Но, может, с Роландов почему-то берут в казну слишком много?
Я пошел в налоговое управление. Инспектор выслушал меня и сказал, что иностранцу не просто разобраться в системе шведского налогообложения. Но он, инспектор, готов подтвердить, что налог с Роландов берут правильно, по закону. Если годовой доход семьи двадцать пять тысяч крон, то налоги отнимают двадцать семь процентов заработка. А если пятьдесят тысяч крон — тридцать восемь процентов. Больше трети заработка!
Святой Петр как бракодел
Так вот, значит, где жил Эсайас Тегнер, великий шведский поэт, современник Пушкина! Небольшой, в четыре окна, желтый домик с крутой черепичной крышей. Он стоит на одной из центральных улиц университетского города Лунда, до которого от Мальмё полчаса езды.
В юности Тегнер служил писарем судейского чиновника, много разъезжавшего по деревням. Скрипя гусиным пером, Эсайас записывал не столько долги крестьян, сколько старые легенды.
Юноша читал до боли в глазах. Особенно волновали его древние саги — сказания о подвигах скандинавских воинов. Эсайасу казалось, что эти сказочные герои живы и в лунные зимние ночи бродят по снегам спящей страны.
Чтение сделало юношу знатоком литературы. Однажды чиновник написал своему приятелю:
«У Эсайаса Тегнера, который живет у меня и работает писарем, слишком хорошая голова и способности, чтобы идти дорожкой простого чинуши».
Замкнутый, застенчивый юноша сидел над книгами по двадцати часов в сутки. Перед ним открылись двери старейшего Лундского университета. Тегнер окончил его первым среди лучших. Он остался при университете библиотекарем, постепенно дослужился до профессора, стал получать большое жалованье — 60 бочек ржи и ячменя: в те времена ученым платили натурой.
В домике, в просторном кабинете, где были только стол, кресло, книжные полки и клетки с канарейками, Тегнер написал знаменитую «Сагу о Фритьофе». Это поэма о жизни древних скандинавов, поэма о любви храброго Фритьофа и прекрасной Ингеборг. Сага быстро стала известна всей Европе. Томик Тегнера можно было купить в книжных лавках Москвы и Петербурга.
После выхода «Саги о Фритьофе», когда имя Тегнера стало знаменем шведской поэзии, в жизни поэта произошел перелом.
Профессорам университета обычно не хватало их ячменно-ржаного жалованья, и они одновременно служили в церкви священниками, пасторами. Это было гораздо доходнее. Тегнер тоже имел пасторский сан, но свое время отдавал не церкви, а поэзии.
Неожиданно его повысили, сделав епископом. Он попал в самую гущу духовенства — по его словам, «пропитанного полным невежеством и свинством». Тегнер пытался что-то сделать, принести какую-то пользу. «Мне удалось, — пишет он другу, — сместить ряд отчаянных пьяниц, и то после целого ряда всяческих волокит и крючкотворств. В наше время легче низложить короля, чем спившегося попа».
Епископская мантия в конце концов погубила талант поэта. Тегнер постепенно превратился во врага всего нового, стал говорить, что народу не нужны школы. Год поэт провел в сумасшедшем доме и потом еще пять лет медленно угасал в провинциальном городке…
Если бы я точно придерживался маршрута Нильса Хольгерсона, то не смог бы побывать ни в Лунде, ни в портовых городах юга страны. Гусиная стая направилась из Сконе на северо-восток, и, когда гуси летели вдоль побережья, паренек видел только военный порт Карлскруна. Затем стая повернула к большому острову Готланду. Странно, что Нильсу не понравился город Висбю на этом острове. Мальчуган нашел его бедным и одичавшим. Сейчас этого не скажешь: тут полно приезжих, потому что Готланд — самое солнечное место в Швеции, а развалины Висбю, серые башни с бойницами и остатки крепостных стен вдоль берега вызывают много воспоминаний не только у шведов.
