Дискуссия продолжалась долго. В конце концов оказалось, что четверо участников совета из семерых согласились с доводами Дария в поддержку монархии. Таким образом, в решении вопроса возобладало мнение большинства.
Недовольный Отан заявил, что не будет чинить никаких препятствий любым мерам по реализации принятого решения, но себя он не станет считать подданным царской власти, которую установят. Он заявил в резкой форме:
– Я не желаю ни управлять другими, ни подчиняться управлению кого-либо. Если хотите, создавайте империю, назначайте ее правителя любым способом, который сочтете нужным, но он не должен считать меня своим подданным. Лично я, моя семья и мои вассалы должны быть абсолютно свободными от его контроля.
Заговорщики приняли предложение Отана, и он удалился.
Оставшиеся шесть участников совещания продолжили обсуждать меры по восстановлению монархии. Сначала они договорились, что следующим царем будет один из них и на кого бы ни пал выбор, остальные пятеро признают его власть. Но они должны потом пользоваться особыми привилегиями и почетом при дворе, во все времена иметь свободный доступ к царю, а жен царь должен выбирать среди их дочерей. После того как были оговорены эти и некоторые другие вопросы, решение о том, кто из шестерых станет царем, отложили на ближайшее будущее.
План, который они спустя сутки приняли вместе с сопутствующими его выполнению обстоятельствами, представлял собой самое необычное явление из всех странных соглашений древности. Но самое интересное – его подсказал Дарий. Участники совещания договорились, что утром они встретятся верхом на конях в определенном месте за стенами города и что царем станет тот, чей конь заржет первым. Этот смехотворный ритуал должен был состояться на рассвете.
Договорившись, все разъехались по домам. Дарий приказал своему конюху Обасу приготовить ему коня до восхода солнца. Никто не знал, что именно Обас был главным советчиком будущего царя по многим вопросам. Это был очень толковый и хитрый малый. Узнав о затруднениях при выборе царя, Обас, коварно ухмыляясь, сказал: «Вам, мой господин, не следует беспокоиться на сей счет. Вы давно мой царь, а теперь станете и царем всей Персии. Я без особого труда устрою так, что выбор падет именно на вас. Ручаюсь головой». И рассказал о своем замысле.
Способ, придуманный Обасом, заключался в том, что накануне вечером он привел на место предстоящей встречи заговорщиков коня Дария, чтобы тот порезвился в компании с молоденькой кобылицей, приглянувшейся жеребцу. В этот вечер между животными возникла сильная симпатия друг к другу, и место выгула прочно запечатлелось в их памяти. Обас рассчитывал, что когда конь придет сюда утром, то обязательно вспомнит о недавнем свидании с подругой, и заржет, призывая ее. Так и случилось. Как только всадники прискакали на обусловленное место встречи, жеребец Дария заржал первым, и его хозяин был единодушно признан царем…
Дарий решительно встал и отшвырнул опустевшую чашу. Она ударилась о мраморный столик, и в опочивальне раздался малиновый звон. Оракул! Он должен испросить свою судьбу у мидийского оракула! И как раз у того, кто предсказал судьбу Камбизу. Да, именно так!
– Эй, кто там! – громко крикнул царь. – Ко мне!
Распахнулись двери, и в комнату вбежал десяток «бессмертных», а с ними и начальник дворцовой стражи хазарапатиш Артагерс.
– Слушаюсь и повинуюсь повелитель! – Он не пал ниц, как предписывал дворцовый этикет, а всего лишь низко поклонился; это была привилегия тысяцкого.
Что касается его подчиненных, то они вообще голов не склонили, а сразу же стали на страже у окон и двери с оружием наизготовку. Им было не до поклонов. Зов повелителя среди ночи не предвещал ничего хорошего.
– Артагерс! Прикажи от моего имени готовиться к поездке в Мидию. Поедем налегке, со сменными лошадьми. Возьмешь под свое командование тысячу «бессмертных» на самых быстрых конях. Поторопись! Выезжаем без длинных сборов. Из запасов только еда, питье и все, что необходимо для жертвоприношения оракулу. Иди!
– Будет исполнено, повелитель!
