Мы киваем.
Джил делает глубокий вдох, приподнимается и толкает крышку. Та недовольно скрипит и медленно сдвигается. Джил выглядывает в щель, и тут же сверху раздается голос:
— Не двигаться! Оставаться на месте!
— Черт! — шипит Джил.
Чарли хватает его за рубашку и тянет вниз.
— Уходим! Туда! Выключите фонарики!
Я спотыкаюсь в темноте и едва не сбиваю с ног Пола. Куда идти?
Держаться правой стороны. Трубы слева. Держаться справа.
Я цепляюсь плечом за стену и слышу, как рвется рубашка. Пол, пошатываясь, бредет впереди. Кое-как проходим шагов двадцать, и Чарли останавливается, поджидая Джила. За спиной у нас вспыхивает свет — кто-то поднял крышку люка и водит фонариком. Появляется рука, за ней голова.
— Выходите оттуда!
Луч уходит в одну, потом в другую сторону. Треугольник света прыгает по стенкам туннеля.
Другой голос, теперь уже женский:
— Это последнее предупреждение!
Смотрю на Джила. В темноте виден лишь контур головы, качающейся из стороны в сторону.
На моей шее влажное дыхание Пола. Он прислоняется к стене. Снова громкий женский голос. Она обращается к своему напарнику:
— Вызывай. Пусть перекроют все люки.
Свет исчезает, и Чарли толкает нас в спины. Мы бежим, пока не достигаем развилки, затем поворачиваем направо и оказываемся на незнакомой территории.
— Здесь они нас не увидят, — шепчет, отдуваясь, Джил и включает фонарик. Туннель длинный, он ведет куда-то в темноту, в северо-западную часть кампуса.
— Что дальше? — спрашивает Чарли.
— Назад? — предлагает Джил.
Пол утирает пот на лбу.
— Нет. Они уже выставили посты.
— Все основные выходы под наблюдением, — соглашается Чарли.
Я указываю на уходящий на запад туннель.
— Это ведь самый короткий путь на северо-запад, так?
— А что?
— А то. Думаю, мы сможем выбраться возле Роки-Мейти. Это далеко?
Чарли отдает последнюю воду Полу, тот жадно припадает к бутылке.
— Несколько сот ярдов, — говорит он, — может, больше.
— По этому туннелю?
Чарли задумывается, потом кивает.
— Ничего лучшего предложить не могу, — говорит Джил.
Все трое следуют за мной в темноту.
Некоторое время мы шагаем молча. Мой фонарик начинает гаснуть, и Чарли отдает свой, однако продолжает присматривать за Полом, который, похоже, уже не понимает, куда идет. В какой-то момент он останавливается и прислоняется к стене, и Чарли напоминает, что к трубам притрагиваться нельзя. В бутылке плещутся последние капли воды.
— Ребята, — подает голос идущий позади Чарли. — Пол сдает.
— Мне надо сесть, — бормочет Пол.
Джил вдруг поворачивает фонарик, и мы видим впереди металлическую решетку.
— Чтоб ее!
— Что будем делать?
Джил наклоняется к Полу и трясет его за плечо:
— Эй, отсюда есть выход?
Пол указывает на паровую трубу возле решетки и делает непонятный жест рукой.
— Надо пролезть под ней.
Я заглядываю под трубу, подсвечивая себе фонариком. Изоляция внизу истрепалась, но щель все равно слишком узкая, всего несколько дюймов. Кто-то уже пытался здесь протиснуться.
— Нет, — говорит Чарли. — Не получится.
— С той стороны есть задвижка, — сообщает Джил. — Пролезть надо кому-то одному. Пролезть и отодвинуть решетку. — Он снова наклоняется к Полу: — Ты уже пробовал?
Пол кивает.
— У него обезвоживание, — шепчет Чарли. — У кого осталась вода?
Джил протягивает свою бутылку. Воды в ней меньше половины. Пол делает несколько глотков.
— Спасибо. Мне лучше.
— Придется вернуться, — вздыхает Чарли.
— Нет. — Я подхожу к трубе. — Я пролезу.
— Возьми мою куртку, — предлагает Джил. — Для защиты.
Я кладу руку на трубу. Пульсирующий в ней жар ощущается даже через обмотку.
— Обойдусь.
Только опустившись на пол, я понимаю, насколько узка щель. Ложусь на живот и пробую ползти.
— Выдохни, — советует Джил.