В средние века на улицах Висбю слышалась немецкая, арабская, русская речь. Торговые гости из Новгорода приплывали сюда на кораблях, набитых мехами, пенькой, воском, и недаром одна из городских улиц до сих пор называется Новгородской. Бывали тут и русские иконописные мастера — их приглашали разрисовывать стены храмов столицы торговой Готландской республики. Она существовала на острове до тех пор, пока высадившаяся с кораблей датская конница, а позднее набеги морских пиратов не заставили спустить флаги над башнями Висбю.
С Готланда гусиная стая вернулась на материк и опустилась в той части Швеции, которую называют Смоландом. Вот что рассказывает легенда об этом уголке страны:
Когда бог был очень занят сотворением Вселенной и как раз трудился над черновой отделкой будущей Швеции, к нему пришел святой Петр. Посмотрев на божью работу, Петр подумал, что творить разные страны не очень сложно, и предложил богу: отдохни, мол, а я пока за тебя поработаю, потворю.
— Сумеешь ли? — усомнился бог.
Но святой Петр не без досады ответил, что надеется сделать все не хуже господа бога.
Бог сказал:
— Ладно, попробуем. Для начала доделай то, что мною тут начато. А я пока займусь местами поюжнее.
И бог отправился творить соседнюю Сконе, оставив святому Петру доделывать Смоланд.
Вернувшись, бог глазам своим не поверил. Кажется, трудно было испортить то, что он довольно удачно начал, но святой Петр ухитрился это сделать. Он нагромоздил посредине Смоланда высокое плоскогорье из камней, думая таким образом приблизить его к солнцу. Правда, сверху это каменное безобразие было присыпано землицей, но первый же дождь наполовину смыл ее, оставив лишь тяжелую глину.
— О чем ты думал, когда делал все это? — воскликнул бог.
Святой Петр стал извиняться. Но переделывать его работу богу было уже некогда — ведь требовалось создать еще много других стран.
Эту легенду сочинили, наверное, обитатели Сконе: свой-то край, соседний со Смоландом, они считают весьма удачным божьим творением…
Шведская спичка
Смоланд действительно бесплодное, каменистое плоскогорье, и каждый, кто побывает здесь, может убедиться, что святой Петр не слишком-то старался, делал все как попало, лишь бы поскорее.
Жители Смоланда пытались было сеять ячмень и рожь на песках и глине, но не могли прокормить себя. Они покидали родные места и разбредались кто куда в поисках работы и хлеба. Тот же, кто остался на этой скудной земле, нашел чем заняться: в умелых руках даже здешний кварцевый песок стал сокровищем.
На полянках темных боров смоландцы понастроили кустарные стекольные заводики. Здоровыми легкими лесных жителей через длинные трубки стали выдувать из раскаленной массы вазы и кувшины. Сначала смоландские изделия покупали плохо. Но шведы умеют придать вещи добротность и красоту. Пришло время — и смоландские вазы стали ставить рядом с изделиями знаменитых венецианских мастеров.
Я был на одном небольшом стекольном заводе. Здесь сохранили все так, как было в глубокую старину: никакой техники, никаких усовершенствований.
— Мы выдуваем стекло тем же способом, какой был известен при египетских фараонах, — с гордостью сказала хозяйка завода.
Позвольте, но чем же тут гордиться? Рабочий берет расплавленное стекло концом длинной трубки и сильно дует в другой конец, чтобы получился стеклянный пузырь. Пока этот пузырь не остыл, он мягок, податлив, и стеклодув искусно придает ему форму изящной вазы. Но попробуй-ка подуй в трубку целый день!
Так почему же, вы думаете, на заводе чураются машин? А потому, что смотреть, как работают машины, современному человеку не интересно. Он видит машины всюду. Посмотреть же, как работали еще при фараонах, — другое дело.
И туристы смотрят. Для того чтобы удобнее было смотреть, одну стену цеха сделали стеклянной. К ней предприимчивая хозяйка пристроила кафе и маленький магазин стеклянных изделий. Приехавшие издалека господа неторопливо пьют кофе, поглядывая на стеклодувов, потом покупают вещицы на память. А хозяйке от всего этого доход.
