Один из взрослых высказал спасительную мысль, что неплохо бы мне осмотреть и другие школы в округе (и тем самым уберечь детей и учебный процесс от моего присутствия). Оказалось, недалеко есть ещё две школы. Со мной пошли несколько провожатых — дети, довольные, что прогуляют урок. Одна школа размещалась в ооновских палатках для беженцев, таких палаток было штук десять, каждая — отдельный класс. Навстречу мне выбежал директор школы — очень важный дяденька (как и все, в халате и с бородой), а за ним шлейфом все преподаватели, включая очень вежливого и предупредительного учителя английского языка. Вероятно, они подумали, что приехал представитель заокеанских спонсоров с инспекцией, хорошо ли используются гуманитарные ооновские палатки. Побыл я с ними минут пять, слишком уж важные все тут были, да и дети совсем заниматься не хотели, выбежали все из-под шатров, невзирая на вопли учителей. Поблагодарил и ушёл. Тут меня повели в ещё одну школу, самую понтовую, занимающую цементное одноэтажное облупленное здание. Зато над ним висел афганский флаг и портрет Карзая. Всё сооружение было рядом с дорогой, и чтобы проезжающие иностранцы видели процветание Афганистана, на стене было крупно написано по-английски:
«ВЧЕРА — склад военной аммуниции.
СЕГОДНЯ — прекрасная школа.
ПОСТРОЕНА — на деньги США.
Мин обнаружено: 3.»
В показательную школу меня не пустили. Выбежал охранник и не дал ничего посмотреть. Может быть, американцы и впрямь выделили деньги, но их растащили или использовали не так, и поэтому визит любых иностранцев без предупреждения был сюда нежелателен. Хотя я уже успел усомниться, что в этом облезлом цементном коробе с портретом и флагом находится и впрямь «прекрасная» школа. Может быть, лишь во флаге и портрете и заключалась её прекрасность, а внутренность и стыдно показать было: любуйтесь лишь проездом! Самое лучшее отношение оказалось в самой простейшей школе, куда я и вернулся за рюкзаком.
— Вы тут все такие бородатые, — похвалил я имама, — вас в городах не подозревают, что вы Аль-Каида?
— Ха-ха-ха, — засмеялся имам, — это не мы, это Буш — Аль-Каида! И этот, ваш… Путин — тоже Аль-Каида! Они и есть самая главная Аль-Каида!
Итак, я осмотрел все школы этого посёлка, сфотографировал всё, что было можно, забрал рюкзак у имама и отправился на трассу. В дорогу имам снарядил меня хлебными лепёшками, а я оставил ему в подарок дыню из рюкзака: тащить её дальше было уже невмоготу.
Я поехал.
Водитель грузовика с Пули-Хумри был внешне строг и молчалив, но внутренне был добр и старался меня одаривать: водой из родника, гелевой ручкой, грушами, обедом. Подкидывал деньги всем, кто просил их у дороги. А это были очередные «чинильщики» асфальта с лопатами, активизирующиеся при виде машин, а другие — поливающие водой неровности трассы — чтобы эти бугры были видны? Они поливали водой асфальт до и после препятствия, а после просили денег за эту важную услугу. И просто старики, старухи и инвалиды, которые также в поисках пропитания тусовались на обочинах шоссе — всех водитель одаривал, приговаривая: «афганский народ хороший, американский — нехороший».
Проезжаем посёлок Саманган.
Слева — местная воинская часть. Забор гнило-дырявый. Поверху — три-четыре ряда электрических проводов.
За забором — старые облезлые казармы. Часовые на вышках, в будочках. Развевается два флага — афганский и американский.
На облупленном здании — старые полустёртые слова:
«ДА ЗДРАВСТ…»
Доздравствовались.
Ехал и думал всякие мысли.
Спасибо Тебе, Господи, за всё, независимо от того, где я буду ночевать сегодня.
Рай — это не где-то и не когда-то. Это уже здесь и сейчас. Здесь — отстуствие беспокойства о болезнях, смерти и о времени, о деньгах, вещах и бумагах. Это бывает уже сегодня и может быть и всегда, в новой жизни.
Ад тоже создаётся сегодня, не кем-то, никто нас не наказывает: сами создаём. Сами выбираем, уже сегодня. Своими привязанностями, беспокойствами, обидами. В спешке, в жадности, в неправильном отношении к миру окружающему, к людям и к себе. Сами выбираем, сегодня и навсегда.
