Коля вышел из дома как раз в тот момент, когда над деревней зазвучали унылые звуки гонга. Минут через десять в ворота войдет первый дежурный с бачком, а за ним потянутся и остальные.
Коля пошел медленно, пристально вглядываясь в извивающуюся дорогу. Ворота уже были открыты настежь. Рядом с ними похаживал часовой, низко надвинув на глаза железную каску.
Не доходя до кухни, Коля остановился у невысокого плетня. Дальше идти было опасно. Если и сегодня придет Михаил, нужно спрятаться раньше, чем тот его заметит.
Время тянулось томительно долго. Пустынная дорога поблескивала серыми лужами. Наконец вдали появились темные фигуры людей. Они медленно приближались...
Вот первый, держа бачок, как щит, прижатым к груди, вошел в ворота. Это был высокий, худощавый боец в истрепанном военном обмундировании. Он победно улыбался: первому всегда достается суп понаваристей.
Следом за высоким бойцом в ворота вошел человек в рваном пальто, подпоясанном тонким ремешком, – очевидно, из мобилизованных. Бачок стоял у него на голове, он придерживал его одной рукой; шапка нахлобучилась ему почти на глаза, и были видны только два черных уса. Коля внимательно пригляделся к нему. Нет, это не Михаил. Тот моложе, выше, и у него нет усов... Потом пошли и другие...
Отца он увидел внезапно, когда тот уже вошел в ворота и медленно двигался по тропинке, которая вилась вдоль плетней. Бачок он держал в левой руке, а правую задумчиво заложил за борт шинели.
Прежде чем двинуться ему навстречу, Коля пытливо оглядел всех, кто шел невдалеке. Нет, Михаила среди них не было.
Все произошло так, как он представлял себе, и все-таки иначе. Когда он приблизился к отцу, тот вдруг споткнулся, упал, и бачок покатился в грязь. Солдаты у ворот засмеялись.
Коля подбежал к бачку, поднял его и протянул отцу, который отряхивал шинель от комьев глины. Часовые отвернулись, занятые своими делами, а заключенные, шедшие следом, торопились занять очередь, им некогда было обращать внимание на пустяки.
– Ты зачем здесь? – тихо спросил отец и, чтобы выиграть время, стал усиленно тереть рукавом полу шинели.
– Меня послали, – так же тихо ответил Коля. – Тебе задание: ты должен запомнить, где стоят доты...
Отец внимательно взглянул на него:
– Где ты живешь?
– Я живу у Вернера. Я тут не один, с товарищем. И еще я должен сказать. Ты знаешь полицаев Василия Дмитрича и Петьку?
– Знаю.
– Они хотят бежать. Боятся, что всех убьют.
– Они тебе это сами говорили?
– Нет. Мы с Витей подслушали их разговор в доте, под копной... Ты запомни это. – Голос Коли дрогнул. – Папа, беги! Беги, пожалуйста, папочка!..
Стоять на месте уже было опасно: невдалеке чавкали шаги полицаев. Подняв бачок, отец снова пошел. Коля чуть отстал, но они слышали друг друга.
– А куда идти? – спросил отец.
– В лес. Помнишь, где мы в позапрошлом году собирали грибы, на перекресток дорог. Каждый вечер две недели подряд там будет ждать человек. Он тебя проведет...
Отец быстро спросил:
– Ты знаешь Михаила Юренева? Он говорит, что сидел с тобой в подвале...
– Берегись его, папа. Говорят, что он предатель... Ему повар даже лишнее мясо дает...
– Так... – сощурил глаза отец. – Ты когда пойдешь назад?..
– Теперь скоро! Как только выберемся...
Алексей оглянулся и прибавил шагу.
– Скажи тем, кто тебя послал, – сделаю все, что смогу. Подкарауливай меня здесь. Когда снова пошлют за обедом, я оброню бачок, а потом подниму. Останется бумажка. Спрячь как следует. Если найдут – верная смерть... Бежать постараюсь, но это очень трудно.
Отец переложил бачок из одной руки в другую и торопливо зашагал к очереди, которая молчаливо выстроилась у кухни.
Коля смотрел на узкую спину отца, и его сердце опять защемила страшная боль.
Глава двадцать восьмая
ТЯЖЕЛАЯ БОРЬБА
Теперь все, что делал Михаил Юренев, все то, что он говорил, советовал и на чем настаивал, представлялось Алексею в подлинном своем значении. Он узнал как будто совсем немного: про кусок мяса, воровато подсунутый ефрейтором под крышку бачка, – и картина оказалась полностью завершенной. Только очень высокое покровительство могло заставить лагерное начальство идти на такие поблажки.
