- Этельред правит в Мерсии, - сказал я, потому что он самый богатый человек в стране, и когда какой-нибудь лорд теряет скот, рабов или дом из-за датчан, он знает, что Этельред все ему возместит. Он платит за то, чтобы быть лордом, но то, что ему действительно следует сделать - это сокрушить датчан.
- Он присматривает за границей с Уэллсом, - сказал Беокка, как будто иметь дело с Уэллсом - это адекватный предлог для того, чтобы быть таким сонным с датчанами, - но все признают, - он поколебался, как будто тщательно подбирая слово, - признают, что он ненастоящий воин.
- Он превосходный правитель, - поспешил он задушить в зародыше любой смешок, который я мог издать после этих слов, - и его правление - просто замечательное, но у него нет таланта полководца.
- А у меня есть, - сказал я.
Беокка улыбнулся.
- Да, Утред, у тебя есть, но у тебя нет таланта выказывать уважение. Король ожидает, что ты будешь относиться к лорду Этельреду с уважением.
- Со всем уважением, которого он заслуживает, - обещал я.
- И его жене будет разрешено вернуться в Мерсию, - добавил Беокка, - приняв во внимание, что она построит монастырь, а также будет содержать его.
- Он должна стать монахиней? - зло спросил я.
- Будет содержать и построит! - ответил Беокка. - И она будет вольна выбирать, где ей строить и содержать монастырь.
Я не сдержал смех.
- Я должен жить по соседству с монастырем?
Беокка нахмурился.
- Мы не знаем, какое место она выберет.
- Ну да, - сказал я, - конечно, не знаете.
Итак, христиане проглотили грех. Я предположил, что Эдвард выучился терпимости к греху, что не так уж плохо, это значило, что Этельфлед была более или менее вольна жить как захочет, хотя монастырь будет служить для Этельреда предлогом утверждать, что его жена выбрала жизнь святого созерцания. По правде говоря, Эдвард и его советники знали, что им нужна Этельфлед в Мерсии, и во мне они тоже нуждались.
Мы были щитом Уэссекса, но, похоже, не будем мечом саксов, потому что перед уходом из таверны Беокка выдал жесткое предупреждение:
- Король настоятельно желает, чтобы датчан оставили в покое, - сказал он. - Не провоцировали их! Таков его приказ.
- А если они нападут на нас? - раздраженно спросил я.
- Конечно, вы можете защищаться, но король не желает начинать войну. По крайней мере, до своей коронации.
Я прорычал согласие с такой политикой. Полагаю, Эдварду имело смысл сохранять мир, пока он устанавливает свою власть над королевством, но я сомневался, что датчане позволят это. Я был уверен, что они жаждут войны, и жаждут начать её до коронации Эдварда.
Церемония не состоится до наступления нового года, чтобы дать время почетным гостям организовать поездку, и потому, когда осенние туманы перешли в заморозки, а дни стали короче, я, наконец, отправился в Фагранфорду.
Это было благословенное местечко приятных пологих холмов, медленных рек и плодородной земли. Альфред действительно оказался щедр. Управляющим оказался угрюмый мерсиец по имени Фульк, который был не в восторге от нового лорда. И неудивительно, ибо он неплохо кормился от доходов с земли, в чем ему помогал священник, ведущий учет.
Этот священник, отец Кинрик, пытался убедить меня, что урожаи в последнее время были бедны, а в лесу торчат пни, потому что деревья погибли от болезни, а не были вырублены на продажу.
Отец Кинрик выложил документы, соответствующие записям, привезенным мною из казны в Винтакестере, и счастливо улыбнулся этому совпадению.
- Как я уже говорил, господин, - сказал он, - мы содержали эти владения как священное имущество для короля Альфреда.
Он улыбнулся мне - толстый человек с круглым лицом и быстрой улыбкой.
- И никто никогда не приезжал из Уэссекса проверить твои записи?
- А зачем? - удивленно спросил он, позабавленный такой мыслью. - Церковь учит нас быть честными тружениками на виноградниках Господа.
Я взял все документы и бросил их в огонь. Отец Кинрик и Фульк в немом удивлении смотрели, как пергаменты покоробились, свернулись, затрещали и сгорели.