Те смоландцы, которым ремесло стеклодува пришлось не по душе, принялись столярничать. За здешней мебелью — светлой, легкой, удобной — приезжают даже из дальних стран. Сколько шкафов и письменных столов из бука сделано в Смоланде, никто не считал, но буковые леса здесь сильно поредели.
И еще одному дереву не повезло в Швеции: осине. Виной тому шведская спичка. Смоланд ее родина.
У той спички, которую мы зажигаем, небрежно чиркнув о коробок, много предков и длинная история. Среди ее прародителей — сухие куски дерева. Их сильно терли друг о друга до тех пор, пока не появлялся огонь. Родственником спички был и кусок кремня. Из него ударом стальной пластинки высекали искру на легкозагоравшийся трут.
Концы первых спичек, длинных, как вязальные спицы, намазывались раствором бертолетовой соли. Чтобы такая спичка загорелась, ее головку нужно было опустить в сосуд с серной кислотой. Представляете, сколько возни?
Потом бертолетовую соль заменили серой и белым фосфором. Такие спички уже не нужно было обмакивать в кислоту, но они легко загорались сами по себе — от тепла, от толчков, при трении друг о друга. В поездах и на пароходах, перевозивших ящики со спичками, вспыхивали сильные пожары. Кроме того, белый фосфор ядовит. Его пары отравляли рабочих спичечных фабрик.
Кто первый додумался до замены белого фосфора красным, сказать трудно. Но достоверно известно, что именно в Смоланде стали делать спички из осины с головками, покрытыми красным фосфором. Они похожи на те, которые сегодня можно купить в любом ларьке. Их назвали шведскими или безопасными.
Шведы торговали своими спичками во всем мире. Коробком с надписью «Сделано в Швеции» стали пользоваться и погонщики верблюдов в Сахаре, и эскимосы, охотившиеся на белых медведей в Гренландии.
Хороши шведские спички! Фабрики выпускают теперь изящные плоские коробки с яркими картинками, на которых и реклама ресторанов, и эмблемы фирм, и рисунки городов.
Бабушка и семеро внучат
С Малышом и Карлсоном, который живет на крыше, вы, наверное, знакомы даже лучше, чем с Нильсом. Повести о Малыше и Карлсоне написала Астрид Линдгрен, самая знаменитая детская писательница современной Швеции. Несколько ее книг переведено и на русский язык.
Но одна небольшая книжка Астрид Линдгрен пока что у нас не издана. Это рассказ о бабушке и семерых ее внучатах. Из них только Бьёрн постоянно живет вместе с бабушкой, тогда как остальные приезжают к ней погостить в середине лета, а потом снова разъезжаются в разные концы страны.
Когда Бьёрн был еще совсем маленьким, он однажды спросил бабушку:
— Почему мои братья и сестры не живут, как я, в Швеции?
Бабушка ответила со смехом:
— Откуда ты это взял? Они тоже живут в Швеции. Они самые настоящие шведы.
— Но ведь только у нас в Даларне все самое шведское! — горячо возразил Бьёрн.
— Понимаешь, внучек, — начала объяснять бабушка, — наша страна так велика и обширна, что одна ее часть не похожа на другую. Иногда Швеция — это большие, темные леса, ревущие реки, высокие горы. Иногда — широкие поля, березовые рощи, маленькие прозрачные озера и красные домики среди яблонь. Иногда — голые серые скалы и море с парусами рыбачьих лодок. И все это — Швеция, все это наше, шведское.
Когда Бьёрн стал немного взрослее, он понял, что у его двоюродных братьев и сестер, приезжающих к бабушке на лето, — свои Швеции. Впрочем, провинцию Даларна, где живет он, Бьёрн, даже многие взрослые считают «самой шведской Швецией». Здесь такие чудесные леса и такие красивые озера, а главное — тут сохраняются многие старинные обычаи.
