- Что ты понял? - оживился Филипп.
- Зачем графу нужен был виконт Иверо.
- И зачем же?
- А затем, чтобы... Нет, погодите! - Минуту он простоял в задумчивости; с лица его напрочь исчезло обескураженное выражение, уступив место хорошо знакомой Филиппу мине уверенного в себе и в своей правоте человека. - Все сходится. Абсолютно все.
- И вы поделитесь с нами вашими догадками? - вежливо спросила Бланка.
- Непременно, моя принцесса, - ответил Эрнан. - Но прежде надо погасить всюду свет и распахнуть ставни. Затем мы спрячемся в спальне княжны и, пока будем ждать появления злоумышленника, я изложу вам свои соображения на сей счет... Гм... У меня, кстати, появилась одна весьма остроумная идея, и если вы, сударыня, согласитесь, а ты, Филипп, не станешь возражать, мы можем устроить отличное представление...
12. ПРЕСТУПНИК
А тем временем одетый в костюм виконта Иверо Симон расхаживал по своим покоям, пытаясь сымитировать походку Рикарда. Гастон Альбре, которому Эрнан поручил проинструктировать Симона, недовольно морщился.
- Ну что ж, - сказал он наконец. - Будем надеяться, что преступник купится на твою шляпу. В актеры ты явно не годишься.
- А может быть, оставим эту затею? - робко предложил Симон. - Пусть стражники схватят его прямо в галерее...
- Нетушки, дружок! Не увиливай! Они схватят его только в том случае, если он раскусит тебя. Но все же постарайся честно отработать те часы, что ты пронежился в постельке с Адель де Монтальбан, между тем как мы... Ч-черт! И что она в тебе нашла такого, что решила родить ребенка именно от тебя, а не от меня, к примеру... Ай, ладно. - Гастон подступил к Симону и нахлобучил ему на лоб шляпу с непомерно широкими полями, которую последние несколько дней носил Рикард Иверо. - Вот так будет лучше. Готовься, дружок. Уж близится твой час.
У Симона вдруг затряслись поджилки; он невольно застучал зубами.
- М-мне уж-же ид-ти?
- Нет еще. Обожди немного, успокойся. Пусть сообщник первым явится в галерею, А то не ровен час увидит, что ты вышел не из той двери... Да прекрати ты дрожать! Ну, прямо как девчонка пугливая!
Постепенно Симону удалось унять дрожь в коленях. Он даже чуток приободрился и расправил плечи.
- Уже пора?
- Пожалуй, да. Долго задерживаться тоже опасно. Он может забеспокоиться и чего доброго еще вернется за виконтом. Пошли.
- Мы так и пойдем вместе? - недоуменно спросил Симон.
- До входа в галерею. Я буду подстраховывать тебя - чтобы ты не так волновался.
Они вышли в темный и пустынный коридор и, крадучись, подобрались к галерее. Альбре легонько хлопнул Симона по спине и еле слышно прошептал:
- С богом, дружище.
Симон вошел в галерею и увидел шагах в пятидесяти впереди себя мужскую фигуру. Его зазнобило, а на лбу выступила испарина. Вне всякого сомнения, это был преступник!
И он поманил его к себе!!!
У Симона подкосились ноги, но он с мужеством насмерть испуганного человека смело двинулся навстречу своей судьбе. Подойдя к преступнику, он так низко склонил голову, пряча лицо под полями шляпы, что наблюдавший за ним из-за угла Гастон про себя выругался:
"Негодный мальчишка! Сейчас он испортит все дело..."
К счастью, преступник ничего не заподозрил, по-видимому, отнеся его странное поведение на счет вполне естественного волнения.
- Вы опоздали, кузен, - с ледяным спокойствием произнес он. - И не тряситесь так. Все будет в порядке.
"Матушка моя родная! Амелина моя любимая!" - мысленно вскричал Симон. Он узнал голос преступника и громко застучал зубами.
Между тем преступник извлек из кармана какой-то пакет и протянул его Симону.
- Надеюсь, это вас успокоит. Здесь все ваши долговые расписки - на восемьдесят две тысячи скудо.
Дрожащими пальцами Симон взял у преступника пакет и запихнул его за отворот своего камзола.
- Так идемте же, кузен, - сказал преступник. - Все будет в полном порядке, уверяю вас.