Подавая сегодня в окошко бачок, он заглянул в кухню и заметил в дальнем углу крепко сбитого мальчугана с круглой ершистой головой, который, сидя на чурке, мыл репу. Это, конечно, и есть приятель Коли. С его места несомненно хорошо видны все движения повара, и мальчуган наверняка не ошибся.
У Алексея из головы не выходила короткая, но выразительная сцена у котлована, когда к Юреневу подошел гитлеровский офицер. Он все время помнил и о том, как ловко вывернулся Юренев во время их недавнего разговора. Повел разговор так, будто сам Алексей чуть ли не предатель. Хитрец! С таким бороться трудно, но нужно, необходимо, иначе он всех погубит.
Алексей решил, что теперь наступил момент, когда он уже не имеет нрава молчать. Он должен поделиться своими подозрениями с товарищами. Но и в этом, конечно, нужно сохранять осторожность и осмотрительность: один неверный шаг – и Юренев поймет, что его игра раскрыта.
Вечером Алексей шепнул Еременко, что им надо поговорить. Улучив минутку, когда все готовились ко сну, они вышли во двор и, покуривая, облокотились о плетень. До отбоя оставалось минут десять, и вдоль деревни уже двигались ночные патрули.
Еременко внимательно слушал быстрый, сбивчивый рассказ Алексея, и на его истощенном, поросшем светлой бородкой лице все больше возникало встревоженное выражение.
– Так что же ты думаешь делать? – спросил он, когда Алексей рассказал все.
– Я хочу устроить Юреневу последнюю проверку. – И Охотников изложил свой новый план.
– Рискованно, – сказал, наморщив лоб, Еременко. – А вдруг не выйдет! Тогда что?..
– У нас все равно выхода нет. Останемся – погибнем. Послушаем Юренева – тоже в ров ляжем... Так уж лучше рискнуть!..
– Ну, а еще с кем ты будешь говорить? – спросил Еременко. – На такое дело идти – двух умов мало...
– А как ты думаешь, с кем?
– С Кравцовым...
Лейтенант Юрий Кравцов мучительно переживал неволю. Совсем юный – ему не было и двадцати лет, – чистосердечный и порывистый, он не мог смириться с тем, что жизнь его должна окончиться за колючей оградой. Временами он совсем падал духом, ходил мрачный и унылый, но вдруг душевные силы опять брали в нем верх, и он становился веселым и жизнерадостным. Он верил в Алексея и не задумываясь пошел бы вместе с ним.
– Да, с Юрой – обязательно, – согласился Алексей. – Но это горячая голова, как бы он не натворил беды.
– Тем более надо его подготовить.
К плетню подошли двое полицаев.
– Эй! – крикнул один из них. – Заходи в дом! До отбоя две минуты!..
Еременко отошел от плетня. Алексей остался на месте.
– Дай-ка, Василий Дмитрич, огонька! – сказал он, обращаясь к высокому полицаю, который стоял циркулем, расставив свои длинные ноги.
– Какой я тебе Василий Дмитрич! – заорал полицай. – Ты что, дисциплины не знаешь?.. Пошел! Пошел!
– Может быть, ты, Петя, раздобришься огоньком? – спокойно обратился Алексей ко второму полицаю, который удивленно разглядывал пленного, осмелившегося разговаривать так нагло.
– Иди! Иди! – проговорил Петя. – Разболтался! В кумовья полез!..
– А что, может быть, и в кумовья, – сказал Алексей. – Завтра вы нас конвоировать будете?..
– Ну, мы, – сказал Василий Дмитрич. – А тебе-то что, не все равно?
– Значит, не все равно, – многозначительно сказал Алексей. – Птички по полю летают и о людях много знают!.. Завтра разговор к вам будет... – и ушел вслед за Еременко в избу, оставив обоих полицаев крайне озадаченными.
Что за странный намек сделал им этот пленный? Действительно ли что-то знает? О чем он хочет говорить? Расхаживая в эту ночь по спящей деревне, они долго раздумывали и наконец решили: самим на разговор не навязываться, а если пленный будет набиваться, выслушать его. Если же станет болтать лишнее, тут же пристрелить «при попытке к бегству»...
