Крестьян же в Швеции мало, в сельском хозяйстве занято меньше одной десятой населения. Но страна выращивает достаточно зерна для своих потребностей, а часть продуктов животноводства даже вывозит за границу. В начале века каждая крестьянская семья кормила три семьи, сейчас — шесть: удобрения, машины, образцовый уход за скотом помогают получать гораздо больше продуктов, чем прежде.
А теперь отправимся дальше по стране, узнаем кое-что о ее истории, познакомимся с разными Швециями, и в первую очередь со Швецией Сигрид, живущей на западном побережье, — это по соседству с уже знакомым нам Смоландом.
На землях гётов и свеев
Рейс «Черепахи»
Само название города Гётеборга показывает, что он стоит на земле гётов.
А гёты — это древние скандинавы. Племена гётов и свионов, или свеев, были предками современных шведов. Грании, раумы и некоторые другие племена считаются предками норвежцев.
Гёты жили вблизи западного побережья нынешней Швеции. Сейчас здесь расположены ее североморские гавани. Гётеборг главенствует среди них.
Это второй после Стокгольма город в стране. В нем свыше полумиллиона жителей. Гётеборжец скажет вам, что ему посчастливилось жить в самом красивом городе Швеции.
«А разве вы не знаете, — добавит он, — что Гётеборгский порт больше Стокгольмского? Разве вы не знаете…»
И гётеборжец упомянет университет, выберет из сотен гётеборгских фабрик и заводов такие, которые известны если не всему миру, так уж наверняка всей Европе, перечислит театры и музеи — в общем, постарается доказать, что тот, кто не видел Гётеборга, не видел Швеции.
Впервые я попал на берег реки Гёта-Эльв, в устье которой стоит город, вместе с группой соотечественников, проводивших отпуск в Швеции.
В нашей компании были строители, журналисты, специалист по витаминам, художник, пищевики, железнодорожник. Каждого интересовало в Гётеборге всё и еще что-то свое.
Мы собрались на небольшой площади, в центре которой огромный бронзовый Посейдон, бог морей, с рыбиной в одной руке и раковиной — в другой, скучал посреди слабеньких пресноводных струй фонтана. Широкий проспект, начинающийся от площади, как бы приглашал поскорее отправиться в путь для знакомства с городом. Но с чего начать?
— Ну, первым делом — на строительную выставку, — предложили деловитые строители.
— А ботанический парк? Десять тысяч разных растений, выращенных почти что на скале! — сказал специалист по витаминам.
— Да, да, конечно, парк — это обязательно! Только сначала, мне кажется, надо все же сходить в картинную галерею, — робко вставил художник.
— Товарищи, вы снова недооцениваете подшипники. Гётеборг — центр их производства! — в отчаянии закричал инженер-железнодорожник.
Но в разгар спора пришел сопровождавший нашу группу господин Бертиль Герроу:
— А тепэр мы из вами будем немножко ехать в порт. Да-да.
Очень широкий, как бы расплющенный низкобортный катер под многообещающим названием «Черепаха» уже ждал нас возле пристани на канале, пересекающем центр Гётеборга.
«Черепаха» медленно поплыла мимо чудесных парков самого зеленого города Швеции. Они ничем не огорожены. Возле воды — рощицы милой нашему сердцу белоствольной березы, могучие богатыри-дубы. Статуя волшебницы из скандинавских сказок мелькнула в густой листве, струя фонтана жемчугом переливалась над лужайкой…
— Головы! Головы!
Мы поспешно соскальзывали со скамеек и приседали на дно «Черепахи»: некоторые мосты над каналом так низки, что человек, привставший в лодке, рискует набить себе здоровенную шишку. Один мост называется «Нож для резания сыра». «Сыр» — это голова зазевавшегося пассажира.
