Андреас повел их назад в гостиную. Анна Данилова спросила у Ричарда:
– Кто такой этот Хофман?
– Разве Андреас вам не сказал?
– Он был уверен, что я и так знаю. А когда я сказала, что понятия не имею, решил, что я изображаю перед ним русскую, или шучу шутки, или шучу русские шутки. Но разве вам хозяйка не сказала, доктор Вейси?
– Нет. Ни хозяйка и вообще никто.
– Господи, ну и вечерок выдался.
Они приостановились в коридоре, шагах в двух за спиной у Андреаса, который нетерпеливо обернулся к ним от дверей в гостиную.
– Смело, товарищи, в ногу, – проговорила Анна, снова обращаясь к Ричарду. – Обещаю, все это закончится быстро.
Вряд ли она думала, что так быстро. Ричард взял ее за локоть и быстро повел к входной двери, которую, по счастью, сумел открыть.
– Пошли, – сказал он.
Анна помедлила, но совсем недолго.
– Подождите меня снаружи.
Обернувшись, он увидел, как она что-то сказала Андреасу, и тот со всех ног бросился обратно по коридору. Девушка тут же вернулась к Ричарду, и он тихо прикрыл дверь. Вечер был славный, по крайней мере без дождя.
– И что теперь? – осведомилась Анна.
– Пойдем пешком, пока не поймаем такси.
Они довольно быстрым шагом двинулись по пустому тротуару в сторону перекрестка с главной улицей, по которой сновали машины. Ричард был не просто доволен, он был в восторге от своей добычи и от того, что сумел улизнуть от госпожи Бенды, так и не выяснив, кто такой Юлиус Хофман. Он посмотрел на Анну Данилову, которая сейчас показалась ему гораздо привлекательнее, может, из-за того, что видел он ее не так отчетливо.
– Вам не холодно? – спросил он.
– Это русской-то холодно? Да вы первый замерзнете. Впрочем, конечно, на вас же тепленькое английское шерстяное белье…
«О Господи», – вздохнул он про себя, а вслух сказал:
– Да уж конечно. А где Андреас?
– Я отправила его принести мой шарф.
– Вам что, не нужен шарф?
– У меня нет никакого шарфа. Честно говоря, он бы сейчас пригодился.
– Как-то некрасиво, что мы бросили его там одного. Кто он, кстати, такой? И чем занимается?
– Я вам потом расскажу. А жалеть его нечего. Или вы хотите сказать, он вам понравился?
– Конечно нет. То есть не особенно. С чего бы?
– Ну, тогда все в порядке.
Ее рука скользнула под его локоть. Он попытался вспомнить, решилась бы хоть одна девушка в Ленинграде 1966 года взять под руку почти незнакомого человека, и если да, то с какой задней мыслью. Они продолжали шагать по направлению к потоку машин. Свет во многих домах был погашен, некоторые и вовсе казались пустыми.
– Вы женаты? – спросила Анна.
– Да, причем живу со своей женой. А вы замужем?
– Вот это разве не такси? А, в нем пассажиры. Нет, не замужем, хотя собиралась целых два раза.
– Но вы ведь, наверное, не одна приехали в Англию.
– Нет, одна. Я давно планировала эту поездку, но когда наконец все удалось, вышло очень внезапно.
– Где вы остановились? Простите, что засыпаю вас вопросами.
– Ничего, сейчас и я начну, – ответила она, потом назвала дом и улицу – названия улицы он не разобрал – и добавила, что это юго-запад.
– Надо же, фешенебельное место.
– Только не тот дом, где я живу.
– Путь неблизкий.
Они добрались до угла и тут же попали в мир суеты, шума и огней. Ни одного свободного такси видно не было, и Анна посмотрела на Ричарда преувеличенно просящим взглядом:
– Можно, мы сначала выпьем кофе?
Он знал, что от него требуется горячее согласие, а потом незамедлительные действия, однако его хватило только на горячее согласие.
– Сейчас поищем подходящее место, – проговорил он, чувствуя себя форменным буржуа с обостренным сознанием классовых приличий.
– А это место разве не подходящее? – Она кивнула на итальянскую забегаловку за его спиной. – Или у вас в ресторанах не подают кофе?
– Конечно, подают. Пойдем посмотрим.
Он надеялся, что она, как женщина, объяснит чего им нужно, и только когда они оказались в зале напоминающем вокзальный буфет и увешанном пустыми винными бутылками, он сообразил, что официанты, скорее всего, не сильны в русском. Когда один из них наконец приблизился, Ричард сам сделал заказ, добавив, что его спутница из России и приехала в Англию недавно. Официант с внешностью футболиста покосился на Анну, словно ее отрекомендовали как людоедку или чревовещательницу, однако от комментариев воздержался, и вскоре они уже сидели в тесном искусственном алькове и пили кофе с бренди – его идея, которую Анна немедленно поддержала. Она со всеми подробностями рассказала о своем отце-враче и о своей семье. Ричард несколько более сжато рассказал о своем отце-железнодорожнике и некоторых других родственниках, прежде чем вернуться к Андреасу.
– Ну, его отец – учитель, теперь уже на пенсии, а мать – дочь или еще какая-то родственница кого-то из этих стариков, которые каким-то образом узнали, что я здесь. Жуткая компания, правда?
– Жуткая? Неужели?
