Окна квартиры беспокойных соседок Марии Олайсон были зашторены, но в комнате горел свет. Фрида на мгновение задержалась, вздохнула и решительно шагнула к двери в подъезд. Дверь без домофона, открыта, расписана граффити…
Краска на лестнице свежая, но стены тоже расписаны. Мария Олайсон права, в этом доме трудно ожидать респектабельности от жильцов. Сам дом старый, но мало ли старых домов в Стокгольме?
Фрида решила не заходить сначала к Олайсон, чтобы не застрять там на час, выслушивая словоохотливую даму. За дверью напротив играла музыка, вероятно работал телевизор. На звонок ответили не сразу.
– Ке?
Инспектор представилась по-шведски и следом по-английски, сказав, что она из муниципалитета по поводу будущего ремонта дома. После ухода Марии Олайсон она позвонила в муниципалитет и выяснила, что ремонт в этом доме действительно предстоит, но жильцов еще никто не опрашивал. Вполне логично, что начать пришлось с первой квартиры. Прикрытие у Фриды было серьезное, не подкопаешься. Она старалась не думать, что придется обходить с вопросами и остальных соседей, чтобы не вызвать подозрений.
Открыла дверь красивая мулатка, стройная, как фарфоровая статуэтка, с правильными чертами лица, большими глазами и белозубой улыбкой.
– Вы квартиросъемщица?
– What?
Пришлось перейти на английский.
– Вы здесь живете? Кто здесь живет? Я из муниципалитета.
– Хозяйки нет дома. Что от нее нужно?
– Подпись под согласием на ремонт подъезда. Как зовут хозяйку?
– Моника… Моника Полссон…
– Вы не знаете, квартира у нее в собственности?
– Не знаю.
– Извините. Придется зайти в другой раз. В какое время она бывает дома?
Девушка снова пожала плечами:
– Не знаю.
Взгляд напряженный, опасливый, но это объяснимо, боится любых представителей власти, наверное, есть почему пугаться, однако расспрашивать не стоит, можно просто спугнуть. А может, и пугать нечем, у девушки просто не все в порядке с документами?
Фрида подумала, что стоит передать этот адрес миграционной службе, пусть проверят.
Она поднялась на второй этаж и попросила подписать согласие на ремонт в одной из квартир, во второй никого не было дома. Потом на всякий случай разыграла звонок на мобильный:
– Да, милый? Собираю подписи по поводу будущего ремонта. Я всего три квартиры в этом подъезде посетила. В одной послали к черту, в двух подписи дали, еще в одной не открывают. Просто я думала, что ты задержишься, и решила поработать здесь. Хорошо, перенесу на завтра. Ну, не сердись, уже бегу.
Дольше оставаться в подъезде не стоило, могла выглянуть Олайсон и все испортить окончательно.
Вангер ждал Фриду за три квартала от дома, ближе подъезжать не рискнули, улица действительно просматривалась.
– Ну? – он с трудом скрывал свою тревогу, которая одолела, пока Фрида посещала беспокойный дом.
– Я, конечно, никогда не встречалась с Анной Свенссон, но, по-моему, подруги правы, это она. И фру Олайсон тоже права.
– Ты ей этого, надеюсь, не сказала?
– Я даже заходить не стала, иначе до утра бы не выбралась.
– Была только в квартире у Анны?
– В квартиру не пустили, разговаривали снаружи, обмануть, кажется, удалось. А вот выяснить – ничего.
Пришлось идти на поклон к Бергману с просьбой установить наружное наблюдение исходя из одних подозрений. Несмотря на нехватку людей, Бергман сумел этого добиться, правда, оговорив, что ненадолго.
– Ничего, даже если наружка просто сумеет сфотографировать подозрительную женщину, мы поймем, Анна это или нет.
Наружка сумела, но ясности и это не прибавило. Да, похоже на Анну Свенссон, но беременность… Женщина носила живот с достоинством. На снимке у нее темные волосы и немного выступающая нижняя челюсть. Конечно, мог быть парик и накладка на зубы.
Вангер ворчал:
– Так можно начать подозревать всех, у кого поврежден ноготь мизинца левой руки…
* * *
Мы не виделись неделю. Много это или мало? Для меня вопрос так не стоял, это не просто много, это невыносимо, безумно много!
