Но, на их несчастье, горючее поставлялось под гарантии корпорации не абстрактным государством, а вполне конкретными частными хозяевами нефтяных компаний, которым на государственные интересы было глубоко наплевать, а вот считать деньги они умели хорошо, и горючее в новом сезоне поставлять должникам отказывались.
А за живые деньги то же самое горючее можно было купить быстрее и дешевле. Если предприятие не имело долгов в виде обязательной поставки зерна, то оно могло попридержать его до сезонного поднятия цен, и легко вернуть долг корпорации, даже и с процентами, да и самим без штанов не остаться. Поэтому деньги хотели получить все. А этим важнейшим вопросом заведовал Илья Степанович, за спиной которого спокойно делал свое темное дело Павел Александрович.
Работу он поставил правильно. Деньги, за определенную мзду получали относительно устойчивые хозяйства, со многими директорами которых Илья Степанович был знаком лично. Взятки он просил, не стесняясь: высоко поднимал палец вверх — не для себя беру, уважаемый, сам пойми — а без моего хорошего отношения да давнего знакомства и вообще бы ты ничего не получил. Никто не спорил, наоборот, находили такой порядок вещей вполне естественным, и потом приглашали Илью Степановича в ресторан, из-за чего шеф частенько приходил на работу с утра с глубокого похмелья. Тогда он прятался в кабинете и выпивал, как правило, по две бутылки минеральной воды.
Павла Александровича никто никуда не приглашал, но деньги в конверте, тем не менее, принимал именно он.
Так как выдавали партнеры денежный кредит не абы кому, то деньги на счета корпорации до сих пор возвращались вовремя. А вот те клиенты, которых продавил сам генеральный директор, корпорацию частенько кидали, из-за чего приходилось обращаться в суды, а это могло привести к нехорошему вниманию со стороны разных исполнительных и контролирующих органов, которых в демократической России расплодилось видимо-невидимо. Конечно, в принципе, можно было бы договориться и с ними. Однако явно пришлось бы делиться на постоянной основе, а вот этого очень не хотелось.
Илья Степанович, по старой дружбе, за бутылкой хорошего кизлярского коньяка обсудил эту проблему с генеральным, в результате чего все уладилось: генеральный больше ни за кого не просил, а молча получал свой регулярный конвертик, и занимался только теми делами, которые за него никто делать не стал бы.
В результате отчеты по отделу Ильи Степановича были всегда хорошими: кто получал деньги, тот их своевременно отдавал. Никакая, даже самая пристрастная, ревизия не могла бы придраться — Павел Александрович внешне свято соблюдал государственные интересы.
И все бы шло хорошо по накатанной колее и дальше, да как назло, выбрали нового губернатора. А у нового губернатора друзья уже были свои — тоже новые. К большому сожалению Грачева, в число немногих личных друзей губернатора входил директор Красноярской птицефабрики, при первой же встрече с которым Павел Александрович по одному только его лицу сразу понял, что этот ни взятку не даст, ни кредит не вернет. И в тот раз дело дошло до скандала, практически до угроз, но денег птицефабрика так и не получила.
Теперь же, когда ситуация так резко изменилась, красноярский директор вознамерился получить свое в двукратном размере. К несчастью, подношения подо все кредитные планы уже были получены, и после долгих душевных терзаний Павел Александрович все-таки приказал перечислить средства на счета своих постоянных партнеров, благо виза генерального на старом плане была, а новый план, с корректировками, еще не утвердили. Грачев просто проигнорировал устное указание генерального о пересмотре вопроса с птицефабрикой. Илья Степанович весьма предусмотрительно, значительно заранее возникшей скользкой ситуации, ушел на больничный.
Павел Александрович догрыз последний ноготь на правой руке, вздохнул, окинул грустным взглядом родной кабинет, и начал каллиграфически заполнять заявление…
Андрей Иванович Шувалов.
Андрея Ивановича разбудило ласковое прикосновение. Он открыл глаза, и зажмурился от потока света, брызнувшего ему прямо в лицо. Весьма хорошенькая официантка мило улыбнулась:
— Ваш завтрак, сэр!
Андрей Иванович радостно засмеялся, захотел сказать что-нибудь хорошее, но, как назло, ничего не смог придумать, и просто еще раз тепло улыбнулся. Потом решил дать на чай, но девушка уже ушла.
В один присест заготовитель покончил с завтраком, расплатился (и все-таки оставил сдачу на чай — больно уж понравилось ему это «сэ-эр»), снова опустился на сиденье «девятки», завел мотор и рванул с места в карьер. Машина послушно набирала скорость: обгон, еще обгон, еще, и впереди уже до самого горизонта чистая трасса. Андрей Иванович откинулся на спинку и расслабился.
Антон Павлович Донецкий.
В отличие от Пашки, уехавшего по распределению в богатый «Кременской», его институтский приятель Антон, тоже завершивший учебу с красным дипломом, перспектив в сельской жизни не видел никаких. Поэтому предложение декана об аспирантуре встретил почти восторженно. Во-первых, оставался в городе, во-вторых, при родном институте. И в третьих, можно было не торопиться со свадьбой, на которой настаивала подруга, намекая, что если он хочет вернуться в родной райцентр, а не переться к черту на кулички, то медлить нельзя.
Узнав, что любимый поступает в аспирантуру, намерен остаться в городе, и есть даже небольшая перспектива получить квартиру от института (строился многоэтажный дом для сотрудников), подруга Аня не слишком обрадовалась. В ее симпатичной, но отнюдь не пустой, головке завертелась нехорошая мыслишка: а не хочет ли Антоша променять ее на развратных городских шлюх? И это после всего того, что между ними было? Может, он просто использовал ее, а теперь ищет интеллигентный путь избавления от последствий? Ну нет, с ней такое не выйдет!