- Вы обманывали, - сказал я, - и теперь это прекратится. Отец Кинрик открыл рот, чтобы возразить, но затем передумал. - Или мне следует одного из вас повесить? Может, обоих?
Финан обыскал дома Фулька и отца Кинрика и нашел немного накопленного серебра, которое я использовал на покупку древесины и возврат долга своему старому управляющему.
Мне всегда нравилось строить, а в Фагранфорде нужен был новый дом, амбары и частокол - все это в течение зимы.
Я отправил Финана на север - патрулировать земли между саксами и датчанами, и он взял с собой новых людей, пришедших ко мне, услышав, что я богат и даю серебро. Финан посылал сообщения каждые несколько дней, и в них говорилось, что датчане на удивление спокойны.
Я был уверен, что смерть Альфреда спровоцирует нападение, но его не последовало. Сигурд вроде был болен, а Кнут не испытывал желания атаковать юг без своего приятеля.
Я считал, что это наш шанс атаковать север, и сказал это в послании Эдварду, но предложение осталось без ответа. До нас дошли слухи, что Этельволд уехал в Эофервик.
Брат Гизелы умер, и королем Нортумбрии вместо него стал датчанин, который правил только потому, что это позволял Кнут.
Кнут, неизвестно почему, королем быть не желал, но его человек занял престол, и Этельволд, похоже, был отправлен в Эофервик, потому что тот находился очень далеко от Уэссекса и глубоко в сердце датской земли, являясь, таким образом, безопасным местом.
Кнут, должно быть, считал, что Эдвард может послать войско, чтобы уничтожить Этельволда, и потому спрятал свой трофей за грозными римскими стенами Эофервика.
Итак, Этельволд прятался, Кнут ждал, а я строил. Я построил дом высотой с церковь, с толстыми балками и высоким частоколом. Я прибил череп волка на фронтоне, обращенном к восходящему солнцу, и нанял людей, чтобы сделать столы и скамьи.
У меня появился новый управляющий - человек по имени Херрик, раненый в бедро при Бемфлеоте. Он больше не мог сражаться, но был энергичным и, по большей части, честным. Он предложил построить мельницу на реке - хорошая идея.
Священник приехал, когда я подыскивал подходящее место для мельницы. Стоял холодный день, как и тот, когда отец Уиллибальд нашел меня в Букингааме, и края ручья похрустывали тонким льдом.
С северных высокогорий пришел холодный ветер, а с юга - священник. Он приехал на муле, но слез с седла, когда подъехал ко мне вплотную. Священник был молод и ростом даже выше меня.
Он был худ как скелет, черная ряса была давно не стирана, а ее полы облеплены засохшей грязью. Вытянутое лицо, нос-клюв, ярко-зеленые глаза, редкие светлые волосы и скошенный подбородок.
Тонкая жалкая бороденка заканчивалась на середине длинной, худой шеи, на которой висел большой серебряный крест с одной отбитой перекладиной.
- Ты великий лорд Утред? - серьезно спросил он.
- Я.
- А я отец Кутберт, - представился он, - и очень рад познакомиться с тобой. Мне следует поклониться?
- Пресмыкайся, если хочешь.
К моему удивлению, он опустился на колени, склонил голову почти до самой травы, побелевшей от инея, затем распрямился и встал.
- Вот, - сказал он, - я пресмыкаюсь. - Приветствую тебя, господин, как твой новый капеллан.
- Мой кто?
- Твой капеллан, твой личный священник, - беспечно сказал он, - это мое наказание.
- Мне капеллан не нужен.
- Уверен, что нет, господин. Я бесполезен, знаю, я никому не нужен, просто паразит Присносущей Церкви. Кутберт Бесполезный. Он вдруг улыбнулся, пораженный идей.
- Если меня когда-нибудь провозгласят святым, - сказал он, - я буду Святым Кутбертом Бесполезным! Это отличит меня от другого Святого Кутберта, не так ли? Конечно, отличит!
Он проделал несколько движений неуклюжего танца. - Святой Кутберт Бесполезный! - нараспев произнес он.
- Покровитель всех ненужных вещей. Тем не менее, господин, - он придал лицу серьезное выражение, - я твой капеллан, нагрузка для твоего кошелька, и требую еды, серебра, эля и особенно сыра.