Когда Ларс позвонил из Хитроу и сказал, что вылетает ближайшим рейсом, я просто взвизгнула:
– Когда тебя встречать? Ты прилетишь в Арландо? Каким рейсом?!
Он рассмеялся, смех довольный:
– Тысяча и один вопрос сразу. Хочешь сказать, что соскучилась и будешь рада меня видеть?
– Как ты можешь?! Когда?.. – я почти стонала от вожделения.
– Я опять всего на ночь, утром первым самолетом обратно, очень хочу тебя видеть. Приедешь? Жди меня на Эстермальмсгатан, договорились? Там есть душ… спальня… рояль…
Я ахнула, услышав про рояль, и тут же получила:
– На рояле вообще-то играют. А ты о чем подумала?
Голос вкрадчивый, заставивший меня снова застонать:
– Ла-арс…
– Соскучилась, слышу… Езжай туда, я около десяти буду. Линн, я завтра же обратно, у нас опять будет только ночь.
Мой восторженный визг заставил Бритт выскочить из ванной с ногой в одной штанине джинсов:
– Что случилось?!
– Ларс прилетает!
– Когда?
Я уже носилась по квартире, собираясь.
– Сегодня. Через три часа!
– Куда ты так торопишься?
– Он будет на Эстермальмсгатан через три часа!
Вместо того чтобы надеть джинсы полностью, Бритт вылезла из них и теперь стояла, сложив руки на груди и привалившись к двери ванной. На лице сарказм:
– За три часа до «Квартала жаворонков» можно дойти пешком и не торопясь.
– Я хочу еще принять душ и высушить волосы.
Подруга посторонилась:
– Принимай.
– Я там.
– А вдруг там не будет воды?
– Чего не будет?!
Бритт кивнула на нашу ванную:
– Иди мойся и суши свои волосы здесь, мало ли что творится там? Отключили свет, воду или еще что-то…
Она права, все следовало предусмотреть…
– Бритт, – я вдруг почувствовала настоящие угрызения совести оттого, что оставляла подругу в одиночестве, сама отправляясь в объятия Ларса, – я только на ночь. Он утром улетит обратно.
– Иди уж, не теряй время.
Торопливо моя голову и натирая тело, я размышляла о том, как мне повезло в жизни. Самый красивый в мире мужчина прилетает на одну ночь при первой же появившейся возможности, потому что страстно меня желает. М-м-м!..
Критически оглядев меня, Бритт сокрушенно помотала головой.
– Что не так? – на всякий случай я заглянула в зеркало.
– Ты на руки свои посмотри. Маникюру неделя.
– Ну… я…
– Садись и обрабатывай ногти, волосы я тебе высушу сама.
Пока я подрезала и подтачивала свои и без того недлинные ногти, Бритт колдовала над моей головой. Обозрев полученную в результате ее стараний шевелюру пуделя, я молча заплела косу. Подруга почти обиделась:
– Ну и пожалуйста!
– Бритт, не сердись, но Ларсу больше всего нравится коса.
Бритт не отозвалась, уйдя к себе в комнату. Я заглянула туда же и заговорщически сообщила:
– К тому же ему нравится сначала принимать душ вместе со мной, так что укладка бесполезна.
– Правда?!
Бритт долго сердиться не способна, во всяком случае на меня, через четверть часа, провожая меня на рандеву, подруга подала на ладони таблетку.
– Зачем?
– Это противозачаточная.
– Я поняла, но мне не нужно.
Бровь у подруги приподнялась точь-в-точь как у Ларса. И как они умудряются так двигать бровями, у меня не получалось.
– Вы пользуетесь резинками? – В поддержании презрительного тона оставалось только добавить: «Фи!», но Бритт тактично промолчала.
– Нет, не пользуемся, но таблеток тоже не надо.
Теперь подруга смотрела уже подозрительно:
– Но ты же можешь забеременеть?
– Могу. Ларс очень этого хочет.
– Ларс… ты… ну вы даете! Тогда сегодня точно забеременеешь!
Я невольно расхохоталась, ухватила голову подруги за уши и, притянув к себе, звонко чмокнула в нос:
– Бритт, ты прелесть! Все, до завтра.
