Голландцы вели большую торговлю с Россией. Они охотно шли на службу к щедрым русским царям. Парусный мастер Ян Стрейс из Амстердама, беспокойный сын своего века, повидал полсвета, пиратствовал, бедовал в плену. Уже в зрелых годах Стрейс в поисках приключений и золота отправился в Московию. На корабле «Орел» парусный мастер спустился по Волге, под Астраханью видел Степана Разина и оставил потомкам книгу о трех своих путешествиях, «достопамятных и исполненных многих превратностей».
Эту книгу, впервые отпечатанную Якобом ван Мерсом в старой типографии на берегу канала Кейзерсграхт, мы видели в витрине амстердамской лавки древностей среди свитков морских карт, секстанов, подзорных труб, позеленевших бронзовых подсвечников и гравюр, изображающих окрыленные парусами корабли…
Голландия была «образцовой капиталистической страной XVII столетия».
Так назвал ее Карл Маркс, который не раз бывал в Нидерландах и превосходно знал историю страны.
После долгого испанского гнета, после средневековых феодальных оков, сдерживавших развитие человеческой мысли и деятельности, Голландия в XVII веке как бы вырвалась на простор.
Сюда устремились ученые и писатели, которых преследовала католическая церковь. Типографии Амстердама печатали книги философов и путешественников. Особенно бурно и ярко расцвело творчество художников. Величайший из голландских живописцев, великий Рембрандт, обращался к своим ученикам:
«Небо, земля, море, животные, добрые и злые люди — всё служит для упражнения нашей кисти. Равнины, холмы, ручьи и деревья дают достаточно работы художнику. Города, рынки, церкви и тысячи природных богатств взывают к нам и говорят: иди, жаждущий знания, созерцай нас и воспроизводи нас. В отечестве ты откроешь так много любезного сердцу, приятного и достойного, что, раз отведав, найдешь жизнь слишком короткой для правильного воплощения всего этого».
Так говорил Рембрандт во времена господства придворных и церковных живописцев. Он и его последователи оставили потомкам величайшее наследство, позволяющее нам, помимо прочего, видеть и чувствовать сегодня Голландию XVII века — ее сельский пейзаж, ее города, корабли, каналы, мельницы, быт крестьян, пирушки в трактирах.
Молодой капиталистический строй, идущий на смену одряхлевшему феодальному обществу, многое привел в движение. Но в образцовой капиталистической стране XVII века рабочие мануфактур не выходили из цехов четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Они, по выражению Маркса, были беднее и терпели более жестокий гнет, чем народные массы во всей остальной Европе. Крестьян давили налогами, а когда в деревне вспыхивали волнения, расправа была быстрой и крутой.
Свобода в образцовой капиталистической стране оказалась мнимой. Великий французский мыслитель Декарт, искавший убежища в Голландии, подвергся здесь преследованиям. Некоторые голландские мыслители должны были покинуть родину. Рембрандт окончил жизнь одиноким, забытым. Его имущество распродали с торгов.
Образцовая капиталистическая страна XVII века быстро богатела. Буржуазия эксплуатировала свой народ, который ценой неисчислимых жертв расчистил ей дорогу к власти, свергнув гнет феодальной Испании. Голландские буржуа превратились в эксплуататоров индонезийского народа, в колониальных захватчиков, куда более ловких и предприимчивых, чем испанские конквистадоры.
В образцовой капиталистической стране XVII века уже обозначились те черты, которые позднее сделали капиталистический строй ненавистным сотням миллионов людей.
Битва, длящаяся века
Когда побеждало море
Человек скуп на ласкательные слова для Северного моря, омывающего берега Голландии. Все похвалы достаются теплым морям, вроде Адриатического: и лазурные они, и пленительные, и дышат только истомой да негой.
А Северное море сурово. Почти триста дней в году небо над ним хмурится тучами. Ветры гонят к берегам крупную волну. Осенней и зимней порой свирепые штормы треплют корабли, идущие к берегам Голландии.
С этим-то крутого нрава морем и воюют голландцы. Война, как мы знаем, идет давняя, упорная. Море не раз за несколько часов штурма взламывало линии обороны, которые люди возводили десятилетия, а то и века. Оно не только отбирало назад земли, завоеванные человеком, но и вторгалось в исконные владения людей, размывая естественные участки суши.
В зале амстердамской ратуши и на стене одной из городских башен отмечен длинный ряд злых лет, когда в Голландии были наводнения с большими человеческими жертвами. В эти годы море прорывало плотины, и ярость волн сводила на нет труд нескольких поколений. Вот лишь некоторые из многих битв, выигранных морем в многовековой войне с упрямыми голландцами.