Я очень люблю сыр. Ты говоришь, что я тебе не нужен, господин, но я здесь, тем не менее, и смиренно служу тебе, - он снова поклонился. - Не желаешь ли исповедаться? Хочешь, чтобы я снова приветствовал тебя в лоне Матери-Церкви?
- Кто сказал, что ты мой капеллан?
- Король Эдвард. Я его подарок тебе, - он блаженно улыбнулся, затем перекрестил меня. - Благословляю тебя, господин.
- Почему Эдвард послал тебя?
- Подозреваю, господин, потому что у него есть чувство юмора. Или, - нахмурился он, задумавшись, - возможно, потому что не любит меня. Только не думаю, что он, на самом деле, не любит меня. Вообще-то, меня он очень любит, хотя и считает, что мне нужно научиться благоразумию.
- Ты неблагоразумен?
- О, господин, я так много всего! Ученый, священник, пожиратель сыра, а теперь и капеллан лорда Утреда, язычника, который освежевывает священников. Так мне сказали. Я был бы бесконечно благодарен, если ты воздержишься от моего убийства. Дай мне слугу, пожалуйста.
- Слугу?
- Чтобы стирать. Делать всякое. Присматривать за мной. Благословит тебя Господь, если это будет девушка. Какая-нибудь молоденькая с симпатичными титьками.
Я осклабился. Невозможно было не любить Святого Кутберта Бесполезного.
- С симпатичными титьками? - строго спросил я.
- Если ты того пожелаешь, господин. Меня предупредили, что, скорее всего, ты меня зарежешь и превратишь в мученика, но я бы предпочел титьки.
- Ты и правда священник?
- О, конечно, господин, священник. Можешь спросить епископа Свитвульфа! Он сделал меня священником! Он возложил на меня руки и произнес соответствующую молитву.
- Свитвульф из Хрофесеастра? - поинтересовался я.
- Тот самый. Это мой отец, и он ненавидит меня!
- Твой отец?
- Мой духовный отец, да, но не настоящий. Мой настоящий отец был каменщиком, да благословит Господь его маленький молоток, но епископ Свитвульф дал мне образование и вырастил меня, да благословит его Господь, а теперь он меня терпеть не может.
- Почему? - спросил я, подозревая, каким будет ответ.
- Мне не дозволено об этом говорить, господин.
- А ты все равно скажи, ты ведь такой неблагоразумный.
- Я обвенчал короля Эдварда с дочерью епископа Свитвульфа, господин.
Значит, близнецы, которые теперь находились под присмотром Этельфлед, были законными детьми - факт, который расстроит олдермена Этельхельма. Эдвард притворялся, что это не так, на случай, если витан Уэссекса решит предложить трон кому-нибудь еще, а свидетель его первого брака был прислан под мою защиту.
- Боже, да ты глупец, - сказал я.
- Так назвал меня и епископ. Святой Кутберт Глупый? Но я был другом Эдварда, и он умолял меня, а она была прелестной малышкой. Такой красавицей, - вздохнул он.
- У нее были симпатичные титьки? - спросил я саркастически.
- Как два олененка, господин, - с готовностью ответил он.
Уверен, что я открыл рот от изумления.
- Два олененка?
- В Писании говорится, что превосходные груди похожи на двух оленят, господин. Должен сказать, я тщательно изучил этот вопрос, - он остановился, размышляя о том, что только что сказал, затем одобрительно кивнул, - очень тщательно! Хотя сходство все еще от меня ускользает, но кто я такой, чтобы сомневаться в святом Писании?
- А теперь, - сказал я, - все говорят, что этого брака не было.
- Вот почему я не могу сказать тебе, что он был, - заметил Кутберт.
- Но он был, - сказал я, и он кивнул. - Так значит близнецы - законные дети, - продолжал я, а он снова кивнул. - Разве ты не знал, что Альфред этого не одобрял?
- Эдвард хотел жениться, - ответил он просто и серьезно.
- И ты поклялся молчать?
- Меня грозили отправить во Франкию, в монастырь, но король Эдвард предпочел, чтобы я приехал к тебе.
- В надежде, что я тебя убью?
- В надежде, господин, что ты защитишь меня.