Она умудрилась высунуть голову на площадку и театральным шепотом на весь дом потребовать:
– Завтра подробно расскажешь, как все пройдет ночью.
Хорошо, что на лестнице никого не было…
Я торопилась в квартиру на Эстермальмсгатан еще и потому, что понимала: Ларс прилетит голодный, однажды он сказал, что не может есть в самолетах, а потому дальние перелеты для него убийственны. Не идти же в ресторан, я должна накормить его дома. Я не помнила, какие магазины есть в той части Эстермальма, а потому решила запастись продуктами рядом с нашим домом и лучше привезти их туда.
Не очень-то помнила и набор посуды, а также продуктов в холодильнике и на полках. Рассчитывать на что-то опасно, потому в магазине хватала практически все, что попадало под руку, надеясь там разобраться. Прихватила даже форму для выпечки маффинов. В моем распоряжении не так много времени, потому еще в метро пришлось прикидывать, что успела набрать в два здоровенных пакета и что именно успею приготовить.
Раз есть форма и все для кексов, значит, к кофе будут именно они. А еще хорошая телятина для отбивных… картошечка… я купила сыр, разные приправы, яйца, зелень…
Открывая дверь в дом, я уже представляла себе будущую трапезу. Свен будет если не посрамлен, то основательно подвинут на пьедестале.
Кухня оборудована основательно, я зря боялась, что чего-то не найдется (хотя форма для маффинов пришлась, кстати), нашлись и всевозможные приправы, а вот в холодильнике действительно пусто. Все верно, в этой квартире не живут постоянно, а для временных набегов, какие совершали мы с Ларсом, продукты не нужны, мы ужинали где-нибудь и дома только пили кофе.
Нет уж, сегодня я готова превзойти саму себя, я же внучка Осе Линдберг, для которой неудавшиеся тефтели или плохо поднявшийся бисквит куда страшней конца света.
Когда Ларс открыл дверь в квартиру, его облаком накрыли умопомрачительные запахи. Если честно, то ради этого я даже выключила вытяжку, пусть с порога почувствует, как я ему рада.
Почувствовал. Действительно замер, разглядывая меня в фартуке:
– Ты… это чем пахнет?
– Ужином! – Я торжествовала, радуясь еще и тому, что успела сменить фартук, который был в муке, на чистый.
– Линн…
Сняв куртку, Ларс сгреб меня в охапку, приник губами к губам.
Я порадовалась, что плита уже выключена, за то время, пока мы целовались, на ней непременно что-то сгорело бы.
– Господи, как я по тебе соскучился!
Я чуть не разревелась и, чтобы скрыть выступившие слезы, скомандовала:
– Мыть руки, и за стол! Ужин остынет.
По пути он успел поцеловать меня еще раз. Это могло продолжаться долго, потому пришлось выскользнуть и кивнуть на ванную:
– Туда.
Я действительно постаралась, сделав две изумительные закуски (бабушкин секрет), телятину в шубке и к кофе нежнейшие маффины с горячим шоколадом внутри… Накрытый стол смотрелся не хуже ресторанного. Ларс замер:
– Сама?
– Угу, – я старательно делала вид, что это мелочи, недостойные особого внимания такого мастера, как тот, что стоит перед ним. – Вино выбирай сам, я в этом не смыслю.
– Что у нас?
– Телятина в шубке.
– Когда я позвонил, ты была здесь? – он откупоривал бутылку, с любопытством косясь на меня.
– Нет.
– А когда все успела?
– Я старалась…
Ужин удался, я с удовольствием наблюдала за тем, с каким аппетитом мой любимый поглощал все мной приготовленное.
– Я, конечно, не забыл блинчики, которые были в замке, но они не могут сравниться… Ты еще что-то можешь?
– Хочешь убедиться?
– Очень хочу. Но в следующий раз, а сегодня я хочу совсем другого. Ты пойдешь со мной в душ?
Он еще спрашивает! Я хорошо помнила, что бывает в душе и после него.
Из душа доносится:
– Эй, я жду!
Я появляюсь в ванной в халате.
– Издеваешься? А ну снимай!
Под халатом на мне трусики. Ларс манит пальцем к себе в душ:
– Иди сюда, я тебе что-то покажу.
– Что?