Артагерс убежал, ушли и телохранители, и Дарий остался наедине со своими мыслями. В этот момент ему показалось, что на него снизошло удивительное просветление, которого раньше он никогда не испытывал…
Убеленный сединами старик, погруженный в думы, сидит возле естественного водоема, напоминающего большую чашу. Родниковая вода, наполняющая водоем, вытекает прямо из-под горы. Горный воздух почти всегда стылый, но вода довольно теплая; даже в зимние холода она не теряет своих «плавающих друзей» – мелких и крупных рыб. Они считаются священными и их никто не ловит. С одной стороны водоема вырублены в скальном грунте ступеньки, которые позволяют подойти ближе, выпить горсть родниковой воды, совершить омовение и на мгновение замереть возле благословенного места, очищающего душу и мысли.
Немного поодаль возвышается небольшое строение с куполом, вытянутое вверх и квадратное в сечении, со сторонами примерно в шесть локтей. В нем нет ни окон, ни дверей, лишь четыре сквозных арочных проема, высотой в полтора человеческих роста. Четырехарочник построен из дикого камня на меловом растворе; его нижняя часть сделана из каменного щебня, а верхняя, в частности, арки, – из тесаных камней, изготовленных в виде кирпичей. Внутри строение оштукатурено и даже расписано изрядно поблекшими красками; но что нарисовано на стенах и потолке, разобрать трудно – четырехарочник построен в очень давние времена.
«Но где же Вечный огонь?» – в недоумении думал Дарий, поднимаясь по узкой извилистой тропинке к древнейшему святилищу Мидии, оракулу бога времени Зерваны[31]. Ведь в четырехарочнике, распахнутом на четыре стороны света, его не разожжешь. К тому же он стоит на совершенно открытом месте, где постоянный сквозняк, и если там развести огонь, ветер непременно погасит пламя. Не говоря уже о дождях, которые, хоть и редко, но все-таки бывают в этих местах, особенно в осенне-весенний период, и могут с легкостью залить огонь.
Но такого просто не могло быть, зороастрийцы никогда бы не допустили осквернения огня. Почитатели Заратуштры настолько благословенно относятся к нему, что даже во время молитвы закрывают лицо паданом, чтобы своим дыханием не осквернить Вечный огонь, не говоря о том, что он может когда-нибудь потухнуть. Считалось страшным грехом и дурным знаком, если огонь задувал ветер или заливала вода.
За Дарием тащился и Артагерс с «бессмертными», превратившимися в носильщиков – они несли дары оракулу и жертвенных баранов. Уже немолодой хазарапатиш, тяжело дыша и обливаясь потом, мысленно проклинал тот несчастливый день и час, когда он согласился стать начальником стражи царя царей. Должность, конечно, почетная, да и сам Мегабаз к нему благоволит, но как же хочется спать, особенно под утро! А тут еще неуемный нрав Дария, который ни свет ни заря потащился в такую даль. Они как сумасшедшие примчались в древнюю мидийскую столицу Экбатану, а затем, миновав все храмы (Артагерс очень надеялся, что в одном из них Дарий и совершит жертвоприношение), и даже не отдохнув, свернули на горную дорогу, которая уж точно была не мед.
Едва царь приблизился к водоему, старец маг встал и низко, но с достоинством, поклонился Дарию. Он был в белых одеждах, а в руках держал связку палочек из тамариска; это был знак того, что он готов к жертвоприношению.
– Я давно тебя дожидаюсь, царь царей, – сказал он низким, немного глуховатым голосом. – Хорошо бы ты приехал на рассвете… Но к сожалению, дороги в наших краях чересчур скверные. Соверши омовение, и мы поговорим.
Немного удивленный – откуда маг узнал, что именно сегодня он придет к оракулу, – Дарий умылся, испил воды из источника и сурово посмотрел на мага. Тот спокойно выдержал царственный взгляд и молвил:
– Прости, у меня нет даже плохонького дифра, так что присаживайся рядом. А твои воины пусть отдохнут вон там. – Маг указал на зеленую лужайку внизу, шагах в тридцати ниже по спуску, через которую весело бежал тонкий ручеек, вытекающий из водоема.
