“Это все из-за Октаэдра, из-за его дурацких законов!” — раздраженно подумал Алексей, с трудом втискиваясь в кресло и пристегиваясь.
— Почему так... тяжело? — испуганно спросила Илма.
— Это перегрузка, потерпи, она скоро кончится.
— А почему мы ничего не видим кругом?
— Ты не видишь?! Наверное, это от перегрузки потемнело в глазах...
Илма возмущенно фыркнула:
— Я вижу! Тебя, кресло, стену. А что за стеной — не вижу! Мы ведь полетели “посмотреть”!
— Прости меня, я балбес! — хлопнул себя по лбу Алексей.
Он вспомнил последние инструкции Митрича и нажал одну из выпуклых клавиш на панели управления. В прошлый раз управление кораблем было для них с Колькой Пеструхиным недоступно, панель заблокировали наннги, чтобы “подопытные кролики” ничего не смогли испортить. Теперь же Митрич снял блокировку и пояснил некоторые полезные из возможных действий. Например, и это, собственно, являлось самым важным, он рассказал, как можно включить экраны наружного наблюдения. В прошлый полет Алексей с Колькой ничего не видели, кроме надоевшей тесной кабины — наннги не посчитали нужным развлекать “кроликов”. Теперь же без внешнего наблюдения полет вообще мог оказаться бессмысленным. Но Алексей все сделал правильно, и часть стены перед ним и Илмой словно бы растворилась, открыв перед собой... однородную светло-серую пустоту, которая словно излучала из себя мягкий свет.
Перегрузка резко кончилась вместе с оборвавшимся шумом двигателя. Наступила невесомость, которая понравилась Илме гораздо больше. Девушка даже тихонечко засмеялась от непривычных ощущений: внутри “защекотало”, как при раскачивании на качелях.
Алексею, однако, смеяться вовсе не хотелось.
— Где же космос? — пробормотал он, тупо уставившись в светлую пелену перед кораблем.
— Зачем он тебе? — продолжая улыбаться, спросила Илма.
— Он мне не нужен, просто он должен быть!
— Кому?
— Что кому? — Алексей удивленно поднял брови.
— Ну, у вас же как говорят: Васька мне червонец должен, или там: ты должен помочь маме вскопать огород... А космос — он кому что должен?
Алексей растерялся.
— Космос мне, конечно, червонец не должен... Но быть-то он все равно должен — и мне, и тебе, и всем! Это ведь незыблемо! Тут слово “должен” играет несколько иную роль, чем в приведенных тобой примерах. В данном случае оно означает непременное, неизбежное свершение! Космос должен быть, потому что он быть должен! Ясно?
— Не очень, — пожала плечами Илма. — А ты меня любить должен?
— Непременно и неизбежно! — Алексей наконец-то улыбнулся.
Корабль между тем огибал Октаэдр по своей невысокой орбите. Поверхность маленького странного мира была видна сверху очень отчетливо. “Километров десять, — прикинул Алексей. — Как с самолета”. С такой высоты Октаэдр действительно казался октаэдром — фигурой, состоящей из восьми треугольных граней. Каждая из этих граней отчетливо выделялась по доминирующему цвету среди соседних. После красного треугольника Рега начался внизу зеленый участок Земли, затем — серая грань глиняной пустыни. А вот за ней...
...за ней должна была начаться следующая грань — та самая, видеть которую еще никому не доводилось. Но, похоже, что даже отсюда, с десятикилометровой высоты, неведомое оставалось неведомым. Хуже того — оно было страшным. Потому что его просто не было! Не в том даже смысле “не было”, что в поверхности планеты зияла на его месте черная треугольная дырка, или еще что-нибудь типа того... “Не было” — значит просто НЕ БЫЛО! Ни на поверхности Октаэдра, ни над ним, ни под ним, ни внутри его... НИГДЕ и НИЧЕГО!
“Так было со мной до моего рождения”, — подумал вдруг Алексей, невольно повторив почти “дословно” мысли Спиридонова, впервые достигшего границы
— Это — школьный класс моего детства! — шепнул Алексей Илме.
— У вас тоже были кооррунии?! — ахнула Илма.
— Ч-чего?!
— Кооррунии — плетеные разноцветные коврики для сидения учеников, — пояснила Илма. — Вот, как здесь, видишь?
— Что “видишь”? — не понял Алексей.
— Я же говорю: кооррунии! — начала сердиться Илма. — Вон, возле каждого теерриваа — наколенной доски для занятий.
— Ты издеваешься, или шутишь так? — слегка обиделся Алексей. — Я вижу здесь только парты. А доску — только одну. На стене.
— Какие еще парты? — Илма тоже начала обижаться. — Сам издеваешься, выдумываешь какие-то дурацкие слова...