– Иди ко мне и перестань стесняться! Сколько я буду отучать тебя от этого? – глаза смеются.
Господи, как я люблю вот эту его насмешку!
– Скажи, чего ты хочешь?
Я глубоко вдыхаю и решаюсь:
– Я хочу тебя.
– Очень?
– Очень. Сильно. Ларс, безумно!
– Всегда рад помочь…
Мои губы во власти его губ, да и я вся в его власти.
Даже ванильный секс может быть волшебным, если им заниматься с Ларсом Юханссоном. Хотя я вообще отвыкла от ванильного секса, все с изысками вроде флоггера.
– Моя маленькая развратница… Моя ненасытная девочка…
– Кто это развратница, я?! Да я вообще могу спать в пижаме с длинным рукавом.
– Спать спи, но со мной рядом чтобы в таком монстре не появлялась. Помнится, у тебя была какая-то с кошечками. Это вместо скафандра?
– А ты откуда знаешь?!
– Однажды пытался уложить спать пьяную красотку, но переодеть не смог, как увидел пижаму с котятами, так и оставил в рубашке.
– Ларс!
– Угу. Ты вообще лучше всего смотришься без ничего. Запомни это, но никогда не применяй ни с кем, кроме меня.
Снова дразнилки, приводящие в возбуждение, снова провокации, заставляющие меня считать себя раскрепощенной и способной на все. Есть мужчины, рядом с которыми любая дурнушка может чувствовать себя богиней. Это редкое умение – заставить женщину не стесняться своих желаний.
Например, мне очень нравится его тело, я бы тоже хотела его изучить, исследовать, погладить, поцеловать, полизать, наконец, каждый сантиметр, но чтобы я на это решилась, должно случиться нечто. Я не ханжа и не пуританка, не люблю миссионерскую позицию, но и танцевать нагишом тоже не могу, а уж священнодействовать над мужским телом – это только при выключенном свете. Глупо? Конечно, потому что удовольствие можем получить оба.
Я знаю, что должен сделать Ларс, чтобы это произошло, – попросту вынудить меня сделать это, как вынудил в первые же дни знакомства проявить свои потаенные желания. Мне очень хочется вкусить запретный плод минета. Почему запретный? Потому что одна мысль о таком, например, с Йеном, вызывала у меня желудочные спазмы, а вот о возможности минета у Ларса я думаю спокойно. Но для этого он должен просто взять мою голову и наклонить до нужного места. Однако Ларс бережет мою неиспорченность, одновременно попросту развращая, из чего следует, что и оральный секс не за горами.
Интересно, а для него существуют какие-то границы наших отношений? Есть то, что он не приемлет категорически? Как об этом спросить?
И все-таки чувствовалось, что он устал.
– Тебе трудно в Оксфорде?
– Без тебя? Очень. Не знаю, как дотерпеть до выходных.
– А вообще?
– И вообще тоже. Линн, я же неопытный преподаватель, наработок нет. Поговорю с тобой по телефону и сажусь на всю ночь за компьютер. Учусь не меньше студентов. Мне опозориться никак нельзя.
Ого, Ларс Юханссон открывает мне свои секреты, жалуется на трудности, причем без насмешки, по-настоящему. Это дорогого стоит.
Ночь была великолепна, но… на порядок спокойней прошлой. Нет, я ни о чем не пожалела, однако осталось ощущение, что самые сумасшедшие ожидания как-то… не сбылись, что ли. Может я просто слишком многого ожидала? Или ванильный секс уже не для меня? Ларс прав: испорченная девчонка! Но кто меня испортил? Я была почти синим чулком, не признающим никаких отклонений, кроме замены миссионерской позиции какой-то чуть более вольной, а что теперь? Крутой секс подавай?
Утром звонок Бритт:
– Ты жива?
– Да, все нормально.
– Что я слышу, ты не визжишь от восторга, не стонешь при одном упоминании… – до нее вдруг доходит: – Ты одна или Ларс рядом?
– Одна.
– Тогда я не понимаю. Сейчас буду!
Ее «сейчас» оказывается «немедленно». Откуда она звонила, от входа в дом? Нет, скорее, прежде чем нажать на кнопку звонка в дверь проверяла, нет ли в постели Ларса.