— Это такой… — Шиллер нетерпеливо щелкнул пальцами, — помощник директора господина Тузика?
— Ну да!
— О, о нем господин Колбин также говорил — и рыба и мясо?
— Ни рыба ни мясо! — поправил компаньона Лазкин и, пряча досаду, сказал примирительно: — Ладно, давайте сначала я позвоню Лисовскому, узнаю, как там и что…
— Лисовский — говно, и ты, Борька, тоже говно! — встряла неожиданно Лариса Колбина. — В нашей шайке только и осталось настоящих мужиков — Хельмут да черножопые Месхиевы!..
4
Александр Лисовский возвращался в офис после беседы с полковником Сергеевым. Приглашение в милицию его не удивило: идет следствие, заходят в тупик оперативно-розыскные мероприятия. Лис вполне допускал, что убийцы так и не будут найдены, собственно, этого ему и хотелось. Ведь если их найдут, они могут рассказать, за что совершили свое гнусное злодейство. А тогда уже вторым эшелоном и грубоватый хитрец Сергеев, и пугающе культурный Турецкий возьмутся за него, за Лисовского, еще за Николаева… Вот если бы у Генерала была толковая армия, а не дубиноголовые «быки», которые тут же рассосались по новым хозяевам, не успел труп Колбина остыть, если бы несколько толковых парней, чтоб смогли нахалов вычислить, а «быки» потом в асфальт закатали бы. Но…
А вот предложение, которое Сергеев передал Александру Андреевичу от Турецкого из Москвы, его удивило. Лисовскому предлагалось под видом Геннадия Боброва, он же Секач, вывести в свет столичного воровского бомонда сотрудника уголовного розыска. Лисовский обещал подумать, и вот теперь шел и думал. Получалось, правда, плохо, очень хотелось себя пожалеть, слишком много навалилось на него неприятностей, а дело тем временем стоит. С одной стороны, ввести в воровской кагал этакого троянского коня — значит подписать себе в случае чего смертный приговор. Этот грех пострашнее сдачи в уголовку приблатненного мочилы. Сергеев, конечно, клялся, пальцы гнул, что все будет чисто, работник опытный, под постоянным контролем спецподразделений. Но что ворам, что ментам верить — тухлое дело.
…Так и не приняв окончательного решения, Лисовский вошел в офис. Внутри непривычные тишина и пустота, ни Василия-Дурака, ни секретарши. Вольницу почуяли, скоты! Думают, Лисовский — тряпка, ноги можно вытирать! С твердым намерением пометить в ежедневнике о лишении премий некоторых разболтавшихся сотрудников он вошел в свой кабинет и остановился на пороге как вкопанный.
В его кресле сидел, вперив в него гипнотизирующий жесткий взгляд голубых глаз, крепкий молодой мужчина лет тридцати. Еще один, тоже крепыш, только кареглазый и темноволосый, сидел за приставленным столиком, развернувшись к Лисовскому.
Неужто служба безопасности?! — холодея от ужаса, подумал Лисовский. В это мгновение прятавшийся за дверью третий незваный гость столь неожиданно и резко подтолкнул Александра Андреевича в спину, что тот чуть не упал, мелкими шажками выбегая на середину комнаты.
— Ну здравствуйте, господин Лисовский.
Александр Андреевич бросил робкий быстрый взгляд на произнесшего эти слова голубоглазого, ответил:
— Здравствуйте. Чем обязан?
— Плутонием, — хмыкнул голубоглазый.
— Э-э, не совсем понимаю…
— Знаешь, как подыхали Тузик с Колбиным? Если будешь прикидываться шлангом, умрешь еще страшнее!
— Конкурирующая фирма?
— Можно и так сказать.
— Можно присесть?
— Давай-давай! А то упадешь еще. Понимаешь, Лисовский, сначала мы хотели, как честные партнеры, перекупить у вас контракт по плутонию и по новым технологиям его изготовления. Вышла небольшая заминка с деньгами, а потом Генерал заартачился. Когда мы из него дух выпустили, решили: а зачем вообще платить, заберем так. Вот и пришли.
— Значит, это вы их так?..
— Нет, Лисовский, не прикидывай, как нас сдать. Работали наши люди, но не мы, алиби у нас железное.