Мария и Андерс приезжают к бабушке из Сконе: они земляки Нильса Хольгерсона. Их Швеция — это большое стелющееся поле, стада коров и красноватые домики на пригорках. Мария весной написала бабушке, что вместе с братом ездит на велосипеде к Ларссонам на соседнюю ферму: «Там тридцать гусей, и все очень злые, а я люблю ездить на тракторе с самим Ларссоном».
У Гуннара своя Швеция: север страны, провинция Норланд, где рано падает пушистый снег, а в середине лета вовсе не бывает ночей, и полярное солнце не спускается за черту горизонта.
Сигрид считает Швецией деревню рыбаков на западном побережье страны. В письме бабушке она рассказала, как ездила на экскурсию вместе со школой в соседний большой город Гётеборг и видела там массу кораблей. «А в нашей деревне, — добавила она, — только рыбачьи лодки и еще школьная лодка, на ней мы ездим в школу, которая находится на острове; а когда мы плывем, то делаем домашние задания».
Наконец, Юхан и Ева — столичные жители. Вместе с папой, мамой и котом Пио они живут в большом доме. По мнению Евы, даже кот стал понимать, что настоящая Швеция — это Стокгольм. Чтобы кот проникся этой мыслью, дети взяли его на прогулку по городу. Ева почему-то решила, что коты очень любят кататься на эскалаторах метро. Но Пио не проявил никакого энтузиазма. Тогда коту издали показали дворец короля. Пио не стал смотреть. Дети подошли к дворцовым воротам, и Ева спросила:
— Что, король дома? Моему Пио очень бы хотелось его увидеть.
— А может, коту будет достаточно взглянуть на обыкновенного стражника? — в свою очередь спросил часовой.
Однако Пио нисколько не заинтересовался солдатом. И, только когда дети пришли на рыбный рынок, кот заволновался, вырвался из рук и бросился к ближайшему прилавку…
Веселая книжка о бабушке и семерых внучатах в общем-то верно дает общий облик Швеции. Это действительно большая страна. В Европе по площади больше ее только Советский Союз, Франция и Испания.
Швеция сильно вытянута вдоль меридиана, и юг страны находится примерно в одном широтном поясе с Подмосковьем, тогда как север простирается за Полярный круг.
На физической карте Швеции преобладает светло-коричневая краска плоскогорий. Зеленый цвет низменностей окрашивает юг, окрестности Стокгольма и узкой полосой тянется вдоль Ботнического залива, омывающего восточные берега страны. А на западе, где Швеция граничит с Норвегией, темная коричневая краска напоминает о большой высоте Скандинавских гор.
Хотя Швеция северная страна, близость морей, теплое течение Гольфстрим и влажные теплые ветры, дующие с Атлантического океана, несколько смягчают ее климат. Зимой на шведском севере бывает арктическая стужа, тогда как на юге снег редко держится дольше месяца, а иной год его там и вовсе не видят. Когда в Сконе, родных местах Марии и Андерса, зацветают яблони, в Норланде, где живет Гуннар, олени ищут корм под сугробами горной тундры.
Я забыл сказать, что отец Гуннара лесоруб и что Гуннар иногда помогает ему возить бревна на лесопилку. А сказать об этом стоит, потому что по обилию лесных богатств Швеция уступает в Европе первенство лишь нашей стране. Шведские леса, как и у нас, очень разные: на юге — широколиственные дубравы, потом их сменяют березовые рощи, дальше господствуют сосна и ель, а в родных местах Гуннара тянутся северные боры с грибными полянами.
Швеция богата и железными рудами. Ее горные реки, на которых построено много гидростанций, дают фабрикам и заводам дешевую электрическую энергию.
Страна-то Швеция большая, но населена она не густо, особенно на севере. В ней живут около 8 миллионов человек.
Чем же заняты шведы? Из каждых десяти взрослых четверо — рабочие и служащие. В этой высокоразвитой индустриальной стране четыре пятых национального дохода приносят рабочие, занятые добычей руды, обработкой металла, заготовкой леса и превращением древесины в строительные материалы, целлюлозу, бумагу.