После окончания педучилища, Анна стала учительствовать в школе. Дети любили ее, а сельчане были довольны учительницей. От женихов не было отбоя, но выбрала она Алексея Лаврова и выбрала давно, когда еще девчонкой с ребятами бегала на Волгу и лазала за яблоками в соседские сады. Это была неразлучная пара во всех проделках. Дружба с годами крепла и затем переросла в любовь. Дело шло к свадьбе.
Семья Лавровых имела средний достаток. Глава семьи – Степан был крепким хозяином, любил землю, держал скот. В зимнее время мастерил мебель, какую не всегда в городе найдешь. Сыновья Алексей и Илья были хорошими помощниками. Старший Илья был женат, но жил со своей семьей в родительском доме. Женщинам в доме работы хватало. Зимой ткали полотно, половики на пол, которые потом легко раскупались на весенних ярмарках. Летом вообще отдыха не было, то посевная, то сенокос, то уборочная. Достаток в семье доставался большим трудом членами всей семьи.
Само село мало пострадало от гражданской войны. Многие мужики возвращались с войны, жадно принимались за тяжелую крестьянскую работу. Осваивали пустоши, очищали луга от затянувшего их кустарника, валили лес под строительство новых дворов. Не гнушались в зимний период поработать топорами и по найму. Благо плотницкое дело в селе было почетным и здешние специалисты по дереву ценились во всей округе.
Но немало на селе было и тех мужиков, которые провоевав несколько лет, не нашли себя в мирной жизни. Идеи мировой революции не выветрились в головах бывших солдат. Неустроенность в жизни и бедность объединила их. В селах и деревнях шли постоянные митинги и собрания, создавались комитеты бедноты. Зажиточная часть крестьянства, а то и просто люди с достатком вызывали у бедноты чувство ненависти, подогреваемое руководством партийных ячеек.
Советская власть не могла ничем помочь бедноте, и пошла по старому, испытанному пути. Отобрать у тех, кто хоть что?то имеет и раздать тем, у кого этого нет, то есть уровнять всех в бедности и выполнить один из основных принципов революции – равенство своих граждан.
В стране остро не хватало продовольствия. В деревнях появились продотряды, вводилась продразверстка. В состоятельных дворах забирали скот, выметались закрома вместе с семейным запасом, описывалось и изымалось имущество. Колхозы создавались под стон и плач. Коллективизация проходила по всей стране. Колхозы создавались насильственным путем. Противящихся этому процессу объявляли кулаками, их пособниками и чуждым элементом советской власти. Каждому партия большевиков воздавала по «заслугам».
Церемониться было не в ее правилах.
IV
Тем ранним осенним утром Уваров Семен Николаевич возвращался с Волги. За плечами ружье, на поясе болталась пара подстреленных уток, в левой руке холщовая сумка с несколькими лещами. Зорька выдалась удачной и настроение у Уварова было приподнятым. Сегодня должны прийти Степан Лавров со своим сыном Алексеем, сватать Анну.
Договоренность была достигнута еще ранее и оставалось только соблюсти деревенские формальности. Свадьбу ладили сыграть на Покров день. Войдя в село и направляясь к своему дому Уваров у церкви заметил толпу людей. Слышался шум голосов, выкрики. «Опять митингуют» – недовольно пробурчал он и ускорил шаг.
Подойдя к церкви, он увидел невероятное. В дверях церкви стоял отец Никодим. Его ряса была распахнута, борода взлохмачена, глаза дико горели. В руках он держал жердину и размахивая ею, кричал:
– Антихристы, супостаты, не пущу. Не дам опоганить божий храм.
На почтительном расстоянии от отца Никодима стоял председатель сельсовета Миронов, за ним двое милиционеров. В стороне небольшими группами толпились сельчане. Лица большинства из них были угрюмы, в телах чувствовалось напряжение.
Председатель сельсовета Миронов, размахивая зажатой в руке какой?то бумагой, подступая к отцу Никодиму, кричал ему:
– Я от имени советской власти велю тебе освободить церковь для нужд колхоза. В случае неповиновения буду применять силу.
– Применяй окаянный, я все одно не пущу – отец Никодим вскинул голову в сторону толпы. – Люди добрые, православные, что же это делается на белом свете? Не гневите бога, не дайте совершить святотатство.