Продвигаюсь медленно, дюйм за дюймом, но в самом узком месте теряю точку опоры — под руками только вязкая грязь. Ни туда и ни сюда.
— Вот гадство! — рычит Чарли и падает на колени рядом со мной. — Том, — говорит он, — отталкивайся от меня.
Я чувствую, как он упирается руками в мои подошвы, и отталкиваюсь от его ладоней. Бетон царапает грудь; в какой-то момент бедро касается оголенной трубы, и я инстинктивно дергаюсь. Боль раскаленным копьем пронизывает ногу.
— У тебя все в порядке? — спрашивает Чарли, когда я наконец вылезаю из-под трубы с другой стороны.
— Поверни задвижку по часовой стрелке.
Я так и делаю. Путь свободен. Джил отодвигает решетку. За ним, поддерживая Пола, проходит Чарли.
— Уверен? — спрашивает Чарли, когда мы снова устремляемся в темноту.
Я киваю. Еще несколько шагов. На стене грубо намалеванная краской буква «Р». Мы приближаемся к Рокфеллеровскому колледжу. На первом курсе я встречался с девушкой по имени Лана Макнайт, которая жила здесь в общежитии. В ту зиму мы часто сидели у камина в ее комнате, разговаривая о том, что кажется сейчас таким далеким: Мэри Шелли, готика… Как и мой отец, мать Ланы преподавала в Огайо. Когда мы слишком долго засиживались у огня, груди у Ланы становились похожими на баклажаны, а уши приобретали цвет розовых лепестков.
Постепенно до нас начина ют доноситься голоса. Много голосов.
— Что там происходит? — спрашивает Джил, приближаясь к источнику шума.
Крышка люка как раз у него над плечом.
— Вот он, наш выход.
Я закашливаюсь.
Джил непонимающе смотрит на меня.
Голоса звучат отчетливо. Буйные, веселые голоса. Это студенты, а не прокторы. Сколько их там? Десятки?
Наконец Чарли улыбается:
— Олимпиада Голых.
Теперь доходит и до Джила.
— Верно. Мы как раз под ними.
— Люк находится точно посередине двора, — напоминаю я, прислоняясь к стене, чтобы хоть немного отдышаться. — Надо лишь откинуть крышку, смешаться с толпой и исчезнуть.
За спиной слышится хриплый голос Пола:
— Точнее, надо лишь раздеться, смешаться с толпой и исчезнуть.
На мгновение наступает тишина. Первым начинает снимать рубашку Чарли.
— Выпустите меня отсюда, — давясь от смеха, говорит он.
Я стягиваю джинсы. Пол и Джил следуют нашему примеру. Одежду запихиваем в один из рюкзаков, который разве что не трещит по швам.
— Поднимешь? — спрашивает меня Чарли, кладя руку на мой рюкзак.
Я пожимаю плечами.
— Там ведь и прокторы будут.
Но у Джила сомнений уже нет, и он начинает подниматься по ступенькам.
— Три сотни голых второкурсников, Том. Идеальная ситуация. Если попадешься, то иного ты и не заслуживаешь.
С этими словами он откидывает крышку люка, и в туннель врывается порыв холодного ветра. На Пола свежий воздух действует, как живая вода.
— Итак, парни, — кричит Джил, высовывая голову, — тащим мясо на прилавок.
Первое впечатление: вдруг стало светло. Двор буквально залит светом фонарей. Мощные лучи дополнительно установленных прожекторов скользят по занесенной снегом земле. В небе мелькают яркие светлячки фотовспышек.
Затем — холод. Ветер, как мне кажется в тот первый после выхода из туннеля момент, даже заглушает топот сотен ног и гул сотен голосов. Снежинки падают на кожу и тают, становясь похожими на капельки росы.
И наконец я вижу ее. Стену из человеческих тел, рук и ног, кружащую вокруг нас подобно громадной бесконечной змее. Передо мной возникают и тут же исчезают лица — знакомых, случайно встреченных на улице девушек, футболистов, — но все они растворяются в общей массе, сливаются с ней, как клипы в коллаже. Я вижу непривычные наряды: котелки-цилиндры и маски супергероев, разрисованные краской тела и лица, но все это вместе — огромное, извивающееся животное, дракон из Чайнатауна, ползущий по улице под гиканье, крики, свист и треск фотоаппаратов.
— Пошел! — кричит Джил.