— Понятно, конечно, против лома не попрешь, — вздохнул Лисовский. — Только вы резней своей все дело-то испортили.
— Почему?
— А в окно гляньте. Видите, кругом спецназ шастает, специально сюда на учения пригнали, чтоб даже блоха ничего за ворота не вынесла. Придется ждать, пока шум уляжется…
— Да?
Лис молча развел руками: мол, сами должны понимать.
Кареглазый слегка подался вперед, к Александру Андреевичу, и резко залепил ему пощечину широкой и шершавой ладонью, так что Лис полетел вместе со стулом на пол.
Дюжий парень, что все время держался сзади, поставил на место стул, приподнял за шиворот Лисовского, усадил на стул.
— Александр Андреевич, неужели ты не понял, что мы тебе не снимся, что спорить с нами очень больно. Твой раздолбай, которого Васей зовут, немножко в курсе ваших дел, тоже сначала хорохорился и демонстрировал карате. А потом только плакал, писал и исповедовался как перед Богом. Так что знаем мы теперь и про рыжий лес, и про железный ящик, и про то, что ты, в общем, не дурак…
Лисовский кивнул:
— Я понял. Василия хоть пощадили?
— Зачем? Обязанности свои он не выполнил, пользы никакой, удавили, чтоб не мучился от стыда…
Александр Андреевич Лисовский ощутил, как липкий страх сжимает его сердце холодными пальцами, и невольно повторил, пришлепывая мелко-мелко дрожащими губами:
— Я п-понял…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
…смерть, которая скалит зубы
и крадется, как вор, — и, однако,
входит, как повелитель.
Фридрих Ницше
Глава первая
МАЙЕР, ОН ЖЕ СЕКАЧ
1
Капитан Марк Майер на некоторое время, конкретные сроки этого периода не были определены, превратился в бывшего наемника нескольких кавказских войн Геннадия Боброва по кличке Секач. Готовили его к необычной роли недолго, не было времени, но Марк полагал, что влиться в коллектив большого ворья, в один из столичных кодланов, ему поможет полувисельный одесский юморок и приобретенные там же жиганские повадки, которые, надев форму, он пытался честно забыть. Но напрасно: у него так ничего и не получалось.
Теперь походка у Марка — Геннадия стала немножко расхлябанной, но не по-блатному: так ходят люди, часто бывавшие под обстрелом. Хорошо что не обязательными оказались заучивание воровской фени и обновление гардероба. Настоящий Бобров, спрятанный в следственном изоляторе службы безопасности, не был ни блатным, ни крутым. Всего лишь не очень везучий капитан вооруженных сил, не имеющий ничего и поверивший, что деньги могут сделать счастливым любого и что они, самое главное, не пахнут. При некоторых оговорках и Майер, перевоплотившийся в Боброва, полагал, что власть денег сильнее любой другой власти, может даже и диктатуры. Задай ему сейчас кто-либо вопрос: так ради чего ты в уголовке пластаешься? — Марк ответил бы, пожав плечами: кто на что учился.
Сегодня ему предстояло первое серьезное испытание — смотрины у Робинзона, такую кличку носил один из столичных авторитетов, контролирующий Медведково. Братья Месхиевы, Алик и Гриша, получеченцы московского разлива, входили в группировку Робинзона на правах положенцев — кандидатов в воры в законе. Оба начали свою трудовую криминальную деятельность четыре года назад, и руки правосудия добрались до них только один раз. Своих земляков из воюющей республики они избегали, так как считали, что из-за войны и угроз Дудаева контора прочно сидит на шее у всех московских кавказцев, хотя им все политические разборки только в падлу.
Алик и Гриша не ставили в известность своего патрона о том, что проворачивают дельце с челябинским Генералом. В таких сделках, как говорят алкоголики, лишний рот хуже ножа.
Марку пришлось помотаться. Лисовский сообщил, что в столицу вместе с ним собирается ехать челябинский вор в законе Цепень, чтобы доложить о случившемся в Копеевске убийстве. И если сначала планировалось, что Майер присоединится к Лисовскому в аэропорту, то теперь пришлось срочно спецрейсом лететь в Челябинск. Затем оказалось, что Цепень раздумал ехать вместе с Лисовским в целях безопасности. И вообще, вел себя нехорошо, вызывающе, прозрачно намекая на причастность Лисовского к убийству. Так что пришлось Майеру за сутки смотаться туда-обратно по маршруту Москва — Челябинск.