Толпа, опустив головы, молчала. Уваров подошел поближе и спросил у стоящих кучкой мужиков:
– Что случилось?
– Да вот церковь сельсовет хочет занять под склад, да батюшка вот уже полчаса отбивается. – пояснили мужики. – Ты бы Семен Николаевич поговорил с ним. Все одно бесполезно воюет. Против власти не попрешь.
Уваров оглядел толпу, напряженно ожидающей развяжи, поправил ружье и пошел к отцу Никодиму. Тот, увидев фельдшера, застыл в ожидании и Уваров увидел на его старческих щеках слезы:
– Батюшка, – голос Уварова дрогнул. – Пойдемте?ка домой. Ничего вам не сделать. Поберегите себя.
В это время Миронов махнул рукой и милиционеры с винтовками в руках побежали к дверям церкви. И тут произошло то, что всех подвергло в шок. Отец Никодим отбросил от себя жердину, сорвал с плеча Уварова ружье, оттолкнул Уварова в сторону и потрясая ружьем закричал подбегающим милиционерам:
– Стой. Назад. А то стрельну.
Милиционеры замешкались на мгновение и вдруг один из них вскинул винтовку и выстрелил в отца Никодима. По толпе народа прошел вздох, предатель сельсовета побледнел и кинулся к милиционерам.
Отец Никодим качнулся, грузно осел, прислонясь к двери, поднял руку, пытаясь сжать пальцы в кулак и бессильно опустил ее. Подняв глаза на наклонившегося к нему Уварова, батюшка тихо прохрипел:
– Прости, ради Христа, за ружье?то, Николаевич. Храни тебя Бог. Не уберег я храм божий. Не уберег.
Отец Никодим попытался еще что?то сказать, но силы покинули его. Голова его медленно опустилась на грудь и он затих. Ряса на его груди покрывалась бурыми пятнами. Уваров приподнял его голову, взял руку. Пульс не прощупывался. Он закрыл глаза батюшке, медленно поднялся с колен и обернулся к стоящим в стороне растерянным милиционерам:
– Что же вы, сукины дети, сделали. Он же вас просто остановить хотел. И ружье пустое, не заряженное.
– Разберемся – сказал подошедший председатель сельсовета и уже взявший себя в руки – А ну?ка расходись! – повернулся он к начавшей роптать толпе.
Сельчане угрюмо, медленно стали расходиться, отворачивая друг от друга глаза. Многих из них отец Никодим крестил, сочетал брачными узами, крестил их детей, отпевал близких, утешал в горькие минуты божьим словом, давал советы, разрешал конфликты, мирил. Только сейчас эти люди поняли, что в их жизни что?то оборвалось, нарушилась связь с прошлым, а будущее казалось неясным и пугало их.
Миронов, отводя глаза в сторону, проговорил, обращаясь к Уварову:
– Ты, Семен Николаевич, пока далеко никуда не отлучайся. В этом деле надо разобраться. А ружье я пока конфискую.
Он подобрал валяющееся рядом с телом батюшки ружье, кивнул головой милиционерам, растерянно стоявшим в стороне, и все трое направились в сторону сельсовета.
Несколько мужиков отстали от толпы, подошли к Уварову и занесли тело батюшки в церковь.
Уваров отдал им дичь и рыбу на помин отца Никодима, дал несколько советов по поводу похорон и медленно зашагал к своему дому. Навстречу ему, вся в слезах бежала Анна, услышав о случившемся у церкви.
– Ну чего ты, – обняв дочь за плечи, успокаивал ее Уваров. – Все со мной в порядке, сейчас обед приготовим, а там и Алексей с отцом придут.
– Не придут. – ответила Анна, смахнув слезы и сжав губы.
– Как это не придут? – не понял отец.
– Их рано утром на подводах в город отправили. Илью только не смогли найти. В доме все описали, скотину увели. Я и Алексея накануне вечером не видела. – голос Анны дрожал, сама она сжалась и закаменела.
Уварова потрясла эта новость, но он пересилил себя, взял под руку Анну, и они тихо побрели к дому.
Дома Уваров нехотя, почти механически позавтракал и после некоторого раздумья, подозвал к себе дочь:
– Ты, Аннушка, ружье свое спрячь подальше, да и украшения, что остались от матери прибери поукромней. Мне на всякий случай приготовь белье и все, что может понадобиться в дороге. Пожалуй меня тоже в любой момент могут увезти в город. Сильно уж я нынешней власти не нравлюсь, а тут и повод у них хороший появился.