О том, что делать, тоже не следует беспокоиться. Ведь всё, что делается, делает нами невидимая Рука, тут важно не мешать ей.
А мы назначаем стрелки на завтра, но не беспокоимся, придёт ли кто на них.
Всё — иншалла. Мы не тревожимся об этом. Всё — иншалла.
Мы вечером идём по городу и со стороны наблюдаем за результатом: интересно, где это тело заночует сегодня? Всё — иншалла. Результат — не от нас. Всё иншалла.
Господи, спасибо Тебе за всё, независимо от того, где мы будем ночевать сегодня. В этом, наверное, очень важный секрет вольных путешествий. Всё — иншалла.
Итак, в последний летний день 2005 года я вновь прибыл в уже известный мне Мазари-Шариф и рассеянно бродил по городу, размышляя о жизни. Вечерний азан привёл меня в мечеть. Это была крупная мечеть, но не центральная, а несколько в стороне. После намаза я расстелил свой спальник, таким образом явно показывая афганскому люду свои намерения.
Народ мои намерения понял, заинтересовался и не был против. Как вдруг в среде людей возник маленький злобный старичок в чалме (настоящий старик-Хоттабыч из сказки). Он ругался, кричал, хватал мой спальник и рюкзак и пытался выпинать эти вещи из святой мечети. Молодёжь с интересом наблюдала за действиями старичка, не высказываясь ни за, ни против.
Я встал, подошёл к старичку (тот замер, вытянулся и затих), снял с него чалму и нацепил себе на голову.
— А-а-а-а-а!!! — заорал почтенный старичок, нежданно обезглавленный: от большой солидной головы у него остался маленький смешной лысый череп. Схватил с моей головы чалму, еле дотянувшись, дёрнул, чалма упала, покатилась, разматываясь длинным бинтом метров на восемь, а то и больше. Лысый старичок помчался за быстро уменьшающимся клубком чалмы и исчез. Больше не приставал: берёг чалму.
После пятой, ночной, молитвы, среди прихожан обнаружился англоговорящий человек. Он подробно выяснил мою сущность, а молодые ребята (студенты медресе при мечети) принесли мне ужин и спрятали рюкзак в каптёрку, подальше от мифических воров, которые (как они объяснили) орудуют повсюду, даже по ночам в мечетях!
1 сентября, четверг. Неожиданная встреча
Наутро, после утреннего намаза, завсегдатаи дома Божьего перевели меня в маленькую комнатку на втором этаже, где я и досыпал под гудение вентиляторов и бормотание афганцев, перебирающих чётки. Как только я окончательно проснулся, все принялись меня кормить — притащили чай, лепёшки и превосходный виноград без косточек. Не очень скоро я от них ушёл и перебрался на почтамт, где сидел и ждал — не появится ли ещё кто-либо.
Заранее, ещё до поездки, я объявил, что все желающие совместно отметить 10-летие Академии Вольных Путешествий в Афганистане, могут подъезжать первого или второго сентября на Главпочтамт Мазари-Шарифа, к двенадцати часам. Этим летом в Афган собрались многие мои друзья: Сергей Березницкий, Сергей Новиков, Коля Дубровский, Книжник (уже бывший со мной в этой стране три года назад) и другие товарищи. Но так получилось, что все мы этим летом передвигались автономно, и были в разное время и в разных местах. Березницкий проехал из Кабула на Кандагар, Герат и Иран; Сергей Новиков съездил в Кабул и добрался до загадочного Нуристана; Дубровский направился в уже упоминавшийся Ваханский коридор; Книжник проехал кольцевым маршрутом через Кабул, Кандагар, Герат, Мазари-Шариф — как и три года тому назад. Интересно, что все эти товарищи со мной и друг с другом нигде не пересекались. Я и не думал уже, что кто-то появится на стрелке, но вчера в Интернет-кафе увидел сообщение от загадочного анонимного человека (под псевдонимом Ктотам), который собирался со мной повстречаться на Главпочтамте сегодня. Этого Ктотама я и ждал.
И тут он появился. Сначала я не узнал его; потом он представился — ба! Да это же Олег Моренков, с которым мы ездили в 1997 году на Зимнюю Эльбу, в Салехард (см. мой старый рассказ «Наперегонки с весной», 1997), в Иран (см. повесть «Через семь границ») и в самоходные походы! Тогда он ещё отличался тем, что всегда опаздывал на стрелки, а также знал много языков и вообще был мудрецом. Теперь и опаздывать он перестал, и пришёл даже за десять минут до стрелки. Вот удивительное дело! Поедем вместе.