С утра Алексею не удалось подойти к Кравцову – их подняли раньше обычного и вывезли в поле.
Во время работы, при Михаиле, говорить было невозможно, тем более что рядом все время кружили оба полицая. По тому, как часто они бросали настороженные взгляды в сторону Алексея, тот понял, что они на самом деле обеспокоены. «Помучайтесь, помучайтесь, – думал он, – покладистей будете!»
Глядя со стороны на эту небольшую группу людей, мирно работающих в необъятно широком поле, трудно было представить себе, что здесь кипят затаенные страсти. Вот люди носят землю, устанавливают стальные каркасы дота, замешивают бетон, и ничто не выдает ни их внутреннего напряжения, ни того накала, который вот-вот может привести к взрыву.
Время тянулось томительно долго. Наконец из деревни донеслись долгожданные звуки гонга.
Петька зычно крикнул:
– Кончай работу!.. Перерыв!.. – и обвел всех строгими глазами. – А ты, Юренев, давай за обедом! Торопись!..
Юренев привычно схватил лежавший в сторонке бачок и, весело махнув всем рукой, быстро пошел к деревне. Алексей с ненавистью посмотрел ему вслед: «Иди, иди и подавись по дороге мясом!»
Теперь можно и поговорить. Он присел рядом с Кравцовым, который устало прислонился к бетонному основанию дота, широко раскинув свои тонкие, с длинными пальцами руки.
– Юра, мне нужно сказать тебе очень важную вещь, – сказал он улыбаясь, чтобы обедавшие неподалеку на бревнах полицаи думали, что он просто о чем-то с ним шутит. – Выяснилось, что Юренев предатель!..
При этих словах Кравцова словно подбросило, он побледнел и повернулся к Алексею с таким искаженным лицом, что тот испугался.
– Не верю! Не верю! – почти крикнул он. – Клевета! Где доказательства?!
Алексей никак не думал, что его слова вызовут такую бурную реакцию.
– Тише, тише! – Он схватил Кравцова за руку и силой усадил на прежнее место. – Факты проверены! Мне совсем не хочется его губить... Но будь с ним осторожен...
Разговор не получился. Алексей понял, что, если он скажет Кравцову больше, неизвестно, что может натворить этот честный парень, у которого совсем нет выдержки...
– Смотри, – строго сказал Алексей, – ничем не выдай Михаилу нашего разговора... Ты можешь погубить всех: и себя и нас.
– Хорошо, – прошептал Кравцов, – но я это проверю. Я должен это проверить. Я не могу жить, если человек, которому я так доверял, – предатель...
Алексей поднялся и подошел к бревнам, на которых сидели полицаи.
– Приятного аппетита, господа полицаи, – сказал он чуть насмешливо.
– А тебе что? – сердито покосился на него Василий Дмитрич. – Опять болтать пришел?
– Нет, зачем? С серьезным разговором.
– Какие у нас с тобой могут быть разговоры? – усмехнулся Петька. – Ты копай, а мы гляди...
– Не хотите разговаривать, как хотите, – пожал плечами Алексей. – Придет время, пожалеете.
– А когда же такое время придет? – прищурился Василий Дмитрич.
– Когда мы все доты построим, тогда и придет!..
Полицаи переглянулись и уже с явным интересом взглянули на Алексея.
– Ну, ну, крути языком дальше! – проговорил Василий Дмитрич. – Чем ты нас стращать хочешь?..
Алексей понял, что в глубине души у них страх. Они грубят, чванятся, а на самом деле боятся, трусят, ждут расплаты. Да, Коля дал ему верный ключ к этим людям.
– После работы, – сказал он, – меня задержите, поговорим без свидетелей.
Василий Дмитрич покачал головой:
– Никак нельзя – подозрение будет. Говори сейчас, никто не услышит.
– Нет, – упрямо возразил Алексей, – сейчас не время, работать надо!..
И отошел от полицаев, оставив их в еще большем смущении.
Юренев уже вернулся с бачком. Он заметил, что Алексей беседовал с полицаями.
На этот раз супа было особенно мало, кое-где плавали блестки жира и крупицы пшена. Все ели, сев в кружок и по очереди зачерпывая ложками.
Кравцов, который обычно садился рядом с Юреневым, переменил место и, поднося ложку к бачку, враждебно поглядывал на своего недавнего друга. «Как бы он чего-нибудь не натворил, – с тревогой подумал Алексей. – Зря я с ним откровенничал!..»