Дарий сел, но никаких неудобств при этом не испытал – предусмотрительный Артагерс бросил на камни шкуру горного барса.
– Я так понимаю, царь, ты пришел к оракулу не просто попытать свою судьбу… – Маг, сидевший на камне напротив Дария, казалось, вонзил свои глаза прямо в душу повелителя персов.
– Ну а если понимаешь, так почему спрашиваешь? – несколько резковато ответил Дарий.
– Я не спрашиваю. Я просто отвечаю своим мыслям.
– И что они тебе подсказывают?
– Вряд ли ты хочешь жить вечно. Об этом мечтают только глупцы. А ты, царь, умен и бесстрашен. Но ты весь в сомнениях и колебаниях, что, в общем-то, понятно – умный повелитель не может пребывать в невозмутимом спокойствии и бездеятельности. Зервана, стоящий выше добра и зла, породил царя света Хормазда и Ахримана. Божество зла Ахриман – плод сомнений Зерваны. Но он еще и любимый его сын, созданный на погибель миру – для того, чтобы испытывать человечество…
– Прости, маг, – перебил Дарий старца, – но мне такие высоты философской мысли непостижимы. Я не понимаю, о чем идет речь.
– О двойственности человеческой натуры, – объяснил старец. – Ты хочешь не просто править своей великой империей, а получить ярлык на это правление от высших сил.
Дарий был поражен. Маг словно покопался в его голове! Как такое могло случиться?! Не проще ли, вместо пророчеств оракула, сбросить старца со скалы? Глаза царя остро блеснули – он вспомнил, что произошло после того, как заговорщики убили Гаумату и Патицита. Когда народ узнал, как его обманули, то первым делом принялся добивать остальных магов, которых считали сторонниками лжецаря. Уцелели очень немногие, в отдаленных провинциях. И когда Дарий сел на трон, маги уже больше не имели на повелителя персов такого влияния, как прежде.
– Моя смерть ничего не решит, – устало улыбнулся маг, заметив опасные искорки в глазах царя. – Наша судьба покоится на коленях богов, а Зервана стоит над ними. Изменить ничего нельзя. Подправить – да, можно. Ибо дорога к цели не прямая, у нее много ответвлений.
Царь немного подумал и нехотя ответил:
– Ты прав, маг. Мне не нравятся слухи, которые бродят по стране. Самое невинное прозвище, которое мне присвоили, это Торгаш. И все потому, что я лишь упорядочил систему сбора налогов. Я догадываюсь, – даже знаю наверняка, – кто распускает мерзкие сплетни, но нельзя всех убить, потому что потом некем будет править.
«Государство мое процветает и сильно, как никогда, – думал Дарий. – Персы живут в довольстве и богатстве. Многие народы пали ниц перед моим знаменем, с корнем вырвана смута, построена новая столица. Но почему я должен постоянно доказывать всем, что достоин быть царем?! Ведь тот же Кир Великий не имел ничего общего с мидийской династией. Родом он был мард, его отец Атрадат разбойничал, а мать Аргоста пасла овец. Хорош царь! Где только он нашел подтверждение своего царского достоинства? Видимо, у евнуха Артембара, у которого работал подметальщиком и который якобы оставил ему свое состояние. Как же – оставил! Наверное, Кир воспользовался опытом отца своего, разбойника Атрабата, и бедному евнуху ничего другого не оставалось, как оформить на него дарственную. А затем влез в доверие к царю Астиагу, потом пленил его, отобрал трон и стал Киром Великим. И никто не сомневается в его божественном происхождении. Никто!»
– Ты пришел за знанием, как подтвердить свою царскую Хварну[32], – сказал маг, глядя прямо в глаза Дарию.
– Ты опять угадал, старик. Я верю в свою судьбу, не боюсь смерти, но мне хочется, чтобы построенное моими предшественниками и мною государство продолжило существовать и процветать в веках.
