Без завтрака — я решил сегодня поститься — вышел в город и опять отправился к лавкам букинистов. Теперь я уже знал, что искать: во всех магазинчиках спрашивал, есть ли у них «Книга духов». Большинство даже не понимало, о чем я говорю; кое-кто уверял, что таких книг давно уже не существует в природе. Наконец в одной из лавок мне улыбнулась удача — хозяин сказал, что видел «Книгу духов» у какого-то небогатого коллекционера, который, возможно, согласится ее продать. Цену, правда, заломил несусветную, но я согласился, и мы договорились, что за книгой зайду завтра с утра.
От лавчонок букинистов я вышел к фонтану Треви. Было уже около одиннадцати часов утра, и у фонтана стояла большая группа туристов. Они бросали туда мелочь, надеясь когда-нибудь вернуться в Вечный город. В фонтане бултыхалось несколько бесштанных мальчишек, выуживая монетки. Стоявший под деревом карабинер лениво покрикивал на них, но было видно, что ему не хочется покидать удобное место.
Вид туристов, бросающих деньги в фонтан, навел меня на мысль о том, что сегодня мне предстоит вернуться в залы Меркавы. Я заторопился домой. Кратчайший путь пролегал мимо Ватикана, и, когда я проходил мимо, мне вспомнилось, что Польский Святой пытался здесь разыскать книгу Адама. Рав Амнуэль ему отказал в помощи — ортодоксальный еврей не хотел посещать Ватикан, но, может быть, кто-то согласился?
Дома в ожидании Хаима я все подготовил к «погружению». Сирень, немного увядшую, заменил свежей, налил в посуду прохладной воды. Сгоревшие ароматические свечи заменил новыми. На журнальном столике…
Тут я подумал, что, должно быть, Польский Святой перед последним спуском в Меркаву совершал те же приготовления.
…Значит, на журнальный столик кладу молитвенник и «семь печатей мудрости». Вроде все готово.
А есть все-таки хотелось. Чтобы заглушить голод, я зажег ароматические свечи (комната наполнилась их запахом) и стал напевать про себя «Ха-адерет ве ха-эмуна…». У меня закружилась голова.
«Не погрузиться бы раньше времени», — подумал я.
На всякий случай надел белый халат и ермолку, достал из аптечки пузырек с нашатырным спиртом — он здорово в прошлый раз меня выручил…
Наконец-то пришел Хаим.
— Сегодня мы сделаем все по-другому, — сказал он. — Во-первых, я останусь с тобой.
— А разве так можно? — удивился я.
— Во времена Мишны — около двух тысяч лет назад — рядом со спускавшимися в Меркаву находились его ученики, которые записывали все, что он говорил. Благодаря этому мы имеем достаточно подробное описание залов Меркавы. Кстати, что ты там видел?
— Огонь. Море огня, а в него с небес падают семь водо… огнепадов.
По реакции Хаима я понял, что он страшно заинтересован.
— Семь огнепадов — наверное, зрительное выражение семи сфирот, путей распространения Божественного света, — пояснил он.
— А еще там был гигантский сапфировый обелиск.
— Это то, что называется «сапфировым кирпичом».
— Я знаю. Отколоть бы от него кусочек, хотя бы такой, — я показал руками кусочек размером с хороший арбуз, — мы оба зажили бы безбедно.
Хаим засмеялся:
— Как жаль, что в материальном мире его не существует. А как выглядят ангелы?
— Такие… — я сделал руками неопределенное движение, — строгие. Все из огня.
— Ну, правильно, как написано в «Сефер Иецира» — «Книге творения» нашего праотца Авраама: «Творит ангелов служения огонь пылающий». Ты не боишься погружаться еще раз?
— Нет, — ответил я решительно. — А печати ты принес?
— К сожалению, не все. Только до третьего зала. Может, подождать, пока я добуду остальные?
Я задумался.
— Не стоит. У меня есть одна идея, которую я хочу проверить.
— Ладно. Беспокоиться нечего — я все время буду рядом. Прошлый раз ты, говоришь, читал молитву «Краса и вера»?
Я кивнул головой.
— В этот раз мы применим более сильнодействующее средство, — и Хаим достал бумажку, исписанную от руки.
На ней были имена ангелов. Начинался список странным именем Тотросиай и кончался Адирироном. Двенадцать имен по три в ряд — а в качестве пятой строчки было написано:
«ГОСПОДЬ БОГ ИЗРАИЛЕВ».
