— Я никогда не принесу Саймона в жертву этой проклятой войне! — возразила Амелия.
— Надеюсь, тебе не придется этого делать, — заметил Уорлок. — Гренвилл играет в эти опасные игры уже несколько лет. Если он сможет продолжать работать столь же успешно — а люди, подобные ему, которые успешно работают на протяжении многих лет, существуют, — он выживет. Ты действительно хочешь ему помочь? Не сомневаюсь, ему стало бы легче на душе, если бы ты взяла детей и уехала в Корнуолл.
— Но я нужна Саймону. Я не могу бросить его сейчас. Не просите меня сделать это, — взмолилась Амелия.
— Я знал, что твой ответ будет именно таким, — сказал Уорлок.
Амелия мрачно покачала головой:
— Я буду делать все возможное, чтобы помогать Гренвиллу, а не мешать или отвлекать. Но вы должны пообещать мне одну вещь. Гарантируйте мне, что не отправите Саймона обратно во Францию — ни сейчас, ни вообще когда бы то ни было.
— Можешь быть уверена: в данный момент я предпочитаю, чтобы он находился здесь. Но я не могу давать никаких обещаний, Амелия. Ни один из моих людей не разговаривал лично с Робеспьером — никто, кроме него.
Объятая ужасом, Амелия сжала кулаки. Неужели Саймон так глубоко внедрился во французское республиканское правительство?
— Я не позволю ему вернуться туда. Это слишком опасно. Один раз они уже бросили его в тюрьму! Он просто не переживет еще одного тюремного заключения!
— К сожалению, он вынужден будет делать то, что я ему прикажу, — все так же спокойно произнес Уорлок. — Но я, безусловно, приму к сведению то, что ты говоришь.
Амелия снова покачала головой, остро ощущая свое бессилие:
— У вас нет сердца, Себастьян.
— Если бы у меня было сердце, я, вероятно, был бы мертв, как и большинство моих людей, — невозмутимо пожал плечами он.
— Но я — ваша племянница! — вскричала Амелия. — И я люблю его!
— Да, к сожалению, это слишком очевидно. Но ты не можешь позволить его врагам понять, что вы — любовники, Амелия. Поскольку если Саймона разоблачат как английского шпиона, опасность будет грозить не только ему, но и тебе с детьми.
Амелия отвернулась, потерянно глядя из окна кареты на мелькающие мимо здания и силясь сдержать нахлынувшие слезы. Теперь она ненавидела Уорлока. Ненавидела войну.
— Я — не враг. Я лишь хочу добиться счастливой развязки для всех нас.
Уорлок говорил очень тихо, и Амелия взглянула на него, гадая, не ослышалась ли.
— Но я знаю, что счастливые развязки бывают лишь в сказках и романах. Я сам с нетерпением жду тот день, когда Гренвилл сможет вернуться к прежней жизни и у меня уже не будет надобности в его услугах, когда эта проклятая война закончится. Но я — реалист, Амелия, а не мечтатель, и мое внимание сосредоточено на настоящем и ближайшем будущем. И тебе тоже нужно быть реалисткой. Ты должна сдерживать свои романтические ожидания. Сейчас не время для романтики.
Амелия обняла себя за плечи и снова уставилась в окно невидящим взором. Уорлок хотел сказать, что шансы в этой ситуации — не в ее пользу, осознала Амелия, окончательно падая духом. Себастьян прямо давал понять, что она никогда не будет счастливо жить с Саймоном и детьми в тихой сельской глуши.
— Я похитил тебя не просто так.
Амелия резко дернулась, в ужасе подняла на Уорлока глаза.
— Во время войн и революций невозможно оставаться в стороне. Ты тоже можешь внести свой вклад.
Амелия замерла. Она знала, что ей не понравится предложение Уорлока.
Его взгляд был резким, хотя на губах играла непринужденная улыбка.
— Теперь ты живешь под одной крышей с Гренвиллом. И знаешь его хорошо — возможно, лучше, чем кто бы то ни было.
Амелию насторожили эти странные хождения вокруг да около.
— Я знаю его очень хорошо.
— И он, судя по всему, относится к тебе с большой нежностью.
Она напряглась:
— Мы — друзья.
— Прекрасно. Друзья и любовники — воистину идеальное сочетание!