Прежде каналов в Гётеборге было гораздо больше. В начале XVII века, когда город стал быстро расти, некоторое время в нем были весьма влиятельны голландцы. Они селились здесь, привлеченные выгодной торговлей. Голландец Якоб ван Дайк стал одним из первых гётеборгских губернаторов. Голландские инженеры занялись планировкой города и, конечно же, велели всюду рыть каналы. Позднее шведы засыпали многие из них, превратив в широкие улицы.
Тот канал, по которому скользил наш катер, — главный из оставшихся. Он стар, как стары дома, смотрящиеся в его воды. Что ни здание, то достопримечательность. Здесь жил чешский композитор Сметана, подальше — старинная немецкая церковь, еще дальше — дом, построенный когда-то могущественной и богатой Вест-Индской компанией.
— Памятник Альстрему!
Альстрем? Перебираем в памяти события шведской истории. Нет, Альстрема никто не знает. Обращаемся за разъяснениями.
— О, этот господин научал шведов кушать… м-м, как это по-русски… карто-ш-ка!
Нырнув еще под один мост, мы вышли из узкого канала на сверкающий водный простор устья Гёта-Эльв.
— Свенска Волга! — пошутил Бертиль Герроу.
«Свенска» — значит шведская. Название своей страны шведы произносят примерно так: Свэрье.
То, что мы увидели в устье «шведской Волги», заставило всех забыть междоусобные распри. Да, конечно, в этом городе нужно прежде всего смотреть не выставки, не ботанический сад, не музеи, не заводы шарикоподшипников, а огромный порт! Порт, где над мачтами кораблей возвышается башня, похожая на маяк. Бронзовая фигура женщины на вершине наклонилась навстречу порыву свирепого урагана, ветер раздувает ее волосы. Жена матроса, ушедшего в бурное море, — в тревоге, в мучительном ожидании. Это памятник труженикам моря, погибшим на море.
Когда я недавно снова приехал в Гётеборг, панорамой порта можно было любоваться с нового моста, красивой дугой перекинутого через Гёта-Эльв. Его середина поднята выше пятнадцати этажного дома для того, чтобы мост не мешал проходу океанских кораблей.
Гётеборг принимает за год десятки тысяч судов. Его гавани не замерзают зимой. Отсюда начинаются удобные морские дороги в Атлантику. Значительная часть всех товаров, которые Швеция продает за границу и привозит из дальних и ближних стран, перегружается на гётеборгских причалах. Среди этих товаров много леса, металла, спичек, подшипников. Краны в порту выстроились длинными шеренгами и без устали таскают тюки, ящики, бочки. А в новой, недавно открытой гавани Гётеборга обходятся без кранов: контейнеры, стандартные ящики с грузом из трюмов кораблей ползут по транспортерам прямо на железнодорожные платформы или в кузов грузовиков.
Противоположный берег Гёта-Эльв занят верфями и доками. Здесь колыбель чуть ли не половины всех кораблей шведской постройки. Гётеборг строит пассажирские суда, военные корабли, рудовозы, рыболовецкие суда и даже целые китобойные флотилии не только для шведов, но и для продажи другим странам. Советский Союз, например, заказывал здесь плавучие доки и корабли-рефрижераторы.
Уже не первый год небольшая Швеция относится к тем государствам, которые строят наибольшее число кораблей. Шведы этим очень гордятся.
Но основные доходы от судостроения не попадают в государственную казну. Большинством шведских верфей распоряжаются капиталисты. Им же принадлежат девяносто девять из каждых ста кораблей торгового флота страны. Государство владеет только железнодорожными паромами.
Три буквы, четыре банка, пять семейств
«СКФ» — эти три буквы выделяются среди вечерних рекламных огней гётеборгских улиц. «СКФ» — написано на ящиках, которые осторожно опускают в трюмы кораблей. Что же такое «СКФ»?
Это первые буквы названия: «Свенска куллагер фабрикен». На русский язык оно переводится как «Шведский шарикоподшипниковый завод».
Но «СКФ» уже давно не завод, а компания капиталистов, которой подчинены все подшипниковые заводы в Швеции.