– Что значит «неужели»? Они действительно жуткие – невежды, зануды и живут одним прошлым. Теперь небось говорят Андреасу всякие гадости про меня.
– Они и правда старые, а в этом возрасте волей-неволей становишься занудой и начинаешь жить прошлым, потому что прошлое – это все, что у них есть. Особенно у этих самых стариков. Думаю, некоторые из них действительно невежды.
– Ах, вот как. – Анна посмотрела на него с легким вызовом поверх бокала. – Только позвольте вам напомнить, это была ваша идея смыться не попрощавшись.
– Признаю, это было нехорошо, и завтра же утром позвоню госпоже Бенде. Получается, вам больше нравится молодежь?
– Ничего подобного, именно поэтому я остановилась там, где остановилась, у одноклассника моего отца, подальше ото всех Молодые все корыстолюбивы, невоспитанны и слишком много шумят.
– Ну, если вы про русскую молодежь, так я только рад, пусть пошумят, после стольких-то лет диктатуры.
–
– Думаю, что есть, Ричард, даже не сомневаюсь в этом, но я очень плохо знаю Англию, мои московские друзья не знают таких людей, зато я знаю вас, я читала вашу книгу в переводе, а теперь мне еще сильнее повезло – я познакомилась с вами и могу попросить вас о помощи как о личном одолжении. – Не дав ему обдумать ее слова, она продолжала: – На задней обложке вашей книги была фотография, она мне очень понравилась.
Она сказала это, не глядя на Ричарда, таким тоном, что можно было предположить, что фотография понравилась ей необычностью ракурса или тем, как отчетливо видны полоски на галстуке. Хотя она еще ни разу до него не дотронулась, если не считать робких попыток похлопать его по груди и по руке для пущей убедительности, он не мог отделаться от мысли, что Анна Данилова подспудно пускает в ход свои женские чары. Потом она вернулась к разговору:
– Я тогда увидела фотографию и подумала, какой вы славный и достойный доверия человек.
– Спасибо на добром слове, правда, я не помню, что там была за фотография. Наверное, старая, уж всяко до 1980 года.
– Да, я тоже так подумала, когда вас увидела. – На сей раз она продолжала без всякой паузы: – Вы ведь не читали моих стихов, нет?
– Нет.
– В них ничего примечательного. Я уверена, вам бы они не понравились. Кое-что один канадец, Анатолий Мак-Киннон, недавно перевел на английский. Мои друзья говорят, он хороший переводчик.
– Он действительно хороший переводчик А почему вы не попросите его вам помочь?
– Черта лысого он поможет. Он живет в Германии. Есть и другие причины. Он говорил, что собирается послать вам экземпляр книги, но, наверное, она до вас не дошла. Называется «Отражения в русском зеркале». – Последние слова она произнесла на своем очень топорном английском, – Это издатель придумал, не он и не я.
В голове у Ричарда шелохнулось, вернее, зашебуршилось смутное воспоминание, оставив его почти что в твердой уверенности, что книгу с таким названием действительно приносили к нему на работу, и теперь она лежит где-то нераскрытая.
– Я найду ее, – пообещал он. Беспричинное замешательство, которое он при этом испытал, внесло в голос повелительные нотки.
– Боюсь, вы об этом пожалеете.
– Ну, это вряд ли.
– Если верить вашей книге, вы тонкий ценитель поэзии.
– Это правда. В детстве я мечтал стать поэтом, еще до того, как понял, что это значит – быть поэтом. В юности выяснилось, что поэтического дара у меня нет, но я по-прежнему считаю поэзию высшим призванием. Знакомство с произведениями некоторых русских поэтов только укрепило меня в этой мысли.
– Боюсь, знакомство с произведениями данного конкретного русского поэта не укрепит. А если укрепит, для меня это будет приятным сюрпризом.
– Поживем – увидим.
Замешательство, возникшее у Ричарда в тот момент, когда разговор коснулся стихов его спутницы, все возрастало. Его тревожило, что он почти что согласился ей помочь, но в чем именно – не имел ни малейшего понятия. Он осознал, что его влечет к Анне Даниловой, практически в тот же момент, когда распознал в ней угрозу стройности своих убеждений и размеренности своей жизни. Впрочем, пожалуй, самое время подвергнуть их испытанию, проверке на прочность.
– Выпейте еще бренди, – предложил он в порядке эксперимента.
Она помедлила, потом качнула головой.
– Правда не хотите?
– Нет, спасибо. Я, может быть, дома еще выпью перед сном.
Он подумал, что осведомляться о том, сколько и что именно, будет несколько самонадеянно, поэтому просто попросил счет.
Улица была так же запружена, так же ярко и разнообразно освещена, как и раньше. Вскоре Ричард заметил на противоположной стороне такси и подозвал его. Водитель отреагировал сразу же, но у него ушло некоторое время, чтобы развернуться и подъехать поближе. Ричард обратился к Анне:
– Э-э… могу я вас попросить не разговаривать при таксисте по-русски?
– Это еще почему?
– Он потом станет слушать каждое слово.
– И поймет хоть одно?
– Конечно нет, не в этом дело. Он поймет, что мы говорим по-русски.
– В этой стране что, нельзя говорить по-русски? Он донесет в Скотленд-Ярд?
– Да нет, – проговорил Ричард, и сам чувствуя где-то логический прокол. – Просто он будет болтать с нами всю дорогу – откуда вы, надолго ли здесь и все такое.
–