Весь путь они прошли молча. Симон плелся позади преступника, низко склонив голову, и видел только его ноги. В голове у него царил полнейший кавардак. Потрясенный своим открытием, он никак не мог собраться с мыслями и готов был разрыдаться от ужаса и отчаяния. Больше всего на свете ему хотелось броситься наутек, но страх показаться трусом удерживал его от этого поступка.
Наконец они подошли к двери покоев Жоанны. Как ни в чем не бывало, преступник вошел в переднюю и тихо произнес:
- Входите живее. И закройте дверь.
Симон машинально подчинился этому приказу, и они очутились в кромешной темноте. В руках преступника вспыхнула искра - сердце Симона ухнуло в холодную бездну, и он едва не лишился чувств, - но тут же искра погасла, и в передней снова воцарился мрак. Преступник хотел лишь выяснить, где находится следующая дверь.
Когда они вошли в прихожую, Симон облегченно вздохнул - теперь уже не понадобится чиркать огнивом. Ставни окон были открыты, шторы раздвинуты, и сумрачного света, проникавшего извне, было вполне достаточно, чтобы идти, не рискуя натолкнуться на мебель.
- Так, - прошептал себе под нос преступник. - Теперь направо... Вон та дверь. Следуйте за мной, кузен.
Они пересекли еще одну комнату и оказались перед дверью в спальню. Преступник осторожно приоткрыл ее, и полумрак комнаты, в которой они находились, рассекла тонкая полоска света. В спальне, видимо, горела свеча.
Преступник замер и несколько секунд обождал. Никакой реакции не последовало. Тогда он шире отворил дверь. Симон проворно отступил в сторону и спрятался в тени. Преступник предостерегающе поднял палец и вкрадчивой поступью вошел в спальню.
На ночном столике возле кровати горела свеча. В постели ничком лежала укрытая до плеч девушка; ее пышные темно-каштановые волосы веером рассыпались по одеялу и подушкам.
Преступник остановился посреди спальни и довольно ухмыльнулся. Его правая рука потянулась к поясу, где висел короткий кинжал. Но тут меж лопаток ему кольнуло что-то острое, а в локоть мертвой хваткой вцепились чьи-то стальные пальцы. В тот же момент из-за дальнего полога кровати выглянула белокурая голова Филиппа.
- Однако! - пораженно произнес он. - Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть...
Девушка, лежавшая в постели, быстро перевернулась на спину - и вдруг красивое лицо ее исказила гримаса неподдельного ужаса. Широко раскрывая рот, она судорожно хватала воздух, будто вынутая из воды рыба. Зрачки ее глаз расширились почти на всю радужную оболочку.
- Игры окончены, дон Фернандо, - прозвучал за спиной преступника голос Шатофьера. - Именем высшей справедливости мы арестовываем вас за попытку убийства госпожи Жоанны Наваррской, княжны Бискайской.
- Боже! - с невыразимой болью в голосе прошептала Бланка, наконец обретя дар речи. - Боже милостивый! - Мой брат - убийца!..
13. ТИБАЛЬД МИРИТСЯ С МАРГАРИТОЙ
И ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ
Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались наедине друг с другом, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по требованию Маргариты, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки и готовившегося соблазнить ее Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще немного поупрямилась, но в конечном итоге все-таки попросила у Тибальда прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил - еще бы! - но в искренности второго утверждения он позволил себе усомниться, о чем ей и сказал напрямик.
Вместо того, чтобы обидеться, Маргарита прибегла к более верному способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, - она принялась с выражением декламировать эту злосчастную эпическую поэму, послужившую причиной их ссоры.
Тибальд весь просиял. Его роман в стихах "Верный Роланд" уже тогда снискал себе громкую славу, но тот факт, что Маргарита знала его наизусть, польстил ему больше, чем все восторженные отзывы и похвалы вместе взятые. Когда через четверть часа Маргарита устала и голос ее немного осип, Тибальд тут же перехватил у нее инициативу и был восхищен тем, с каким неподдельным интересом она его слушает.
Так они и ехали не спеша, увлеченно повествуя друг другу о похождениях влюбленного и чуточку безумного маркграфа Бретонского, верного палатина франкского императора Карла Великого. Маргарита первая опомнилась и звонко захохотала:
- Нет, это невероятно, граф! Что мы с вами делаем?
- Насколько я понимаю, декламируем моего "Роланда".
- Слава богу, что не "Отче наш".