839 год.
«Буря свирепствовала всю ночь. Плотины не могли противиться ярости моря. На другой день утром большая часть страны была затоплена. Вода во многих местах поднялась на 8 футов выше плотин. Она достигла города Делфзейла так быстро, что жители едва успели взобраться на чердаки и кровли. Затем был затоплен город Эмс. На поверхности нового моря только кое-где виднелись колокольни и крыши домов. Множество других селений скрылось под водой. Во всей стране раздаются крики отчаяния и раздирающие душу жалобы. Слышен унылый звон колоколов, призывающий жителей твердой земли на помощь несчастным».
1717 год. Во время наводнения утонуло 12 тысяч человек. Погибло также 16 тысяч лошадей, 50 тысяч коров, 30 тысяч овец.
1825 год. Глубокой февральской ночью шторм сокрушил плотины в четырех провинциях. Люди были застигнуты наводнением в кроватях. Вода прибывала так стремительно, что даже зайцы не успели спастись бегством. После отступления воды в местности, покрытой трупами животных, вспыхнула эпидемия чумы.
1855 год. Сильнейший ветер нагнал морские воды в устье Рейна, река вышла из берегов и залила низменности трех провинций.
Казалось бы, что XX столетие, когда так выросло могущество человека, должно было покончить с бесчинствами моря в маленькой стране. Но 1916 год снова отмечен катастрофическим наводнением.
И даже совсем недавно, когда уже достраивались первые атомные электростанции и до полета человека в космос оставалось меньше десяти лет, море обрушило на Голландию новое страшное несчастье.
Башня над дамбой
Провинция Зеландия, само название которой означает «морская земля», особенно часто страдала от буйства моря. Ее жители выбрали себе гордый герб: лев, борющийся с волнами, а ниже — древнее изречение: «Борюсь и побеждаю».
Голландцы не всегда побеждали море. Но боролись с ним всегда. После каждого набега вод, похоронив погибших, чинили, укрепляли, наращивали защитный вал плотин. Потом сами переходили в наступление.
Уже в XVII и XVIII веках голландцы осушили множество мелких и три больших озера. Тогда же они начали постепенно отгораживать плотинами мелководные прибрежья захваченного морем залива Зюдерзе.
На картах Голландии, изданных в начале прошлого века, синеет Харлемское озеро, такое огромное, что его называли внутренним морем. Оно во время штормов образовалось из четырех озер, постепенно сливших воды воедино. Это озеро особенно беспокоило голландцев: от моря его отделял лишь узкий перешеек, который могли размыть волны. Однажды в сильный ветер воды Харлемского озера хлынули с тыла к окраинам Амстердама.
Как покончить с опасным соседом столицы? Был лишь один способ: оградить Харлемское озеро надежной плотиной вместо зыбкого перешейка и перекачать в море шесть миллиардов ведер озерной воды.
И голландцы вылили озеро в море!
Не полагаясь на привычные насосы ветряных мельниц, они построили в 1848 году огромные для своего времени паровые машины. Пять лет днями и ночами густой дым валил из их труб, и все сильнее обнажалось дно внутреннего моря. Первыми в илистую грязь устремились искатели кладов: ведь сколько кораблей и лодок, груженных всяким добром, затонуло в водах этого озера по дороге к причалам Амстердама! А за кладоискателями пришли земледельцы, принялись рыть канавы…
Одна из трех паровых машин, осушивших Харлемское озеро, сохраняется в полном порядке до наших дней. Она стоит неподалеку от Харлема. Вокруг нее нет ничего, что напоминало бы о существовавшем тут внутреннем море. Возле башни с трубой, когда-то извергавшей клубы дыма, тихо струятся воды канала Рингварт. Всюду, куда ни глянь, — поля, пастбища, дороги.
Насосная станция превращена в музей. Можно осмотреть ее машины. Но самый интересный экспонат — рельефная карта страны.
— Теперь, дамы и господа, посмотрим, что произошло бы, если бы в один поистине ужасный миг мы лишились всех наших плотин, — говорит экскурсовод.
Он нажимает кнопку — и большая часть Голландии скрывается под водой. Исчезает в пучине и местечко Хемстеде, где находится музей — паровая машина Харлемского озера.
— К счастью, все это никогда не произойдет. Голландия защищена сейчас от моря лучше, чем когда-либо, — успокаивает экскурсовод.
Особенно любят голландцы показывать гостям побережье бывшего Зюдерзе — место, где море поглотило когда-то изрядный кусок их земли.
Вдоль восточных берегов Зюдерзе большие пространства перекрашены на картах из синего в зеленый цвет: там морское дно уже превратилось в три польдера.