Алик и Гриша встречали в аэропорту, сразу же предупредили, что, возможно, сходняк будет на них давить, потому что Робинзон и другие воры подозревают, что мимо носа проплывает куш, который вполне мог бы достаться заслуженным людям. И вообще, они не в духе — два дня назад неизвестные ребята расстреляли из автоматов в сауне хорошего друга и пристойного вора по кличке Налим. Его похороны с поминками и будут поводом собраться и поговорить.
Сразу по прибытии Марк ни разу не пытался связаться с Турецким или Олегом Величко, только они знали, кто он и зачем весь маскарад. Все остальные, кому по долгу службы и по приказу начальства предстояло незаметно отслеживать передвижения гостей из Челябинска, знали, что и молодой и зрелый — представители криминальных кругов Урала, брать, а тем более стрелять категорически запрещено. Однако, зная, что даже образцовую инструкцию выполнять будут люди с присущими им как достоинствами, так и недостатками, Марк беспокоился за свою шкуру и никак не мог отделаться от ощущения, что находится между двух огней.
Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Лисовский и Майер поселились в доме на Полярной, где квартировали слушатели и преподаватели военной академии. Алик Месхиев некогда обучался в этой кузнице генералов, но после изгнания из ее величественных стен, прежних связей не утратил, даже наоборот — активно вербовал из слушателей боеспособный, хорошо обученный отряд. Лисовский и Марк расположились в двухкомнатной квартирке, которую делили два слушателя, холостой и женатый. Устраивавший ночлег Алик коротко проинструктировал их, чтоб особо не боялись воров, потом, выпроводив Марка попить пивка, о чем-то переговаривались наедине.
Лисовский был крайне озабочен и напуган. Все, что свалилось на него в последние две недели, никому не прибавило бы оптимизма. Убийство хозяев, появление Секача, визит убийц, а теперь вот сходняк, на котором, предупредил Алик, будет много недоброжелателей. Да еще этот мент на хвосте! Полковник Сергеев, навязывая ему в провожатые этого нахального парня, говорил, что подлинный Секач в глухой несознанке, отказывается отвечать на все вопросы, а тут такая возможность проникнуть в общество преступной верхушки… Александр Андреевич не привык верить людям, которые и чистую правду не скажут без выгоды для себя. Он вполне допускал, что парень, назвавшийся Бобровым, знает об операции с плутонием. Все пятнадцать минут, что разговаривал с Аликом Месхиевым, Лисовский спрашивал себя, стоит ли признаваться Алику, что за довесок он привез с собой кроме груза. Но в конце концов интуиция подсказала — молчи! Если этот Секач будет слишком любопытным и настырным, можно найти способы убрать его и без того, чтоб напоследок плюнуть в харю и сказать: «Мент поганый!» Поэтому, когда Алик спросил про попутчика: «Что за человек?» — «Темная лошадка, но опасный», — ответил, пожав плечами, Лисовский.
Вечером их обоих ждал в своей резиденции Робинзон.
2
Поехали на встречу порознь, так пожелала приглашающая сторона. Марк решил особо не торопиться, пришел на три минуты позже назначенного времени. Возле хорошо укрепленных дверей в квартиру стояли пара «быков» Робинзона с бритыми затылками, широченными плечами. В фирменных спортивных костюмах слишком веселеньких расцветок они были бы похожи на клоунов, если бы не эти плечищи и суровые физиономии.
С ленцой, но без лишних разговоров они проверили документы, что были у Марка, обыскали. Не найдя оружия, впустили.
В гостиной, уставленной вперемешку дорогой мебелью, аппаратурой и какими-то коробками, сидели за столом с выпивкой и закуской четверо. Двое, если так можно выразиться, свои: Лисовский и Месхиев. Двое других — слегка располневшие, но крепкие еще мужички с темными от северного загара лицами и синими от татуировок руками.
Слегка суетливо поднялся со стула не пьянеющий от волнения Лисовский, обращаясь к тому, что на диване, сказал:
— Вот, Михал Михалыч, тот самый Бобров.
— Здравствуйте вам! — вежливо и в то же время без приниженности поприветствовал Майер присутствующих, искоса поглядывая на Робинзона.