- В каком смысле?
- Вы что, не знаете эту пословицу: "Женщина наедине с мужчиной..."
- Ага, вспомнил! "...не читает "Отче наш".
- Ну да. Вот уже солнце зашло, а мы все... Да что там говорить! Держу пари, что кузену Красавчику и в голову не пришло читать Бланке свои рондо - хоть как бы они ей ни нравились.
Тибальд усмехнулся.
- Не буду спорить, принцесса. Потому что наверняка проиграю.
- Бедный Монтини! - вздохнула Маргарита. - Зря он поехал в Рим.
- Это вы о ком?
- О любовнике Бланки... о ее бывшем любовнике. Наверное, сейчас он сходит с ума.
- Он ее очень любит?
- Тот-в-точь, как ваш Роланд. Был себе хороший парень, в меру распущенный, в меру порядочный, но повстречал на своем пути Бланку - и все, погиб.
Тибальд снова усмехнулся.
- Да у вас тут все дамы - отъявленные сердцеедки, как я погляжу, - с иронией заметил он.
- Возможно, - пожала плечами Маргарита. - Но к Бланке это не относится. Она у нас белая ворона - скромная, застенчивая, даже ханжа.
- Однако странное у нее ханжество!
- Это вы к чему?
- Да к тому, что ее ханжество нисколько не помешало ей иметь любовника.
- И не только иметь, - добавила Маргарита. - Но и здорово кусать его в постели.
Тибальд нахмурился.
- Постыдитесь, сударыня! У госпожи Бланки есть все основания обижаться на вас. Она была права, упрекая вас в том, что вы рассказываете обо всех ее секретах, которые она вам поверяет.
- А вот и ошибаетесь. Бланка ничего подобного мне не говорила.
- Так значит, ее любовник вам рассказал.
- И вовсе не ее любовник, а мой... мм.. кузен Иверо. Как-то во время купания он заметил на плече Монтини такой солидный, сочный синяк от укуса - ну, и рассказал мне об этом. Так что никаких секретов я не выдаю. Может быть, вы считаете иначе?
Тибальд хранил гордое молчание, хмурясь пуще прежнего.
- Что с вами стряслось, граф? - спросила Маргарита. - Если вам не по нутру, что некоторые женщины кусаются в постели, так и скажите... Гм... На всякий случай... Что вы молчите? О чем вы задумались?
- Я думаю над тем, как это назвать.
- Что именно?
- Вашу болтовню.
- И как же вы ее расцениваете?
- Как копание в грязном белье - вот как.
- Да ну! Вы такой стеснительный, господин Тибальд!
- Вы преувеличиваете, госпожа Маргарита. Стеснительность не является моей отличительной чертой. Однако, по моему твердому убеждению, для всякой откровенности существует определенная грань, переступать которую не следует ни в коем случае - ибо тогда эта откровенность становится банальной пошлостью.
- Да вы, похоже, спелись с Красавчиком, - с явным неудовольствием произнесла принцесса. - Недели три назад, прежде чем впервые лечь со мной в постель, он...
- Замолчите же вы! - вдруг рявкнул Тибальд, лицо его побагровело. Как вам не стыдно!
Маргарита удивленно взглянула на него.
- В чем дело, граф? Я что-то не то сказала?
- Вот бесстыжая! - буркнул Тибальд себе под нос, но она расслышала его.
- Ага! Выходит, я бесстыжая! Да вы просто ревнуете меня.
- Ну, допустим... Да, я ревную вас.
- И по какому праву?
- По праву человека, который любит вас, - ответил Тибальд, пылко глядя на нее.
- Ах да, совсем забыла! Ведь в каждом своем письме вы не устаете твердить: прекрасная, божественная, драгоценная - и так далее в том же духе. А из "Песни о Маргарите", которую вы прислали мне в прошлом году и вовсе следует, что солнце для вас восходит на юго-западе, из-за Пиреней. Вы что, вправду путаете стороны света?
- Не насмехайтесь, Маргарита. Вы же прекрасно понимаете, что это была аллегория.
- Что, впрочем, не помешало вам написать мне этим летом, что вы отправляетесь на свой личный восток, чтобы снова увидеть свое солнышко ясное.
- И опять же я выразился фигурально. Я...
- Ну и как вы находите свое солнышко? - не унималась Маргарита. Скажите откровенно, вы не были разочарованы?