— Вам не стоит над этим смеяться.
— Я и не смеюсь. Если ты собираешься остаться здесь, в городе, то можешь оказаться нам очень полезной. Ты можешь внимательно слушать, что и как говорит Гренвилл, заботливо наблюдать за ним и сообщать мне о результатах всех своих наблюдений.
Амелия была ошеломлена:
— Я не собираюсь шпионить за Саймоном!
— Почему? Если он на самом деле занимается тем, о чем говорит, ничего нежелательного, чем ты могла бы поделиться с нами, просто не обнаружится, не так ли?
Она вобрала в легкие побольше воздуха.
— Что это значит?
— Думаю, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — бросил Уорлок и добавил: — Гренвилл убедил своих французских хозяев, что он — один из них, а это была задача не из легких. Естественно, мне остается только гадать: является ли он одним из них — или одним из нас? — Вкрадчивая невозмутимость Уорлока испарилась. Его темные глаза пылали.
Амелия вскрикнула. Разве Лукас точно так же не подверг сомнению благонадежность Саймона?
— Он никогда не предал бы нас. Он никогда не предал бы свою страну.
— Война — это чудовище, пожирающее людей целиком, — сурово пояснил Уорлок. — Я это знаю не понаслышке. Иногда это чудовище забирает наши тела, в иное время — наши души. Вопрос заключается в том, кто владеет сейчас душой Гренвилла?
— Я никогда не буду шпионить за ним, — повторила Амелия, не в силах унять дрожь в теле.
— Даже ради того, чтобы спасти его от французов? — Уорлок взглянул ей в глаза. — Даже ради того, чтобы спасти его от самого себя? Даже ради того, чтобы просто… спасти его?
Амелия смотрела на него сквозь слезы, не в силах отвести взгляд.
Тело Саймона отозвалось острым желанием, когда Амелия заскользила по нему губами.
— Амелия… — задыхаясь, прохрипел он, сжимая ее руки. Саймон крепко обнял девушку и глубоко вошел в нее. Их тела буквально расплавились от любви и отчаяния. Амелия знала: каждый новый миг, когда они занимались любовью, мог оказаться последним. Она никогда не была такой дерзкой, такой настойчивой, такой безрассудной, как сейчас.
С уст Саймона слетел неистовый крик, а спустя мгновение и Амелия застонала от бурной чувственной кульминации.
Теперь она покачивалась в его объятиях, на волнах эйфории, которая становилась уже привычной.
— Ты не должна была это делать, — прошептал Саймон. Амелия еще сильнее прижалась к нему, прильнув щекой к его груди. Ощущение блаженства стремительно угасало. Вместо сладостного послевкусия тело сковало напряжением, а в душу вползла коварная тревога. Каждый момент этого дня в мельчайших деталях воскресал в памяти Амелии. Лукас подверг сомнению благонадежность Саймона. А ее дядя хотел, чтобы она шпионила за ним…
— С тобой все в порядке? — прошептал Саймон, целуя ее в висок и укладывая на постель рядом с собой. Он по-прежнему держал Амелию в кольце своих рук.
Что же им теперь делать? Что ей теперь делать? И как им уберечь детей от опасности? Амелия коснулась губами груди Саймона, чувствуя, что ей хочется плакать.
— С тобой так хорошо, Саймон.
— Тогда почему ты выглядишь такой грустной? — В его взгляде мелькнула тревога.
Амелия подтянула одеяло выше, внезапно ощутив пронизывающий до костей холод.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы сбежать со мной и детьми?
Его глаза удивленно округлились.
— Если я и думал о том, что мы смогли бы убежать и скрыться где-то, не рискуя быть узнанными, то всего лишь на какое-то мгновение.
Она с тревогой посмотрела на него:
— Почему?
— Я — состоятельный джентльмен. Ты — леди. На нас сразу обратили бы внимание, куда бы мы ни направились. — Саймон сел на кровати, и Амелия — тоже.
— Для того чтобы избежать опасности, я готова на все.
Саймон покачал головой:
— А как же твои братья? Неужели ты могла бы убежать, не сказав им, куда направляешься? Как же Джулианна? Твоя мать? Ей не удалось бы поехать с нами — она ведь может легко нас выдать.