Олег, один из самых древних ветеранов Академии Вольных Путешествий, много лет назад отошёл от дел АВП и переехал жить в Швейцарию, я его не видел очень давно. Оказывается, он следил по сайту АВП за нашими мероприятиями и решил слетать из Швейцарии в Афганистан в краткосрочный отпуск.
Поскольку других граждан на почтамте не ожидалось и не наблюдалось, мы пошли общаться в кафе неподалёку. Ох ты, ну и диковиная встреча! Я был чрезвычайно удивлён. Олег же рассказывал о жизни в Швейцарии — страна очень дорогая, но достаточно уютная — и о редкой, если не сказать уникальной, там политической системе. Вся власть, по словам Олега, там находится на местах, а президент почти ничего не решает и ни на что не влияет. Кантоны (швейцарские области) имеют широчайшие полномочия; решают все свои местные вопросы, и такая «районная демократия» у них уже несколько столетий. Так как это горная страна, завоевать её непросто, так же как и Афганистан; и вот уже несколько столетий во всех войнах Швейцария соблюдает нейтралитет, не входит в Шенген, в Евросоюз и даже в ООН (это единственная такая известная страна — не член ООН). Валюта там весьма стабильная, никаких денежных реформ и деноминаций не бывает, и богатые люди многие хранят деньги в швейцарских банках, считающихся весьма надёжными. А транспорт там весьма дорогой — автобусы стоят почти доллар за километр.
Каждый год Олег летает в разные страны (в отпуск), бывает и в России, но так как я тоже часто езжу в дальние страны, — за последние годы мы ни разу не пересекались. А вот мама Олега до сих пор живёт в Москве, и изредка, раз или два в год, ей звонят проезжие автостопщики, напрашиваясь на вписку. Так ночевал у мамы О.Моренкова известный мне Семён из Миасса, приехавший с женой и детьми в Москву в моё отсутствие.
Скатались на пару в соседний городок Балх, средоточие древних развалин, а потом вернулись в Мазари-Шариф. Олег был ограничен во времени, дней через десять собирался быть опять в своей Швейцарии; мы решили прокатиться вместе до таджикского Хорога, по дороге надеясь пройти автостопом или пешком весьма интересное Панджшерское ущелье.
Долина реки Панджшер приобрела свою известность в ходе советско-афганской войны. Там родился и провёл большую часть своей жизни Ахмад-шах Масуд (1953–2001). Во время войны с СССР сей Масуд отважно защищал своё ущелье от советских войск, а так как ущелье выходило прямо на трассу Мазари-Шариф—Кабул, — мог неожиданно перерезать главный путь снабжения советской армии, и иногда делал это. Советское командование неоднократно пыталось поймать Масуда и получить контроль над злополучным ущельем. Несколько раз войска СССР вторгались в Панджшер, но Масуд и его последователи ускользали неведомо куда. Каждый раз после себя советские войска оставляли выжженные и разбомбленные посёлки, десятки разбитых танков и БТРов, сотни трупов местных жителей и немало погибших сов. солдат тоже. Но долго сидеть в ущелье, оставив там гарнизоны, Советы не могли — очень уж неуютно было сидеть в ущелье, да и дорого. Пообещав местным жителям безопасность, Советы и Масуд заключали молчаливый мирный договор и расходились, а Масуд возвращался в ущелье, но через год всё начиналось сначала. Так было до 1989 года. Шах Масуд не только снискал славу непримиримого и отважного полевого командира, но и получал помощь оружием и деньгами от зарубежных сочувствующих.
В 1989 году Советы ушли. Вскоре просоветский режим, который мы поддерживали, пал, а страна осталась во власти многочисленных амбициозных полевых командиров, которые начали ссориться между собой, деля сферы влияния. Спустя пять лет на историческую сцену вышло движение «Талибан» — молодёжная тусовка романтиков, которые под предлогом наведения порядка и установления шариата вернули страну в средневековье, заставив всех отращивать бороды и жить по технологиям Пророка. Как жили люди VII века. Одни полевые командиры разбежались, другие пополнили ряды сторонников «Талибана», и в стране воцарился мир и средневековый порядок — на 90 % территории страны, которая попала под контроль «Талибана». Однако Шах Масуд такое положение не принял и продолжил вооружённое сопротивление, теперь уже заручившись помощью Москвы. Он продолжал свои боевые вылазки на главную дорогу, а войска талибов, подобно войскам СССР, никак не могли подчинить себе свободолюбивое ущелье, пока 9 сентября 2001 года Масуд не был взорван подосланными киллерами-журналистами (они взорвали Масуда бомбой, спрятанной в телекамере).