Название «польдер» происходит от слова, означающего «болото», «лужа». Возможно, оно возникло еще тогда, когда люди начали осушать заболоченные низины страны. А сейчас польдерами называют защищенные плотинами участки, которые отвоеваны у морских вод и превращены в луга и пашни.
Польдеры лежат ниже уровня моря. Вода с их поверхности стекает в канавы. А из канав ей стекать некуда. Чтобы она не накапливалась, не разливалась, ее перекачивают выше, в каналы. Раньше этой перекачкой занималось множество ветряных мельниц, теперь воду качают машины. Берега у каналов искусственные, насыпные: иначе нельзя — вода хлынула бы назад, на осушенные низины. Корабли плывут по каналам над головами пасущихся на польдерах коров.
Так вот, часть дна Зюдерзе превращена уже в три огромных польдера. Четвертый — в работе. Его отделяют дамбами, чтобы осушить. Затем наступит очередь пятого. После этого от старого Зюдерзе останется небольшое глубокое озеро Эйсселмер, а также каналы, по которым корабли смогут проходить к Амстердаму.
Чтобы отнять у моря целый залив, голландцы отгородили его дамбой. Весь целиком. От одного берега до другого. Заперли на крепкий замок.
Дорога к этой главной дамбе идет на север от Амстердама. Автобус катил по равнине такой гладкой, будто ее укатали катком. Здесь, как и в море, заметна кривизна земли. Над линией горизонта появлялись сначала шпили колоколен, потом верхушки крыш, затем выплывал весь поселок.
Где-то рядом были воды залива, но мы не видели их. В Голландии вообще не просто увидеть море. Можно час, два ехать вдоль побережья, слушая отдаленный шум волн, вдыхая морской воздух, и при этом не обнаружить ни одного синего клочка морской поверхности. Море скрыто дамбами. Оно плещется выше наших голов. Видны лишь песчаные дюны, засаженные кустарником, да пологие склоны плотин.
На этот раз морской простор открылся внезапно, сразу. Автобус пронесся по мосту, перекинутому над большим шлюзом, и, миновав памятник, который мы не успели рассмотреть, выскочил на дамбу.
Она напоминала высокую и очень широкую насыпь железной дороги, проложенную прямо по воде словно по линейке, без малейшей кривизны. Потоки машин неслись по ее гребню навстречу друг другу. Мутные волны лизали черные скользкие камни у основания дамбы.
Слева было море, справа — отделенный от него дамбой залив, превращаемый в озеро Эйсселмер. Слева плескалась соленая морская вода, справа — уже опресненная впадающими здесь реками, пригодная для орошения полей.
На дамбе белела башня. Возле нее шоссе расширялось, и автобус повернул на стоянку.
Башню воздвигли в честь строителей дамбы. Барельеф изображал троих рабочих, укладывающих камни в откос плотины. «Народ, живущий сегодня, строит для своего будущего», — было написано над ним.
В том месте, где теперь стоит башня, строители 28 мая 1932 года сомкнули две половины дамбы. Их тянули навстречу друг другу от обоих берегов Зюдерзе. В тот памятный день залив был окончательно отделен от моря тридцатикилометровой стеной, в которой оставлены лишь шлюзы.
На площадке у вершины башни хлестал в лицо холодный, совсем не летний ветер. Несколько иностранцев, англичан или американцев, слушали экскурсовода. Подняв воротники плащей, они нетерпеливо поглядывали на машины у подножия башни. Один достал плоскую фляжку из заднего кармана брюк, украдкой сделал два глотка.
— …Тогда снова подвезли громадные глыбы и сбросили их, но течение опять оказалось сильнее. — Экскурсовод, должно быть, продолжал рассказ, начатый до нас. — Некоторые строители пали духом. Но тут прибыла новая партия машин с камнем, и в один час две минуты пополудни этого радостного для Голландии майского дня дамба наконец сомкнулась. Грянуло «ура», был дан сигнал во все города, началась пальба из пушек и торжественный колокольный перезвон.
— Это очень интересно, — сказал турист с фляжкой и сделал было шаг к лестнице.
Однако голландец жестом остановил его:
— Но Корнелиуса Лели не было на празднике. В этот день депутация строителей возложила цветы на его могилу, и один из его друзей сказал: «Ты слышишь колокола? Дело твоей жизни сделано, теперь ты можешь спать спокойно». Талантливый инженер, отдавший больше половины жизни проекту осушения Зюдерзе, умер за три года до того, как сомкнулись дамбы. Вы видели у въезда на плотину памятник. Он поставлен Корнелиусу Лели благодарным народом.