— Это нужно прочесть сто двенадцать раз, — сказал мне Хаим.
— Сколько-сколько?
— Сто двенадцать. Сложи числовое значение имени «Адонай» — шестьдесят пять, «йуд-хей-вав-хей» — двадцать шесть, и «алеф-хей-йуд-хей» — двадцать один, и получишь искомое число. А эта молитва представляет собой обращение к Князю Божественного Лика.
— К Метатрону?
— К нему. Только здесь он выступает под именем Сорайя.
— Ничего не понимаю.
— А чего здесь не понимать? Твое имя Яков, но тебя же можно назвать и Рафаэль, и ты же — синьор комиссap. Так же и Ханох, сын Йереда, носит титул Князя Божественного Лика и имя Метатрон. Но у него есть еще имена.
— Понятно. Можешь не продолжать. Между прочим, я сегодня постился.
— Правильно сделал. Возьми печати.
— Что значит «возьми»?
— Посмотри на них хорошенько и запомни.
Пауза. Я смотрю на печати, понимая, что, если я окажусь без них в залах Меркавы, мне придется туго. Но что я буду делать, когда печати закончатся? Ладно, прорвемся.
Я сел в кресло.
— Начинай, — сказал Хаим.
— А если я собьюсь со счета?
— Считать буду я, а ты читай молитву. И помни, к кому обращаешься.
Конечно, я помню. Мне еще с ешивы был симпатичен этот праведник — Ханох, сын Йереда, взятый живым на небо, где он занял пост Князя Божественного Лика. Метатрон исправляет ошибки, которые допускают в молитвах. А после Симхат-Тора собирает туфли, порванные евреями во время танцев, и представляет их Господу: так любимы народу Твоему праздники Твои.
Я начал читать имена ангелов — сначала медленно, потому что почти все они были мне незнакомы, потом быстрее и быстрее.
Голова у меня закружилась…
Очнулся я в той же комнатке Зала Сапфирового кирпича и, не теряя времени, вышел наружу. Величественное зрелище меня уже не поразило так, как в первый раз, и я спокойно стал ждать ангелов. Они не замедлили появиться, и суровый стражник (из записей, принесенных мне Хаимом Малахом, я уяснил, что это и был Тотросиай) снова потребовал у меня, чтобы я предъявил печати.
Но на этот раз я был во всеоружии. В руках у меня оказались две печати (в этом мире они имели вид переплетенной огненной проволоки). Одна из них, как я знал, принадлежала Тотросиаю, но ее надо было предъявить ангелу, стоявшему справа от входа! Его звали Дхабиэль, и я протянул ему печать правой рукой, левой же рукой протянул стоявшему слева Тофиэлю печать Сорайи. При этом тихонечко я называл ангелов по именам.
Огненные тела ангелов поглотили печати. С трепетом я ждал, что произойдет дальше. Сказать, что я не боялся? Неправда, я боялся.
Тотросиай взял меня за руку, и мы полетели куда-то наискосок и вверх. Скорость была умопомрачительной. Сколько мы летели — несколько секунд или вечность?
Наконец-то, собравшись с духом, я поинтересовался у своего провожатого:
— Куда мы летим?
— В Зал Силы небес, — ответил мне ангел гулким голосом.
«А надо ли мне туда?» — подумал я. И спросил ангела:
— Здесь был Иегуда-Юдл Розенберг?
Разговор шел на святом языке — древнееврейском, итальянский в высших мирах не очень-то в ходу. Тотросиай, по еврейской привычке, ответил вопросом на вопрос:
— А почему ты спрашиваешь?
— Он умер.
— Все умирают, — сказал ангел.
— Он умер в результате погружения в Меркаву.
— Я только провожал его до второго зала.
— А ты со мной будешь и там?
— Нет. Почти все ангелы обитают каждый в своем зале.
Я обратил внимание на слово «почти». Значит, есть кто-то, кто может курсировать из зала в зал. Хорошо бы узнать, как зовут этого ангела, и заручиться его поддержкой. А может, это даже не ангел, а сараф или офан? Они, как я читал, существа не шибко умственные, и вряд ли удастся с ними договориться.
Бесконечный полет закончился. Я боялся посмотреть вниз, в бушующее море огня. Перед нами возник арочный вход, за которым было темно. Справа и слева от него возникли огненные стражи, которые потребовали от меня печати.