А ей и не пришло в голову ничего подобного, подумала Амелия, откинувшись на подушки.
— Так каков же тогда выход? Мы останемся здесь, будем жить, как сейчас, до окончания войны — или до того времени, пока мой дядя не отправит тебя обратно во Францию?
Саймон помрачнел:
— Амелия, я никогда не жалел ни о чем больше, чем о решении втянуть тебя в свою жизнь.
— Ты — радость моей жизни! — с жаром возразила она.
— Нет, я — причина, по которой в твоих глазах поселился страх. — Он резко поднялся. — Как я мог подумать даже на мгновение, что ты не узнаешь всю правду обо мне?
— Я рада, что узнала правду: теперь ты оказался не один в этом затруднительном положении, мы — вместе.
Амелия старательно отводила взгляд от Саймона, но не смотреть на него было выше ее сил. Огонь в камине почти погас, но комнату озаряли полдюжины свечей. До этого момента Амелии еще не доводилось видеть Саймона в столь откровенном виде. Он всегда вел себя осторожно, успевая повернуться к ней спиной и быстро накинуть одежду. Теперь же, наблюдая, как он подошел к креслу, где лежал его длинный восточный халат, Амелия чувствовала, как сердце начинает учащенно биться от нового приступа страстного желания. Саймон был стройным, поджарым, с крепкими мускулами, его превосходной лепки тело заставляло вспомнить о греческих античных атлетах. Погрузившись в сладостные грезы, Амелия подтянула колени к груди и обняла их.
Саймон посмотрел на Амелию, уловив на себе ее пристальный взгляд, а потом повернулся и набросил на себя шелковый халат.
Амелия знала, что не должна была отвлекаться от самого главного.
— Ты куда-то собираешься сегодня вечером?
Не обернувшись к ней, Саймон коротко бросит:
— Нет.
— Я знаю, рано или поздно тебе придется встретиться с Марселем, — осторожно завела разговор Амелия.
Он грубо перебил:
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
Саймон не уходил из дому ни прошлой, ни позапрошлой ночью. Тогда, возможно, он встречался с Марселем днем? — подумала Амелия. Если это было так, она могла вздохнуть с облегчением. Но разве осмелилась бы Амелия его спросить об этом?
И тут ей пришла в голову странная мысль: если бы она понаблюдала за Саймоном, как просил Уорлок, то наверняка узнала бы ответы на все свои вопросы. А заодно представляла бы себе, что грозящая им опасность не стала еще серьезнее, что над ними не нависла новая угроза. С другой стороны, если Саймон еще не виделся с Марселем, на этой встрече могло произойти все что угодно.
— Ты признался бы мне, если бы над нами нависла какая-нибудь новая опасность? — после долгого молчания спросила Амелия.
Саймон медленно обернулся и взглянул на нее, понять что-либо по его непроницаемому лицу не представлялось возможным. После долгой паузы он наконец ответил:
— Нам не грозит еще большая опасность — по крайней мере, насколько мне известно. Но мне ненавистна сама мысль о том, что тебе теперь тоже может грозить опасность!
— Но, Саймон, это не твоя вина!
— Это целиком и полностью моя вина. Но ты должна знать, что я очень осторожен, Амелия, я тщательно заметаю следы, — решительно произнес он. — На протяжении некоторого времени мне придется быть крайне осмотрительным, чтобы по-прежнему на шаг опережать всех своих шефов.
Он собирался обвести вокруг пальца и Уорлока, и якобинцев, догадалась Амелия, ощутив, как волна ужаса с новой силой захлестывает ее.
— Даже если дети будут жить в Корнуолле, они все равно окажутся в опасности, если тебя когда-либо разоблачат, Саймон, — сказала она.
Саймон промолчал и ничего не ответил, что уже само по себе было достаточно ясным ответом.
И тут Амелия неожиданно спросила:
— Ты доверяешь моему дяде?
Саймон метнул в нее острый как бритва взгляд.
— Это провокационный вопрос, Амелия.
— И все же?
Саймон расхаживал взад-вперед по спальне, не приближался к Амелии.
— Иногда доверяю — безоговорочно. А временами — нет, не доверяю.
Осознавая, что кривит душой, Амелия чувствовала себя виноватой и коварной одновременно, словно она предавала его.