– Какой еще повод? – округлила глаза Анна, – ты то тут причем?
– Так обстоятельства сложились дочка, что у них есть за что зацепиться, царский офицер с кулаком породниться хотел, с батюшкой дружбу водил, заступался за него.
– Так ведь ты не боевой офицер, а военфельдшер, а все остальное значение не имеет – возразила Анна.
– Все имеет свое значение. Анна, и надо быть готовым ко всему. Вы тут с теткой Дарьей, в случае чего не паникуйте. Дай бог все образуется.
Уваров пытался успокоить дочь, но сам понимал, что не так просто. Он знал, что Советская власть, беспощадна к тем, кто не с ней, это была власть насилия над личностью, с твердой верой в свою правоту. И гарантом этой правоты была партия большевиков, силой захватившая власть в России.
Вечер в семье Уваровых прошел в сборах. Анна украдкой смахивала слезы. Дарья у себя в комнате стояла на коленях перед образами.
V
Солнце уже скрывалось за селом, когда к сельсовету подъехала пролетка. Сидевший в ней уполномоченный ГПУ Пименов кинул вожжи подбежавшему милиционеру и легко соскочил на землю. Он поправил фуражку, забрал портфель из пролетки и направился к дверям сельсовета.
Там его уже встречал председатель сельсовета Миронов. Пименов вяло пожал протянутую ему руку и первый прошел в здание сельсовета. Миронов семенил сзади. В кабинете Пименов по?хозяйски уселся на председательский стул, кинул портфель на стол, достал папиросу и, закинув, нога на ногу, пристально взглянув на Миронова, робко устроившегося на скамье у окна, спросил:
– Ну, что тут у вас случилось? Расскажи?ка поподробней.
Миронов привстал, и, пододвинув стеклянную пепельницу поближе к Пименову, откашлялся и, беспокойно бегая глазами, стал рассказывать о происшедшей трагедии у дверей церкви.
Кончив рассказ, Миронов вытер вспотевший лоб и пододвинул к себе стакан с водой.
– Да…, дела, – протянул задумчиво Пименов. Он размял свежую папиросу, встал из?за стола, прошелся по кабинету и остановившись напротив Миронова тихо продолжил – Это что же получается, ни за что ни про что угрохали церковнослужителя? Ты хоть понимаешь, какая буча может подняться?
– Так ведь ружье схватил! – привстал председатель.
– Так ведь не заряженное – ехидно парировал Пименов – Да и что тебе приспичило штурмовать церковь? Вызвал бы батюшку сюда, подержал бы немного, а ребята тем временем все бы там уладили. Время?то какое. В районе коллективизация идет с трудом. Мужики ломаются, в народе брожение идет, а вы тут еще масла в огонь подливаете.
Пименов размял свежую папиросу, уселся опять за стол, тяжелым взглядом уставился на Миронова и спросил:
– Где ружье?
– Здесь в шкафу – показал рукой Миронов.
– Кто смотрел, что оно не заряжено?
– Я.
– Кто еще?
– Да только я. Здесь в кабинете.
– Хорошо – задумчиво произнес Пименов. Он снова вышел из?за стола, прошелся по кабинету, приоткрыл дверь, заглянул за нее, вернулся к Миронову, присел рядом с ним и сказал:
– Надо найти патрон к ружью.
– Так ведь у меня дома такое же ружье и патроны есть.
– Неси бегом приказал Пименов.
Миронов недоуменно посмотрел на Пименова, по задавать вопросы не решился и торопливо покинул кабинет.
Спустя некоторое время он. слегка запыхавшись, вернулся и подал патрон Пименову. Тот взял его, достал ружье из шкафа, переломил его, вогнал патрон в ствол, вернул ружье в исходное положение и подал Миронову:
– Ставь обратно в шкаф и внимательно слушай меня. Позовешь сейчас тех милиционеров и составляйте акт о том, что отец Никодим, несмотря на все ваши угрозы взял ружье у фельдшера Уварова и прицелился в тебя. Милиционеры вынуждены были стрелять, защищая представителя Советской власти.
– Да, но ведь так фельдшер Уваров покажет, что ружье было не заряжено – вставил Миронов.