– Это слова истинного мудреца, великий царь… – Маг склонил голову в легком уважительном поклоне. – Но не будем больше философствовать, приступим к делу. Иди за мной…
Царь позвал Артагерса, чтобы тот привел жертвенное животное и принес прочие дары земли великому Зервану, и послушно потопал вслед магу, который на поверку оказался не таким уж и дряхлым старцем – он ступал по камням легко и быстро. Оказалось, что за скальным выступом есть вход в пещеру. Он был не очень широким, и крепко сбитому Дарию пришлось согнуться и протискиваться в пещеру бочком, но когда он оказался внутри, то невольно ахнул (правда, тихо, чтобы не уронить свое царское достоинство).
Пещера была громадной. Ее свод терялся в темноте, а остальное пространство освещали четыре священных огня, размещенных в виде креста. В центре этой крестообразной фигуры высилась чаша, сработанная искусными мастерами из цельного куска нефрита дымчато-зеленого цвета. По ее бокам резчики изобразили какие-то фигуры, но что они собой представляли, царь не понял. Чаша была заполнена до половины какой-то маслянистой жидкостью и, казалось, светилась изнутри.
Дарий посмотрел на стену пещеры позади священных огней, и почувствовал, как сильно забилось сердце. Там был изображен тот, к которому он пришел попытать свою судьбу. Рельефное изображение Зерваны вырубили прямо в скале, и явно в очень далекие времена. Его изрядно закопченный облик был лишь намечен грубым резцом; звериное лицо было плоским, невыразительным, хорошо просматривались только львиная грива, крылья и жезл. По обе стороны повелителя судьбы древний каменотес вырубил трех юношей, трех мужчин и трех старцев. Три возраста – молодость, зрелость и старость – соответствовали будущему, настоящему и прошлому времени, трем стадиям любого процесса: причине, становлению и следствию.
Маг сноровисто полоснул жертвенного барана ножом по горлу, и темно-красная струя хлынула в бронзовый сосуд. Когда он наполнился, старик брызнул несколько капель крови в каждый из четырех огней, а также в нефритовую чашу. После пришел черед и другим дарам богу Зерване: в пламя поочередно были брошены зерна пшеницы и ячменя, кусочки меда в сотах, вяленый овечий сыр и пролито немного молока молодой кобылицы. Огонь недовольно зашипел, на какое-то мгновение притух, но затем взметнулся вверх с новой силой.
Царь перевел дух – жертва принята! Магу не понадобились дополнительные усилия, чтобы поддержать огонь после жертвоприношения. Дарий смотрел на голубоватое пламя и дивился – в очагах не было дров! Там горели камни. Это было настоящее чудо. Что это за камни, царь спросить не решился. Впрочем, он и не надеялся на честный ответ – у магов, как и царей, были свои тайны, и они имели право хранить их с большим тщанием. А уж тайны оракула – тем более.
Маг бросил многозначительный взгляд на Артагерса, который неприкаянно торчал у входа в пещеру, царь понял, и жестом выпроводил хазарапатиша вон. Теперь в пещере остались только они одни. Но не успел Дарий и глазом мигнуть, как возле чаши, словно из каменного пола, выросла прорицательница. Царь не очень верил в разные чудеса, и сразу понял, что в пещере есть боковые ответвления, где и таилось женоподобное существо, представшее перед Дарием.
У прорицательницы имелась высокая женская грудь, но ее нарумяненное лицо покрывала растительность, а небольшая жидкая борода была тщательно завита. Одежда служительницы Зерваны тоже была женской – пестрой, яркой, но широкий кожаный пояс, который она носила, был воинским, с приклепанными бронзовыми пластинами. Правда, вместо оружия на поясе висели разные магические побрякушки, в том числе и небольшие косточки каких-то животных. В общем, вид прорицательницы (или прорицателя?) впечатлял.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, царь царей, – высоким голосом сказала прорицательница. – Но удостоит ли тебя ответом всемилостивейший Зервана, про то мне знать не дано. Пока не дано. Для тебя, великий царь, избранник судьбы, я постараюсь…
Все дальнейшее происходило словно в каком-то тумане. Маг сыпнул в чашу жменю порошка с едким запахом, а затем начал бросать туда семена конопли (уж их-то царь хорошо знал). В какой-то момент жидкость в чаше загорелась (как у мага получилось ее поджечь, Дарий так и не понял), и запах конопли, заполнив всю пещеру, начал кружить голову.