Впрочем, не только подшипниковые заводы, но и разные другие, — скажем, большой металлургический завод, где варят лучшую в стране сталь для подшипников. У «СКФ» есть заводы в Соединенных Штатах Америки, Западной Германии, Англии, Испании, Голландии, Канаде, во Франции. Десятки тысяч рабочих разных национальностей трудятся в цехах, где над входом написано: «СКФ».
Корабли везут ящики «СКФ» в самые отдаленные уголки земного шара. Подшипники из этих ящиков ставятся на автомобили, танки, вагоны, прокатные станы. Рекламные плакаты утверждают, что все в мире вертится на шарикоподшипниках «СКФ». Я бы не удивился, если бы услышал в Гётеборге, что в свое время сам господь бог, создавая Землю, заказал подшипники для земной оси уважаемой, всем известной фирме «СКФ»…
Другие крупные капиталистические фирмы главенствуют каждая в своей отрасли. Монополия «Свенска тендстик» («Шведская спичка»), владеет всеми спичечными фабриками. Примерно также обстоит с тракторами, алюминием, пылесосами, сахаром, бутылками, пишущими машинками, самолетами: всюду хозяйничают мощные капиталистические компании.
В какой бы шведский городок ни занесла приезжего судьба, он обязательно увидит на улицах солидные вывески: «Банкен». Главных банков в Швеции четыре, и каждый имеет множество отделений. Эти банки тоже не государственные, а частные. «Большая четверка» банков распоряжается почти тремя четвертями всех капиталов страны.
Три главных банка находятся в Стокгольме, четвертый — в Гётеборге.
Я уже говорил, что впервые побывал в Гётеборге с группой своих соотечественников. Самым молодым был художник, которого все называли просто Петей. Он-то и затеял с господином Герроу разговор о банках. Художнику казалось, что банк — это прежде всего такое место, куда кассиры из учреждений ездят за деньгами в дни выплаты зарплаты и куда по вечерам привозят выручку из магазинов.
— О, но! — сказал, рассмеявшись, господин Герроу. — Банкен давать кредит фабрикант, понимайт?
— Ну и что?
— Можно дать, можно нет. Имеются также акции. Вверх и вниз, понимайт?
Наш Петя имел об акциях довольно слабое представление. Герроу пытался объяснить ему, что это нечто вроде частных облигаций. Акционерное общество капиталистов само выпускает и продает их, собирая капитал для своих дел, и если эти дела идут хорошо, то потом выплачивает держателям акций проценты из прибылей.
— Понимайт: дивиденд, прибыль? Акция вверх, акция вниз! Биржа! Игра! Понимайт?
Тут кто-то накинулся на художника: зачем, мол, заставлять человека мучиться с объяснением простых вещей?
— Простите, товарищи, — смутился художник. — Я, конечно, читал, как раньше было, но думал, что теперь все по-другому…
Ему стали объяснять, что существо дела не изменилось. Банки по-прежнему могут скупить большую часть акций какого-нибудь общества не только для того, чтобы получать долю прибыли, но и для того, чтобы командовать им.
Но кто же распоряжается в акционерных обществах? Кто хозяйничает в банках?
Возьму для примера банк из «Большой четверки» — Стокгольмский частный банк. Во главе его — миллиардеры, братья Валленберги.
А кто директора и члены правлений крупнейших фирм? Ба! Знакомые все лица! Вот главный спичечный концерн. Там Якоб Валленберг. Крупнейшая компания по выпуску телефонов «Эрикссон» — Маркус Валленберг, «СКФ» — Якоб Валленберг… У каждого из братьев Валленбергов по нескольку десятков руководящих мест в правлениях разных банков и концернов. Эти братья, на предприятиях которых работает около трехсот тысяч человек, командуют всюду, ни одно крупное дело не обходится без них.
Знающие люди говорят, что большей частью всех шведских предприятий и банков владеют пятнадцать самых богатых семейств страны.