- Тогда бога ради, не броди по округе, рассказывая всем, что Эдвард был женат.
- Я буду хранить молчание, - обещал он, - я буду Святым Кутбертом Молчаливым.
Близнецы были с Этельфлед, которая занималась строительством своего монастыря в Сирренкастре, городе, находившемся неподалеку от моих новых владений. Сирренкастр был великим городом в те времена, когда римляне правили Британией, и Этельфлед жила в одном из их домов, прекрасном здании с большими комнатами и прилегающим двором с колоннами.
Дом когда-то принадлежал Этельреду-старшему, олдермену Мерсии и мужу сестры моего отца, и я бывал там в детстве, когда сбежал на юг от другого моего дяди, захватившего Беббанбург.
Этельред-старший расширил дом, так что к римской черепице добавилась саксонская солома, но он был комфортабельным и находился под защитой стен Сирренкастра.
Этельфлед велела своим людям разрушить некоторые римские дома и использовала камень для строительства монастыря.
- Зачем утруждать себя? - спросил я ее.
- Потому что такова была воля моего отца, - ответила она, - и потому что я обещала это сделать. Он будет посвящен Святой Вербурге.
- Это та женщина, которая напугала гусей?
- Да.
Дом Этельфлед был наполнен детским гамом. Там жила ее собственная дочь, Эльфвинн, и двое моих младших детей - Стиорра и Осберт.
Мой старший, Утред, все еще находился в школе в Винтанкестере, откуда писал письма, исполненные чувства долга, которые я не утруждался читать, потому что знал, что в них полно нудного благочестия.
Самыми младшими в Сирренкастре были близнецы Эдварда, они были еще младенцами. Я помню, как смотрел на Этельстана, завернутого в пеленки, и думал о том, как много проблем могло бы разрешиться лишь одним ударом Вздоха Змея.
В этом я был прав, но также и ошибался, и маленький Этельстан вырос в юношу, которого я любил.
- Ты знаешь, что он законнорожденный? - спросил я Этельфлед.
- Нет, по мнению Эдварда, - едко заметила она.
- У меня живет священник, который их венчал, - сказал я ей.
- Тогда вели ему держать рот на замке, иначе его похоронят с открытым ртом.
Мы находились в Сирренкастре, лежащем далеко от Глевекестра, где был дом Этельреда. Он ненавидел Этельфлед, и я беспокоился, что он пошлет людей, чтобы захватить ее или попросту убить или запереть в монастыре.
У нее больше не было защиты отца, и я сомневался, что Эдвард мог напугать Этельреда почти также сильно, как и Альфред, но Этельфлед отмела мои страхи.
- Возможно, его не волнует Эдвард, - сказала она, - но он в ужасе от тебя.
- Провозгласит ли он себя королем Мерсии? - спросил я.
Она смотрела, как каменщик отбивает кусок от римской статуи орла. Бедняга пытался сделать ее похожей на гуся, но добился только того, что она стала походить на злобную курицу.
- Нет, - произнесла она.
- Почему?
- Слишком много влиятельных людей на юге Мерсии нуждаются в защите Уэссекса, - отметила она, - и Этельред действительно не заинтересован в захвате власти.
- Правда?
- Не сейчас. Раньше - да. Но несколько месяцев назад он заболел и боится умереть. Он хочет заполнить то время, которое ему осталось, женщинами, - она едко взглянула на меня. - В чем-то он похож на тебя.
- Чепуха, женщина, - сказал я, - Сигунн - моя домоправительница.
- Домоправительница, - презрительно фыркнула Этельфлед.
- И она до смерти тебя боится.
Это ей понравилось, и она рассмеялась, потом вздохнула, потому что неразумный удар молотка каменщика снес печальной курице клюв.
- Всё, чего я просила, - промолвила она, - это статуя Вербурги и гуся.
- Ты слишком многого хочешь, - поддразнил я ее.
- Я хочу того, чего желал мой отец, - ответила она тихо, - Англию.
В те дни я всегда удивлялся, когда слышал это слово. Я знал Мерсию и Уэссекс, бывал в Восточной Англии и считал Нортумбрию своей родиной, но Англия?
Тогда это была мечта, мечта Альфреда, а теперь, с его смертью, эта мечта стала неясной и далекой как никогда.