Мы с Полом стоим, как загипнотизированные. Я уже и забыл, что представляет собой Холдер в ночь первого снегопада.
Живой, бьющийся поток поглощает нас, и на секунду меня захватывает его неукротимая сила: тела сжимают со всех сторон, увлекая то сюда, то сюда, и я стараюсь лишь устоять с рюкзаком на спине, скользя босиком по снегу. Кто-то толкает меня в спину, и я чувствую, как лопается «молния». Наша спрессованная одежда рвется из рюкзака. Один миг — и все кончено, все затоптано в грязь. Оглядываюсь, надеясь, что Чарли успел хоть что-то спасти, но его нигде не видно.
— Груди и ляжки, ляжки и груди, — бормочет речитативом какой-то парень с акцентом кокни, подражая цветочнице из «Моей прекрасной леди».
В нескольких ярдах от себя вижу толстого первокурсника, знакомого по литературному семинару, который затесался в толпу второкурсников и прыгает, тряся круглым брюхом. На нем нет ничего, кроме двух картонок, спереди и сзади. На первой написано: «бесплатный тест-драйв», на второй — «справочная внутри».
Наконец замечаю Чарли. Он уже пробился на противоположную сторону площади, где встретил своего приятеля, Уилла Клея, голову которого украшает тропический шлем, обрамленный банками из-под пива. Чарли срывает с него шлем и убегает, Уилл несется за ним, и вскоре оба исчезают из виду.
Тут и там вспыхивает и гаснет смех. В этой общей сутолоке и неразберихе меня хватают за руку.
— Идем!
Джил вытаскивает меня из круга.
— Что дальше? — спрашивает Пол.
Джил осматривается — на всех выходах дежурят прокторы.
— За мной, — говорю я.
Мы пробираемся ко входу в общежитие и ныряем в Холдер-Холл. Какая-то пьяная девчонка открывает дверь своей комнаты и стоит, покачиваясь и растерянно глядя на нас, как будто в ожидании аплодисментов. В руке у нее бутылка «Короны».
— Привет, — говорит незнакомка, икает и захлопывает дверь.
Я лишь успеваю заметить одну из ее подруг, которая греется у огня, завернувшись в полотенце.
— Вверх.
Мы поднимаемся по лестнице, и я громко стучу в дверь.
— Что ты… — начинает Джил.
Прежде чем он успевает договорить, дверь открывается и передо мной возникает пара огромных зеленых глаз. При виде меня губы Кэти слегка приоткрываются. На ней облегающая темно-синяя футболка и заношенные джинсы; золотисто-каштановые волосы зачесаны назад и собраны в пучок. Прежде чем впустить нас, она прыскает от смеха.
— Так и знал, что ты будешь здесь, — говорю я, потирая озябшие руки, после чего вхожу и обнимаю ее.
— Это ты так к моему дню рождения вырядился? — говорит Кэти, оглядывая меня с головы до ног. Ее глаза весело поблескивают. — И потому не позвонил?
Она отступает в глубь комнаты, и я вижу, что Пол приклеился взглядом к ее фотоаппарату «Пентакс» с длиннющим, в полруки, телеобъективом.
— А это зачем? — спрашивает Джил, когда Кэти поворачивается, чтобы положить фотоаппарат на полку.
— Делаю снимки для «Принс». Может, на этот раз их все же напечатают.
Вот почему ее нет среди носящихся по двору второкурсников. Весь год она старалась поместить свою работу на первую страницу «Дейли принстониан», но система старшинства действовала против нее. Сейчас роли поменялись. В общежитиях Холдер-Холла живут только студенты первого и второго курсов, а из ее окна открывается вид на весь двор.
— Где Чарли? — спрашивает Кэти.
Джил, глядя в окно, пожимает плечами:
— Где-то там, обжимается с Уиллом Клеем.
Все еще улыбаясь, Кэти поворачивается ко мне:
— И как долго ты все это замышлял?
Я не знаю, что сказать.
— О, несколько дней, — сочиняет с ходу Джил. Я должен как-то объяснить, что она здесь ни при чем, что представление не имеет к ней никакого отношения, но ничего толкового в голову не приходит. — Может быть, неделю.
— Интересно, — говорит Кэти. — Метеорологи заговорили о снеге только сегодня утром.
— Ну, тогда… с утра, — поправляется Джил.
Она продолжает смотреть на меня.
— Попробую угадать. Тебе нужно во что-то одеться.