Тот был похож на запустившего занятия борца. Маленькие глазки на добродушном и даже простоватом лице сверлили вошедшего, словно пытались проникнуть в самое нутро. Расстегнутая сверху рубаха обнажила волосатую грудь. На ней, как на шерстяной подушке, покоился массивный золотой крест, закрепленный на свисающей с шеи крупнозвенной, также золотой цепи.
— Ну здравствуй-здравствуй, как тебя там?..
— Бобров, — коротко ответил Марк.
— А что ты такой важный, Бобров?
— Не важный, а серьезный.
— Ну?! А если выпьешь, расслабишься?
— Нальете — выпью.
— А что? — повернулся Робинзон к своему «синему» товарищу. — Вроде не болтун.
— Лучше всего это под утюжком проверяется! — угрюмо заметил тот.
— Ну, Цепень, что ты с порога нервируешь человека! Вон даже Лис ножки поджал, будто по малой нужде просится!
Лисовский вымученно улыбнулся.
— Так агрегат этот еще надо на меня поставить, — дерзко сказал Марк.
— Ты хочешь сказать, что вора можешь ударить? — аж наклонился над столом, чтобы быть поближе, Робинзон.
— Ни Боже ж мой! — воскликнул Марк. — Только я думаю, сам вор не будет меня утюжить, на то у него «быки» есть.
— Правильно! — кивнул, заинтересованно глядя, Робинзон.
— Ну а эту братию бить можно, нужно и полезно — злее будут!
— Оригинал! — одобрительно сказал Робинзон. — Держи краба!
И протянул через стол ладонь для рукопожатия.
Марк подумал было, что для приобщения к этакой чести для избранных ему придется сделать два шага и слегка наклониться, из-за чего кто-нибудь из присутствующих может подумать, будто Секач проявляет подобострастие. Но решил так: для начала неплохо себя показал. Поэтому подошел, вложил свою некрупную ладонь в раскоряченную синюю лапу вора.
Робинзон стиснул пальцы, потом, ослабив пожатие, посмотрел на чистую светло-коричневую ладонь Марка, бросил, ни к кому не обращаясь:
— Ручонка-то не пролетарская, да и порохом вроде не пахнет.
— Так я не с тачкой работаю, и не каждый день.
— А с чем?
— С разным тонким инструментом.
— Садись, — предложил Робинзон. — Стакан накатишь?
— Нет, мне чуть-чуть. При моей работе рука не должна ходуном ходить.
— Ну-ну, ювелир! — хмыкнул Робинзон и плеснул из бутылки на дно стакана. — На любой хрусталь бабок хватает, а как привык, так и не разлюблю граненую посуду и кильку в томате! Давай за знакомство. Имя у тебя есть?
— Геннадий.
— А я Михал Михалыч Робинзон.
— Очень приятно!
— Не шутишь?
— Нет, — серьезно ответил Марк. — Уважаю людей, которые головой бабки заколачивают.
Не привыкший к завуалированной лести, Робинзон посмотрел испытующе, потом молча поднял стакан, приглашая к выпивке.
Все послушно подняли свои, осушили.
Цепень и Лисовский жадно стали закусывать, тыкая вилками в тарелки и блюда с изысканной снедью — банка кильки, грубо вскрытая ножом, стояла перед хозяином. Алик Месхиев грыз, мелко откусывая, веточку петрушки, посматривал на Марка.
— Как же это вы, голуби, Генерала не уберегли? — спросил Робинзон, заглотив подцепленную на вилку мелкую, испятнанную красным соусом рыбешку.
Лисовский шумно сглотнул слюну, осторожно, чтобы не звякнула, положил вилку на стол.
— Так ведь, Михал Михалыч, когда Генерал с директором дела обсуждали, даже мне доступа не было!..
— Ишь ты — «даже мне»! А кто ты такой? Фраер с гондонной фабрики! Почему не выяснили, кто тем бешеным мочилам дачу директора сдал? Кто знал, что тем вечером они там будут только вдвоем?!
Лисовский виновато, испуганно молчал.
Месхиев смотрел на него с любопытством.
А Марк спокойно закусывал. Его не испугал взрыв Робинзонова гнева, дознаватели из уголовного розыска умели разыгрывать подобные спектакли не хуже.