— Но он — патриот, Саймон. И все мы — на одной стороне.
Он в изумлении уставился на нее.
Амелия выскользнула из кровати, придерживая простыню, которой обернула обнаженное тело. Саймон окинул ее многозначительным взором. Амелия подошла к нему.
— Все мы — на одной стороне, не так ли? — прошептала она.
— Это что, допрос?
Ее сердце оглушительно заколотилось.
— Нет. Почему ты ему не доверяешь? Я спрашиваю, потому что по некоторым причинам тоже не могу полностью доверять ему.
Саймон скользнул взглядом по ее груди, потом поднял глаза.
— Им движет одно наиважнейшее желание — победа в этой войне.
— Но ты разделяешь это амбициозное желание.
Он схватил Амелию за руку, которой она придерживала простыню у груди.
— Мое самое большое желание — уберечь от опасности своих сыновей.
Саймон потянул ее за кисть. Амелия отпустила простыню, и он на мгновение замер, наблюдая, как ткань спадает с ее тела. Потом посмотрел ей в глаза и холодно произнес:
— Теперь ты за мной шпионишь? Уорлок приказал тебе делать это?
Амелия покачала головой. Но она только что узнала ответ на вопрос, так интересовавший Лукаса и Уорлока. Главным для Саймона была не победа в войне, а безопасность его детей.
Это означало, что Саймон сделает все, чтобы их защитить.
— Ответь мне, Амелия, — резко произнес он, еще сильнее сжимая ее запястье.
— Я никогда не стала бы шпионить за тобой, — прошептала она. И это было ложью, потому что она только что занималась именно этим. Они оба прекрасно знали это.
Глаза Саймона вспыхнули. Амелия думала, что он сейчас отпустит ее и уйдет. Но он рывком притянул ее к себе и впился в ее губы жадным поцелуем.
* * *
Погода для встречи с агентом стояла просто идеальная, подумал Саймон. Дождь лил как из ведра, темное ночное небо затянуло тучами, и разглядеть что-либо в этом ненастье было почти невозможно. Свернув за будкой сапожника на Дарби-Лейн, Саймон скакал вниз по переулку. Он тщательно изменил внешность, натянув ярко-рыжий парик и выбелив лицо асбестом. Ненастная погода позволила Саймону надеть плащ с капюшоном.
Тревожное напряжение сковывало Саймона. Он собирался встретиться с Марселем, который мог очень хорошо его знать. А еще у Саймона возникло странное ощущение, будто за ним следили всю дорогу от дома. Хотя он был крайне осторожен в своих передвижениях по городу и знал, что любая слежка исключена.
В конце переулка Саймон заметил двоих мужчин, тоже в плащах с капюшонами, прятавшихся от дождя под крышей ближайшего здания.
Его сердце отчаянно заколотилось. По-прежнему избегать встречи с Марселем было уже невозможно. На этой неделе Саймон дважды отправлял секретные сведения курьером, но Марсель настаивал на личной встрече. В итоге они условились о месте, причем Саймон позаботился о том, чтобы встреча происходила после наступления темноты и на улице, в неосвещенном переулке. Саймон не знал, что будет дождь. Сегодня ночью Господь Бог определенно был на его стороне.
Но это нисколько не ослабляло его страх.
— Ну наконец-то, — сказал один из мужчин, судя по речи — англичанин, выходя из-под крыши на проливной дождь. — Мы заждались, Журдан.
Саймон тут же выбросил из головы все личные переживания. Капюшон сполз с головы англичанина, и перед Саймоном предстали смутно знакомые черты: кудрявые русые волосы, бледная кожа, голубые глаза. Саймон остолбенел. Он не сомневался, что уже встречал этого человека — когда-то давным-давно.
Саймон не спрятался под крышу, а остался под дождем. Капюшон надежно закрывал его лоб и щеки, а под поднятым вверх воротником прятался подбородок.
— Это просто черт знает что — передвигаться по городу в такую погоду! — произнес он с французским акцентом.
— Вы так долго избегали нас, — сказал белокурый джентльмен, и его глаза сверкнули. — Не то чтобы я упрекаю вас…
Ни какой другой выпад не мог быть более очевидным, но Саймон всего лишь улыбнулся.