— Стоп-стоп-стоп! — стало доходить до Алексея. — А какого цвета стены в классе?
— Они деревянные, некрашенные... Какого цвета? Желто-серые, наверное...
— Они не деревянные, а кирпичные, снизу выкрашенные темно-зеленой краской, а сверху — побеленные! — торжественным шепотом парировал Алексей.
— Мы что, видим по-разному? — моментально догадалась Илма.
— Угу! Разные реальности. Вернее — ассоциации. У тебя и у меня — школа, только у каждого из нас — “своя”. Только вот почему именно школа? При чем тут школа?
— Наверное потому, что это тоже школа! — пожала плечами Илма.
Алексей набрался смелости и высунул голову из шкафа. Да, класс как класс: парты в три ряда, учительский стол у окна, окон тоже три, на потолке лампы с абажурами из трех широких колец разного диаметра — все точно так, как в его школе!
Алексей убедился, что в классе никого нет и осторожно вылез из шкафа, готовый в любое мгновение шмыгнуть туда снова. Удивительно, но особого страха он не испытывал, страх был именно на школьном уровне — не застал бы учитель с сигаретой в туалете. Что-то вроде того... А то, что по идее и класса-то никакого быть сейчас не должно, Алексея как-то совсем не волновало. Летел, летел на космическом корабле, оказался в пыльном шкафу — какая ерунда! Словно тумблер какой в мозгу щелкнул и вырубил саму возможность чему-то удивляться. А может, просто устал уже Алексей удивляться после всего...
Хотя нет — ему стало интересно, что же видно из окон этого класса. Алексей подошел к ближайшему окну и приоткрыл занавеску. И тут же резко задернул ее снова... За окном было все то же НИЧТО.
Илма подошла сзади и тоже хотела взглянуть за окно. Но Алексей хорошо помнил, чем закончилось для нее знакомство с Пустотой и остановил девушку:
— Не надо, тебе это не понравится!
— А что там?
— То же самое, что мы видели на экране корабля...
Илма побледнела. Алексей испугался, что она снова потеряет сознание. Но Илма справилась со своими чувствами. Правда, от окон она на всякий случай отвернулась. Зато взгляд ее упал на учительский стол (в Илминой “ассоциации” это тоже был стол, только более грубый, чем видел его Алексей, и некрашенный, из гладко оструганных досок), и нечто на этом столе привлекло к себе внимание девушки.
— Алексей, ты только посмотри на это! — Илма подошла к столу и принялась разглядывать лежащие на нем небольшие яркие предметы.
Алексею показалось сначала, что это елочные игрушки — разноцветные и блестящие. Вот только форма у всех у них была одинаковой... Алексей подошел поближе к столу. Двадцать, или около того, фигурок лежали, играя красками. А форма... Очень какая-то знакомая форма... Ответ уже лежал готовеньким в сознании Алексея, только ему почему-то страшно было его “прочитать”. Помогла Илма:
— Леша! Это же все октаэдры!
Да, он конечно же сразу понял это. Октаэдры. Маленькие, с ребрами сантиметров по семь, они действительно казались всего лишь игрушками, детскими поделками. Только почему-то веяло от этих безобидных на первый взгляд игрушек чем-то запредельным — не жутким даже, а невозможным.
И, в то же время, ужасно притягивали к себе эти “игрушки”. Рука Алексея, будто по своей собственной воле, потянулась к ближайшему октаэдру. “Что я делаю?!” — “завопил” Алексей мысленно. Бисеринки пота выступили на лбу. А отдернуть руку не хватало почему-то сил, ее растопыренные пальцы все приближались и приближались к яркой фигурке... Коснулись ее, чуть подрагивая... Алексей почувствовал легкий холодок и некоторую упругость поверхности. Приглядевшись, он увидел, что пальцы не касаются все же самой поверхности октаэдра — до нее оставалось где-то еще с полсантиметра, словно фигурка окружена неким защитным полем.
Алексей попытался ее приподнять. Это получилось. Фигурка весила с килограмм, что при довольно скромных размерах казалось неожиданным. Тем не менее Алексей поднес октаэдр к глазам. Маленькая копия какого-то мира предстала перед ним: вот горы, ниточка реки, какая-то растительность, а вот и малюсенькие домики... Чуть повернув фигурку, Алексей на другой треугольной грани разглядел множество мельчайших строений, составляющих упорядоченную структуру. Видимо, город... На следующем треугольнике — тоже домики, только пореже, а вокруг — лес, озеро с копеечную монетку... Наконец, Алексей повернул к себе октаэдр той гранью, которой он стоял на столе.
Он уже предчувствовал, что там увидит, но никак не ожидал, чем это может закончиться... Восьмой гранью маленького октаэдра была, конечно же, знакомая жуткая Пустота — все то же самое