– Об этом не твоя забота, – перебил его Пименов – Завтра утром отправь его ко мне. Думаю, что он не скоро окажется в этих краях. Уварова давно пора убрать из села. Якшается со всякой контрой, кулакам подпевает, сельчане ему в рот смотрят, за советами бегают.
– Да, сельчане его уважают, – робко поддакнул Миронов.
– Власть Советскую сельчане должны уважать, – перебил его Пименов, – Она для них авторитет, а для поддержания авторитета, силу надо показать народу – и добавил, помолчав – Для его же пользы.
С этими словами Пименов встал и велел Миронову позвать милиционеров. Те явились быстро и, переминаясь с ноги на ногу, остались у порога. Оба небритые в полинялых гимнастерках и мятых галифе. Запыленные сапоги и фуражки со сломанными козырьками дополняли убогость обмундирования. Тяжелые винтовки на худых плечах придавали вошедшим комично воинственный вид.
Пименов остановился напротив милиционеров, критически осмотрел их с ног до головы, и матерно выразился:
– … мать! А, ну, вон отсюда! Привести себя в порядок и через час быть здесь, стрелки хреновы.
Когда милиционеры, неловко гремя винтовками, испуганно вылетели из кабинета. Пименов продолжил уже обратя свой гнев на Миронова:
– Ты что тут за бардак устраиваешь, что за вид у представителей Советской власти.
– Так таких прислали – попытался оправдаться Миронов.
– Прислали, – передразнил его Пименов, – а ты?то на что? Не смог их в порядок привести. Да и самому надо вид держать. И в кабинете прибрать надо. Пылище?то в два пальца. Немудрено, что до сих пор колхоза организовать не можешь. Мужичье?то кумекает как власть к порядку относится, так и их жизнь устраивать будет. Соображать надо.
Пименов глянул еще раз на Миронова, оглядел его с ног до головы, вздохнул, махнул рукой и пошел к порогу. Уже открыв дверь, он обернулся и кинул Миронову:
– Вернусь через часа полтора. К этому времени приготовь акт, и заверни в чего?нибудь ружье. Все возьму с собой. И утром фельдшера отправь ко мне, по без конвоя. Шума не надо. Скажи, что просто побеседовать.
Пименов хлопнул дверью и вышел из сельсовета. Миронов выглянул в окно и проводил взглядом удаляющуюся фигуру гэпэушника. «Ишь раскомандовался, командир хренов», – зло про себя выругался Миронов – Как у себя дома, сволочь такая». Вылив про себя на отсутствующего Пименова еще поток ругательств. Миронов потихоньку успокоился, приободрился, придвинув к себе лист бумаги, обмакнул перо в глиняную чернильницу и стал выводить первые буквы акта, о произошедшем на площади у церкви.
VI
Уваров утром проснулся рано. Прошел в медпункт, навел там порядок, собрал портфель с лекарствами и унес его в жилую половину дома. Анна еще спала. Видимо уснула только под утро. Дарья возилась на кухне. Уваров прошел к ней, устроился на стуле и чистым платком стал тщательно протирать очки.
Дарья оторвалась от плиты, подошла к брату и тихонько спросила:
– Сеня, тебя заберут?
– С чего ты взяла?
– С чего, с чего. Почитай сколько мужиков одних, да семей из села увезли.
– И где они теперь? – грустно закончила Дарья, и глаза ее покраснели.
– Даша! – Уваров взял сестру за руку, – Вообще?то я не знаю как все обернется, но готовиться надо к худшему. Ты только Анну береги. Тяжело ей сейчас. Алексея увезли, со мной тут такое приключилось. Старался никакого повода не давать, а вот видишь, как все вышло.
– Господи. – тяжело вздохнула Дарья, – да что же это в России творится? Что же дальше?то будет?
Уваров хотел что?то сказать Дарье, по бросив взгляд в окно, увидел сторожа сельсовета Дьякова, подходившего к его дому. «А вот и черную метку несут» – почему?то спокойно подумал Уваров.
Дьяков мелкими шажками, сутулясь, подошел к калитке, суетливо открыл ее и заметив в окне Уварова, направился к нему. Уваров открыл створы окна и молча стал поджидать Дьякова. Тот немного замешкался у окна, снял картуз, слегка поклонился и поздоровался с Уваровым.