Казалось бы, главный враг «Талибана» устранён, но тут же через два дня взорвались американские небоскрёбы и началась новая, американская интервенция. Многие афганцы свято верят, что убийство Масуда и взрыв небоскрёбов — звенья одного процесса, направленного самими же американцами, мечтающими получить контроль над миром. Масуда чтут как национального героя, вывешивают его потреты, а на могиле его в Панджшерском ущелье соорудили зьярат. На эту могилу, и вообще в родовое село Масуда, ездят многие афганцы, выказывая таким образом почтение своему гуру, который воевал против тех и этих — против всех, символизируя своей жизнью судьбу и идею всего афганского народа, не желающего склонять голову ни пред каким владычеством.
«Был бы жив Масуд, американцы бы не пришли, — говорят простые афганцы. — Но и теперь, иншалла, они недолго продержатся». Иншалла.
Вечером мы завершили осмотр Балха и Мазари-Шарифа и отправились на восточный выезд из города — надеясь заночевать в дороге. По пути нам встретился фотограф с архаическим аппаратом, и Олег захотел получить свою фотографию. Удивительное дело, но ощутив денежность клиента, фотограф долго вырезал ножницами «красивые зубчики» на фотографии, а потом затребовал целых пять долларов за свои услуги. Мы едва сумели сбить цену до 100 афгани ($2), в то время как я платил недавно 20.
Хотелось бы поскорее перевалить Саланг и оказаться в Панджшерском ущелье. Обычно на выезде из Мазари-Шарифа пасутся автобусы на Кабул. Стоят они всего по 300 афгани ($7), независимо от того, куда тебе ехать — в Кабул или ближе. Но сегодня, к огорчению Олега, все они уже уехали, ближайший шёл только наутро. Ну что ж, поедем автостопом.
На выезде из города, уже в вечернем сумраке, мы поймали грузовик до поворота на Хайратон, а оттуда — до города Хулм. Машины закончились, так что мы заночевали в харчевне.
Местные жители весь вечер смотрели по телевизору индийские фильмы, мешая нам спать этим плодом цивилизиции.
2 сентября, пятница. 10 лет АВП. В Панджшерском ущелье
Утром рано, ещё в сумерках, только вышли на трассу — затормозила чёрная новая быстрая легковушка, причём водитель тоже направлялся, как и мы, в Панджшер. Обрадовались, поехали, но о своей сущности ясно не предупредили: так хотелось поскорее перевалить Саланг. Только сказали, что такси нам не нужно, ибо денег у нас мало. Водитель говорил, что он не такси, и едет на свою родину, в некий маленький городок в начале Панджшера. Мы решили доехать, а потом уже разбираться. Я подозревал, что он окажется деньгопросом, но Олег весьма торопился и не хотел ехать на грузовиках, с которыми дорога до устья Панджшера заняла бы целый день.
Быстро заехали на перевал и миновали тоннель Саланг. В городке Джебель-ос-Сарадж к большой трассе подходила дорога из ущелья. В честь Масуда здесь много надписей, много его портретов, и въездные импровизированные «ворота» в ущелье были украшены надписью «Добро пожаловать на родину героя Афганистана шахида Ахмад-шаха Масуда», или что-то в этом духе.
Панджшерцы активно ремонтировали дорогу, которая здесь уже не имела асфальта и была сильно разбита.
— Правительство бездействует и не помогает нам, панджшерцам, — ворчал водитель, — это всё делают сами панджшерцы, своими силами.
Доехали до деревни, километрах в двадцати от въезда в ущелье. Было 11 утра. Стали выгружаться, водитель захотел денег. Мы предложили десять долларов. Водитель стал ругаться, мы дали ещё десять (мы с Олегом заранее решили, что 20 долларов для этого водителя будет максимальной ценой, автобус бы стоил $15 на двоих). Однако он поднял вой, собралась толпа, он жаловался народу: