что он от меня, правильно я понимаю Не ответишь, знаю. Так хоть кивни!
В ответ со стороны пассажирского сиденья раздалось сдавленное фырканье. Насмешливое и… такое же злое, как звенящий от напряжения голос генерала, остервенело выкручивающего руль при маневрировании на московских улицах.
— Сука! — выплюнул Львов в пустоту.
В ответ услышал спокойный голос, глубокий и грудной баритом, приятный на слух и возмутительный для восприятия распаленного яростью сознания.
— Я не могу ненавидеть собственного сына. Я даже тебя возненавидеть так и не сподобился.
— Так какого хуя ты мне мозги компостировал все это время! — пойманной в сети белугой взвыл генерал. И получил простой ответ
— У меня тоже есть гордость. И у него будет, когда вырастит.
Слова умрюнца отрезвили. Львов сбросил скорость, отчаянно жалея, что уже лет семнадцать, как бросил курить. В угоду Игорю, между прочим. Что б его!
— То есть, по-твоему, в угоду гордости можно и ребенка до посинения гнобить, так получается Только тюкаешь ты его вроде как не за свой, а за мой счет, правильно И чего ждешь На что рассчитываешь — Умрюнец не ответил, глядя в окно с непроницаемым видом. Генерал помолчал, собираясь с мыслями. Ярость все еще клокотала где-то внутри, но уже далеко, уже под толщей иных чувств. Сожаления, отчаяния… боли. Да, черт побери, ему было больно! Почти физически больно, что все эти годы рядом прожила меркантильная лживая тварь, чей меркантилизм зиждился на гордости, которой и у самого генерала было хоть отбавляй, но ставить ее выше семьи, выше детей и чувств. Выше дружбы и… ну да, как бы глупо это не звучало в его возрасте, выше любви Нет. Никогда.
— Я тебя понял. Поэтому готов поступиться своей, — негромко сказал он, полностью сосредоточившись на дороге и даже глаза не скосил, чтобы взглянуть на напарника. Тот долго молчал, потом выдал
— Такие жертвы — лишнее, — голос Игоря звучал угрюмо и глухо.
Генерал не ответил, для себя он уже все решил. Если придется унижаться, если придется плясать под дудку этого монстра, которого он по наивности своей долгое время считал другом, а потом позволил ему сделаться любовником, путь и на одну ночь, но все же, он был готов принять все как данность. Ради сына… ради семьи. Пусть и такой дурацкой. У них с Клавдией изначально семейная жизнь была несколько нетрадиционной даже на взгляд продвинутых обывателей двадцать первого века, так что Мирон, как их общий с Игорем сын, всего лишь новый, так сказать, постапокалиптический виток. Вот и все, вот и поговорили. Но тут Игорь, все так же отвернувшись к боковому окну, сказал в пустоту
— Мне двести лет, ты не… — его прервал визг тормозов и яростный мат Львова, резко крутанувшего руль, чтобы уйти от лобового столкновения.
Разговор пришлось прервать, потому что в зеркале заднего вида генерал увидел, как через лобовое стекло чуть не протаранившей их малолитражки вывалился на асфальт только-только вылупившийся зомби, еще минут десять назад бывший молодой женщиной. Зарычал и кинулся в их направлении. Львов выхватил дробовик, заряженный разрывными, выскочил из машины и одним выстрелом снес зомби пол лица, а вторым окончательно прикончил. От головы остались одни ошметки. Из шеи, рухнувшего навзничь тела, торчал уродливый остов позвоночника. Только Арсений собирался вернуться к машине, чтобы позвонить куда следует. Повернулся спиной к укокошенному зомби и врезавшейся в столб малолитражки, как мимо него стрелой промелькнул Игорь. Скрюченные в ярости когтистые пальцы умрюнца сомкнулись на детской шейке. Мальчик лет шести-семи превратился в зомби вслед за матерью. И это днем, и это в городе, защищенном умрюнцами от воздушно-капельного заражения. Игорь оторвал ребенку голову. Отшвырнул окончательно обмякшее тело на асфальт и повернулся к напарнику, отсвечивая красными отблесками в глубине глаз, вокруг которых пролегли типично клоунские синяки. В случае необходимости окрас умрюнцы меняли прямо-таки мгновенно.
Генерал спросил
— Могли они заразиться по воздуху
— Нет, — решительно откликнулся умрюнец.
Львов кивнул и все же добрался до телефона. Вызвал бригаду чистильщиков и позвонил в управление. Сразу в отдел внутренних расследований.
— Какого хуя у вас гражданские зомбифицируются мало того, что в центре города, так еще и средь бела дня — почти спокойно спросил он у начальника отдела. — К вечеру чтобы у меня был отчет о вскрытии. По воздуху вирус бы к нам не прошел, значит, им что-то ввели. Если это сделали здесь, у нас, будет жопа, потому что это твои архаровцы проморгали внутренний заговор, а, если окажется, что дамочка откуда-то еще к нам приехала… ну ты меня понял, Вовчик, да Вот и работай! — прикрикнул на подчиненного генерал и бросил трубку. Обошел внедорожник, пронаблюдал, как Игорь смывает с рук кровь водой из канистры, специально на этот случай припасенной в багажнике. Передал умрюнцу захваченное с собой из салона полотенце.
— Времени мало, нас ждут, — предупредил генерал и снова вернулся на водительское сиденье.
Игорь почти сразу присоединился к нему, бросил назад полотенце и затих. Через три минуты молчания вдали показалась первая машина чистильщиков, с типичными отличительными знаками. Оперативно, и то хлеб! Львов завел машину, развернулся и поехал мимо. С телами могут разобраться и без него, а у сына хвост первый и последний раз режется. Когда они отъехали от места происшествия на несколько кварталов, умрюнец вдруг сказал
— Интересная догадка. Мне такого в голову не приходило.
На что Львов хмыкнул и произнес
— Ты мне зубы не заговаривал, начал разговор о личном, вот давай его и продолжим. С догадками специалисты из Склифа и без нас с тобой разберутся.
— А если я передумал откровенничать
— Тогда заткнись и смотри на дорогу, — вызверился генерал.
Какое-то время ехали молча. Но, когда до дома Велесова оставалось всего ничего, Игорь вдруг снизошел до того, чтобы вернуться к теме прерванного разговора
— У меня уже был сын.
— Умер
— Почему
— Ты странно про него сказал.
— Просто у нас не так, как у вас. Не принято индивидуализировать отпрысков.
— Не понял. Вы их за людей… то есть умрюнцев, что ли, не считаете
— Нет. Воспитываем не индивидуально, каждый своего, а всей общиной.
— Ясно. И что с ним было не так Что заставляет тебя так обращаться с нашим общим сыном
Игорь снова погрузился в молчание. Львов хотел было высказать свое фэ, но сдержался. Кто ж этого умрюнца знает, какая драма у него там случилась. В том, что все не так просто, как кажется, и гордость для Игоря не более чем оправдание, Арсений уже догадался. Вот только что, когда тот заговорил не о пафосных материях, чести и гордости, а о старшем сыне. Раз был сын, значит, был и второй отец. В этом разгадка
— Он родился в семнадцатом году, — тихо произнес Игорь, и столько тоски было в его голосе.