Покончив с супом, Юренев засунул ложку за голенище и, как бы невзначай, спросил Алексея:
– Закурить есть?
– Есть.
– Давай, что ль, покурим!..
Они отошли в сторону, и Михаил сразу же начал допрос.
– О чем ты с ними разговаривал? – кивнул он в сторону полицаев.
– О погоде, – усмехнулся Алексей.
– Я не шучу! – В голосе Михаила прозвучала угроза.
– А почему, собственно, ты меня допрашиваешь? На каком основании?
Михаил чиркнул спичкой.
– Скажу прямо!.. После того, что ты мне говорил, я не могу уже относиться к тебе с полным доверием. Твой контакт с полицаями заставляет меня подозревать...
– Неужели ты думаешь, что, решив предать, я делал бы это на глазах у всех?
– Я требую, чтобы ты сказал, о чем вы говорили, – резко повторил Юренев, – или я оставлю за собой свободу действий...
– Что это значит?
– Я не обязан говорить об этом... своему врагу!..
– Так вот каким ты языком заговорил! – Алексей глубоко затянулся саднящим дымом. – Ну ладно, делай что хочешь!..
И, резко повернувшись, он отошел в сторону, взял лопату и спустился на дно котлована...
Почти всю вторую половину дня они работали рядом, устанавливая бетонный колпак. Иногда их руки соприкасались и тут же отдергивались. Обоюдная ненависть, до сих пор таившаяся где-то в глубине и долго не находившая выхода, вдруг вспыхнула и почти мгновенно достигла крайнего напряжения.
«А что, если он знает, где я храню свои записи? Что, если он видел Колю?» – думал Алексей. Самые отчаянные планы рождались в его голове, проносились вихрем.
От долгой работы заныла спина. Алексей выпрямился и даже скрипнул от боли зубами. Как хорошо хоть несколько мгновений постоять прямо, развернув плечи, и глубоко, полной грудью вдыхать чистый воздух, пахнущий первым снегом!
Вдруг его взгляд задержался на темной впадине соседнего недостроенного дота. Где-то в пути застряла арматура, и Вернер приказал на время прекратить в этом доте работы.
Алексей представил себе узкую короткую траншею, крутой поворот, немного погодя еще один, а затем глубокий котлован с отвесными стенами. Совсем недавно в этом котловане его группа пережила несколько неприятных минут.
Воспользовавшись тем, что полицаи ненадолго отлучились по своим делам (а они изредка уходили, считая, что никто не убежит, – ровное поле простирается почти до горизонта, укрыться негде, а пуля везде догонит), Алексей устроил в котловане короткое совещание. Сидя спиной к траншее, на краю котлована, он глядел в ту сторону, куда ушли полицаи, и не заметил, как, впрочем, и другие, что Кравцов тайком вылез из котлована с другой стороны, подслушал за поворотом траншеи весь их разговор до последнего слова, а затем вдруг внезапно выскочил и всех этим перепугал. Вот уж никто не думал, что эта траншея – нечто вроде длинной слуховой трубы! Юренев даже не поверил, специально ходил за поворот и слушал...
Алексей хмуро усмехнулся. Не повторить ли это, но теперь уже не в шутку, а всерьез? «Клюнет он или нет? – и Алексей скосил глаза на Юренева, который укладывал бетонные плиты. – Что ж, попробовать можно. Выйдет так выйдет!.. А если не выйдет? – Алексей задумался. – Да, ставка слишком велика – собственная жизнь!..»
И вдруг им овладел какой-то злой, острый азарт. Все равно гибель!.. Недавний выпад Юренева – это последнее предупреждение. Сейчас он сделает все, чтобы смять его, Алексея, тем более что у него в руках такие сильные козыри: отказ от побега, общение с полицаями. Нет, если действовать, то немедленно, не откладывая: ведь за вечер и ночь многое может измениться. Юренев подговорит кого-нибудь убить его как предателя или предаст всех сам, – это тоже весьма вероятно: ведь он чувствует, что висит на волоске. Может получиться и так, что обоих полицаев завтра пошлют в другой наряд и тогда он, Алексей, не сможет осуществить свой план. И если даже останется жив, то в глазах окружающих цена ему будет ломаный грош, все будут сторониться его, как прокаженного. Доказывай потом, чем ты руководствовался, какие у тебя были благие тайные замыслы! Стоя на краю могилы, под прицелом автоматов, товарищи будут проклинать тебя. Нет, этого он не допустит!..