Среди этих пятнадцати особенно выделяются пять: Валленберги, Ветье, Брустремы, «газетный король» Боньер и «стальной король» Юнссон.
Их называют пятью пальцами одной железной руки крупного финансового капитала.
От древних мореходов до…
Морской музей Гётеборга помещается возле колонны со статуей жены моряка. У входа висит колокол, один из тех, какие в туман, когда не виден свет маяка, своим звоном предупреждают капитанов об опасности.
Внутри музея оказался настоящий капитанский мостик настоящего океанского парохода. И вот что замечательно: по нему можно было не только ходить, но и трогать руками приборы. Несколько мальчишек важничали на мостике с видом заправских морских волков, но Йеста Карлссон не обращал на них никакого внимания, как будто так и должно быть.
На господине Карлссоне был белоснежный, как у хирурга, халат. Однако господин Йеста Карлссон был не врачом, а моряком, смотрителем музея. Он сказал о мальчишках:
— Пусть играют. Может, из них получатся дельные капитаны, кто знает.
В музее, кроме мальчишек, в этот полуденный час никого не оказалось, и господин Карлссон согласился показать мне музей.
— Ну, во-первых, вот это. Он ходил в морях около девяти столетий назад.
То были остатки корабля викингов, древних скандинавских мореходов.
Весь следующий зал занимали модели парусных кораблей — фрегатов, корветов, бригов, шхун.
— Модели сделаны сравнительно недавно по сохранившимся описаниям и рисункам. Но вот эта модель была моделью уже двести лет назад. Один богач заплатил за нее тридцать тысяч крон.
На подставке стоял миниатюрный китайский корабль с полным парусным вооружением. Неизвестный искусник с точностью ювелира изготовил каждую мельчайшую деталь. Крохотные желтолицые матросы в синих китайских костюмах лазали по снастям, и можно было даже различить, кто из них испуган, а кому шторм нипочем.
Господин Карлссон показал тяжелый железный ящик, поднятый с затонувшего корабля, — в таких капитаны хранили золото и важные бумаги. Он повел меня к ружью, больше похожему на небольшую пушку. С ним едва управлялись двое. Ружье клали на борт и стреляли по пиратским шлюпкам, атакующим корабль.
А вот судовая аптека, большой деревянный сундук с банками. На банках не писались названия лекарств: зачем забивать головы морякам? Банки были просто пронумерованы, и табличка на сундучной крышке советовала: если резь в животе — проглоти ложку порошка из банки № 7, если поранил руку — смажь зельем из банки № 3, если бьет лихорадка — принимай три раза в день по две пилюли из банки № 11.
В следующем зале оказались бутылки, внутри которых виднелись кораблики, собранные при помощи просунутого в горлышко пинцета, коробочки из ракушек, замысловато сплетенные корзинки, дощечки с вырезанными на них виньетками и наивными стихами.
— Все это моряки дарили своим женам и невестам, — пояснил господин Карлссон. — Обычно такие безделушки изготовлялись во время штиля, когда парусный корабль неподвижно застывал посреди океана и у команды выкраивалось свободное время. Теперь, конечно, заниматься такими вещами нет ни времени, ни желания: забежал на пять минут в портовую лавочку, накупил сувениров — и заботам конец.
Потом мы пошли в зал рыболовства, затем в зал, где были показаны все виды маяков, от древнейшего, похожего на колодезный журавль, на котором вместо ведра раскачивалась жаровня с углями, до самого новейшего, где фотоэлемент автоматически зажигал свет с наступлением темноты. Целую комнату занимала модель Гётеборгского порта, и я узнал, что его причалы растянуты почти на пятнадцать километров и что на них установлено свыше двухсот мощных кранов.
А дальше были залы пароходных компаний, и в каждом, кроме чертежей и моделей самых современных кораблей, стояли бронзовые бюсты предпринимателей, основавших эти компании. Они как бы хвалились друг перед другом кораблями, богатством, доходами.