Вновь в руках моих появились огненные знаки. Правую печать, Адирировна, я протянул стоящему справа, а левую, Охзейи (еще один псевдоним Князя Божественного Лика), — отдал налево.
Что-то в их реакции подсказало мне — эти ворота тоже будут пройдены успешно, меня допустят во второй зал.
Темнота неожиданно ударила по глазам.
«Я во втором зале, — подумалось мне, — Зале Силы небес, но что-то здесь подозрительно темно. И тихо».
Постепенно до моих ушей донесся плач — тихий-тихий, но такой, будто одновременно плачут миллионы людей. И стенания.
Плач звучал откуда-то из-под моих ног. Я осмотрелся и обнаружил, что вишу в воздухе (по спине побежали мурашки), а где-то бесконечно глубоко внизу…
Ну да, здесь должен находиться ад. Семь этажей сейчас подо мной — от геенома до шеола, и в каждом — огонь неугасимый, и огонь каждого нижнего этажа жжет в шестьдесят раз сильнее верхнего. Это я помню из Талмуда. Помнится, наш ребе в ешиве говорил в шутку: «Тому еще повезло, кто попал в гееном». А где-то там и Ад Первобытной Грязи, и Врата Смерти, и Врата Безмолвия…
В ужасающей бездне текли огненные реки, и «малхей хабала» — ангелы-мучители — погружали туда души грешников. Впрочем, ясно я видел только гееном, остальные этажи изредка появлялись сквозь просветы в огненных реках.
Ангелы появились передо мной внезапно, они сияли в темноте, словно факелы.
— Печати, — протянул огненную руку страж зала.
От мысли, что мне предстоит навсегда остаться в этом зале, стало жутко. Не загремлю ли я прямиком в ад?
— Хаим! Хаим Малах! — заорал я изо всех сил.
3. Зал Сияния
Острые иглы впились мне в мозг через ноздри. Огненные фигуры ангелов поплыли перед глазами…
…и я очнулся у себя в кресле. Возле меня стоял Хаим Малах с пузырьком нашатырного спирта.
— Ты слышал, как я говорил с ангелом? — спросил я.
— Нет. Ты молчал, а потом вдруг заворочался и стал звать меня. Я понял, что тебе лучше вернуться. Наверное, из того мира слышно только то, что предназначается для этого мира.
— А сколько я там был?
— Минут пять, не больше.
— О-ох, — я застонал, — а мне показалось, что вечность.
— Значит, без печатей там делать нечего? А где ты был на этот раз?
— Во-первых, — я встал с кресла и прошелся по комнате, разминая затекшие мышцы, — ты совершенно прав, мой Вергилий, без печатей там делать нечего. Хотя ангел Тотросиай намекнул мне, что существует некто, свободно шастающий между небесами. Хорошо бы нам с ним познакомиться. А во-вторых — был я сейчас в аду.
Хаим ахнул:
— Я слышал, что на втором небе помещается ад. Ну и как там?
Я передернул плечами:
— Малоприятное место. Неужели после смерти я туда попаду?
— Обязательно. И я тоже.
— Тогда обмоем это дело, — я принялся доставать из буфета свертки с едой.
Малах решительно отказался:
— Я некошерного не ем.
— Еду и вино я купил в гетто.
Ели мы прямо из свертков, так как кошерной посуды у меня не было. Я буквально умирал от голода. Хаим пил вино из стакана для кидуша, принадлежавшего еще моему отцу.
— Слушай, — сказал я ему, — оставайся у меня. Переночуешь на диване, а завтра опять пойдем с утра по лавкам букинистов. В одном месте мне обещали «Книгу духов».
Хаим аж привстал со стула:
— За всю свою жизнь — а я тебе в отцы гожусь — мне в руки никогда не попадала настоящая «Книга духов»! Впрочем, у неевреев принято говорить, что новичкам обычно везет. Но найдем ли мы там то, что нам нужно?
Я пожал плечами:
— Увидим завтра.
Закончив есть, мы прочли послетрапезную молитву и стали собираться ко сну.
— Чем я могу полить на руки? — спросил Хаим.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Когда мы спим, душа отделяется от тела, и над ним властвует злой дух. Недаром говорят, что сон — это одна шестидесятая часть смерти. Когда же мы просыпаемся, то душа в тело возвращается, однако злой дух остается в кончиках пальцев, и по пробуждении его необходимо смыть.