— Нам. Нам троим.
Кэти подходит к шкафу.
— Там, должно быть, совсем не жарко. Похоже, ребята, у вас и с головами от холода не все в порядке.
Пол смотрит на нее так, как будто не может понять, что она имеет в виду.
— Здесь есть телефон? — спрашивает он наконец.
Кэти показывает на беспроводной аппарат на столе. Я подхожу и снова прижимаюсь к ней. Она пытается оттолкнуть меня, я настойчив, и все заканчивается тем, что мы падаем в шкаф, срывая с вешалок одежду. Шпильки туфелек впиваются в самые уязвимые места. Я торопливо вскакиваю, ожидая язвительных комментариев Джила и Пола, но им, к счастью, не до меня. Пол в углу, бормочет что-то в телефон. Джил смотрит в окно. Сначала я думаю, что он выискивает Чарли, однако потом замечаю, что его взгляд прикован к приближающемуся к общежитию проктору.
— Послушай, Кэти, — говорит Джил, — нам не надо по размеру. Сойдет все, что угодно.
— Успокойся. — Она достает из шкафа три пары спортивных брюк, две футболки и голубую рубашку, которую я ищу целый месяц. — Если поискать, то можно, конечно, найти и получше…
Мы торопливо одеваемся. Внизу хлопает дверь, и до нас доносится попискивание рации.
Пол откладывает телефон.
— Мне нужно попасть в библиотеку.
— Ребята, выходите через задний ход, — быстро говорит Кэти. — Я его задержу.
Джил благодарит ее за одежду, а я беру за руку.
— Мы еще увидимся сегодня? — спрашивает она с улыбкой, и ее глаза делают со мной что-то невообразимое.
Джил стонет и тянет меня за собой в коридор. Мы выскакиваем из общежития, а сзади слышен голос Кэти:
— Офицер! Пожалуйста! Мне нужна ваша помощь!
В окне комнаты возникает силуэт проктора. Джил усмехается. Мы мчимся навстречу пронизывающему ветру, и вскоре Холдер-Холл исчезает за снежной завесой. Кампус почти опустел. Последние остатки принесенного из туннелей тепла рассеиваются, смываемые скатывающимися по щекам крупинками снега. Мы переходим на шаг. Пол идет немного впереди, решительно, как человек, у которого есть цель. За эти последние минуты он не произнес ни слова.
ГЛАВА 4
С Полом мы познакомились благодаря книге. Наверное, мы встречались и раньше — например, в библиотеке Файрстоуна, на семинаре или на лекциях по литературе, которые оба посещали на первом курсе, — так что, может быть, книга здесь и ни при чем. Но если учесть, что речь идет не просто о книге, а о книге, которой пятьсот лет, и что именно ее изучал перед смертью отец, это обстоятельство приобретает совсем другое значение.
«Гипнеротомахия Полифила», что в переводе с латыни означает «Борьба Полифила за любовь во сне», была опубликована приблизительно в 1499 году неким венецианцем по имени Альд Мануций.[9] «Гипнеротомахия» представляет собой энциклопедию, замаскированную под любовный роман, научное исследование, охватывающее все темы, от архитектуры до философии. Что касается ее стиля, то он и черепахе показался бы неторопливым. Это самая длинная в мире книга о спящем, на фоне которой Марсель Пруст, написавший самую длинную в мире книгу о человеке, съедающем кусок пирога, кажется Эрнестом Хемингуэем. Осмелюсь предположить, что таковой ее считали и читатели эпохи Возрождения. Уже в свое время «Гипнеротомахия» была динозавром. Хотя Альд и был величайшим печатником тех дней, «Гипнеротомахия» — это клубок сюжетов и характеров, не связанных ничем, кроме главного действующего лица, протагониста, аллегорического обывателя по имени Полифил. Суть проста: Полифилу снится странный сон, в котором он ищет любимую женщину. Но способ изложения настолько усложнен, что даже большинство исследователей Ренессанса — а эти люди читают Плотина[10] на автобусной остановке — считают «Гипнеротомахию» мучительно, невыносимо трудной.
Большинство. Но не мой отец. В исторических исследованиях Ренессанса он шел, так сказать, под бой собственного барабана, и когда большинство его коллег отвернулись от «Гипнеротомахии», он-то и взял ее на мушку. Обратил его к этому делу некий профессор, доктор Макби, преподававший в Принстоне историю Европы.