— Спасибо, — ответил я язвительно. — Вообще-то мне это известно еще с детства. Так бы и сказал, что тебе нужно утреннее омовение рук.
Я принес Хаиму стакан и какую-то плошку, то же самое приготовил и для себя.
Утром Хаим разбудил меня рано и потащил в синагогу. Там мы помолились с общиной (в этот день читали Тору, и Хаим попросил, чтобы меня вызвали), а затем отправились на поиски печатей.
— Ты позавтракаешь? — спросил я его по дороге. — Я-то буду поститься до вечера, точнее — до погружения.
— Поем, — усмехнулся Хаим, — но тогда, когда это не будет дразнить твой аппетит. Кстати, неизвестно, придется ли тебе сегодня спускаться в Меркаву.
— Тогда давай так: если мы с утра не купим «Книгу духов», я позавтракаю.
Нам везло — хозяин лавочки, обещавший мне «Книгу духов», сдержал слово.
Хаим только присвистнул, когда увидел, какую сумму я вытащил из кармана в обмен на рукопись. Мы раскрыли пергаментные страницы…
Ужасные, приводящие в трепет рисунки повергли в изумление даже видавшего виды Хаима. Но только не меня — я все это видел живьем.
Однако нас ожидал неприятный сюрприз — рукопись была написана на латыни!
— Ты знаешь латынь, Хаим? — спросил я.
— Довольно слабо, — признался он.
— А я не знаю совсем. Что делать? Не идти же на поклон к какому-нибудь католическому священнику — это было бы глупо.
Хаим задумался, кусая губы:
— Рав Амнуэль знает латынь. Но мне не хотелось бы к нему обращаться.
— Ладно, попробуем пока разобраться без его помощи. Пошли к тебе.
И мы пошли в лавчонку Хаима, где Малах, испросив моего разрешения, отправился на кухню перекусить (он жил в двухэтажной надстройке над своим магазинчиком), а я остался среди книг. Просмотрел немного «Книгу духов» — мне показалось, что нужную нам информацию вполне можно понять и без перевода.
Хаим довольно быстро вышел ко мне, дочитывая на ходу послетрапезную молитву.
— Ну что, понял хоть что-нибудь?
— В принципе разобраться можно. Я нашел еще пару печатей из тех, что нам нужны. Но что это за тексты следуют за именами ангелов?
Хаим присмотрелся, перевернул несколько пергаментных страниц:
— Это заклинания, призванные «леашбиа» — связать ангелов клятвой.
— Они нам понадобятся?
— Судя по твоим рассказам, нет. Хотя кто знает… Я думаю, мы разберемся без рава Амнуэля.
— Ему наверняка не понравилось бы то, что мы делаем, — догадался я.
— Именно, Яков, именно.
Мы простились с Хаимом до вечера, и я возвратился домой. Там меня ждал карабинер из нашего участка (признаться, я посмотрел на него с недоумением, как на существо из другого мира).
— Синьор начальник участка спрашивает, когда вы выйдете на работу.
— А что, случилось что-нибудь серьезное? — поинтересовался я.
— Вообще-то да. Джулиано Скорцезе… Вы знаете этого хулигана?
Я кивнул.
— …опять избил свою жену. Третий раз за этот год. Синьор начальник хочет, чтобы вы оформили это дело и передали его в суд.
— Пару дней это подождет?
— Скорцезе заперт в участке, но его жена уже просит, чтобы хулигана выпустили.
Карабинер явно наслаждался новым английским словом «хулиган», весьма подходящим нашим итальянским скандалистам.
— И ничего более серьезного?
Посланец моего шефа пожал плечами:
— Разве что крупная кража — в одном дворе сняли все белье. Но синьор начальник считает это дело почти безнадежным, им я занялся сам.
М-да, после того, как меня перевели с повышением в этот участок, я завяз в нем, как в болоте. Крупных дел, а значит, и карьеры, здесь не предвиделось. Все одно и то же — темпераментные итальянцы бьют своих жен (те тоже не остаются в долгу), воруют белье с веревок…
Совсем другое дело — изловить ангела за крылышки. Если до этого он не изловит меня.
— Мне осталась пара дней, чтобы закончить крупное дело. А Джулиано пускай посидит немного, ему это пойдет на пользу. Все равно потом придется его выпустить, не полиции же кормить его семью, когда этого балбеса упекут за решетку.