Антоша привлекал Анечку слишком сильно, чтобы просто вот так, за здорово живешь, подарить его кому-нибудь постороннему. Поэтому путь удержания она выбрала безоговорочно самый сильный и действенный.
Молодой аспирант вместе с радостным известием о зачислении в аспирантуру получил и другое известие, от которого праздновать что-либо ему сразу расхотелось. Анечка, смущаясь и улыбаясь, прошептала любимому на ушко, что беременна, и что никто в их поселке не сомневается — от кого. И теперь хочешь — не хочешь — пора жениться. Иначе могут быть неприятности. И ласково прижалась к аспиранту своим молодым горячим телом. Антон вдохнул запах ее волос и сдался: пышная свадьба состоялась через месяц.
Очная аспирантура перешла в заочную. Тесть, управляющий районным отделением госбанка, пристроил зятя в районное управление сельского хозяйства; родился мальчик, которого в честь деда — фронтовика назвали Николаем. И все-таки такая жизнь Антона не очень устраивала: по ночам он бредил городом, он хотел в город. Ему мерещился шум трамваев, гул толпы… Иногда даже со злостью думал о жене, что не дала ему закрепиться на кафедре, в институте. А ведь декан откровенно жалел о его переводе; обещал большое научное будущее. В эти часы Антон Павлович много курил, и, что случалось, правда, очень редко, плакал скупыми мужскими слезами.
Год 1992 принес в провинциальную болотную жизнь вихрь перемен. Вместо почившего в бозе отделения Госбанка народилось отделение областного агропромышленного банка — коммерческого. И у тестя, который по-прежнему был управляющим, новая зарплата оказалась настолько непривычно, (и даже неприлично), большой, что по началу он не знал, что с нею и делать. Конечно, это нелепое состояние быстро прошло. (Знал бы тесть, какие оклады в головном отделении — почувствовал бы себя просто нищим).
Антон Павлович теперь частенько стал бывать у тестя на ужине. Он подробно расспрашивал его о банковских делах; на что тесть, найдя в лице зятя заинтересованного и сочувствующего слушателя, часами жаловался на проблемы с корсчетом, на ворюг — фермеров, которые полученные кредиты вместо вложений в производство тратили на покупку машин, а потом, когда на них подавали в суд, кричали на весь свет, что недобитые коммунисты душат частную инициативу и фермерское движение.
На несколько дней Антон уехал в город, взяв на работе отпуск за свой счет. Вернулся он с блестящими глазами, сияющий как блин; расцеловал жену, которая по последние два года, можно сказать, отвыкла от этого, подбросил Кольку до потолка, а потом сказал:
— Аня, душа моя, теперь мы будем жить по-новому! Хорошо будем жить.
— Что, неужели решил идти к папе в банк? Давно пора.
Антон Павлович сморщился, как от лимона:
— Да нет, конечно. Ни черта я не понимаю в его «лоро» и «ностро». Меня от них мутит. Я в фермеры пойду.
— Ты?! Ты что, с ума сошел?!
— Ничего я не сошел, я просто золотую жилу нашел. Может, помнишь по институтской фотографии, учился с нами на потоке у экономистов один такой, весь из себя блатной. Так я к нему ездил. И вот слушай, за чем…
План у Антона Павловича Донецкого был прост и гениален. И никакого мошенничества, между прочим. Просто наличие хороших отношений. Став фермером, Антон Павлович, конечно, в земле ковыряться не собирался. Сей статус требовался ему только для необходимого антуража. Суть была в другом. Имея под рукой тестя — управляющего, свежеиспеченный фермер намеревался получить краткосрочный кредит на большую сумму; перевести его в наличные доллары, а затем, воспользовавшись услугами инфляции, которая за пару месяцев опускала курс рубля чуть ли не в половину, половину валюты продавать, чего как раз хватало на погашение долга вместе с процентами. А половина суммы должна была осесть в стеклянной банке, которую Антон Павлович собственноручно собирался закопать в подвале.
Источником непрерывного кредита должен был послужить тесть, а непрерывного потока наличной валюты — блатной однокурсник, по поводу чего, собственно, и ездил в город хитроумный Донецкий.
— Конечно, не за здорово живешь он мне согласен такую услугу оказать, и откуда у него «зеленые», я тоже не знаю. И не хочу, но все равно это выгодно.
Жене план не понравился в корне. Она начала плакать, и кричать, что его посадят. И папа тоже не согласится на это! Сначала Антон убеждал ее путем логики, а потом, поняв, что логики тут нет никакой, а есть один страх нового и эмоции, плюнул; и пошел к тестю.
Вечером, за отвратительным местным пивом, от которого невольно отворачивался нос, тесть и зять договаривались о совместной работе. Зря Анна думала, что отец не пойдет на это. Наоборот, он признался, что и сам продумывал такую комбинацию, но вот только не знал, кому можно довериться, а на него, на Антона, чего греха таить, даже и не надеялся. Но если он сам, своей головой допер до такого, и даже договорился о валюте, то никакого сомнения нет, что дело у них получится.
— Не мы заберем, так другие заберут, и об нас еще и ноги вытрут, — сказал управляющий, через силу допивая последнюю кружку пивного пойла. — Будем «Хесслер» употреблять; надо пожить по-человечески.
Пройдя легко и непринужденно, только казавшуюся сначала сложной, стадию, Антон Павлович неожиданно задумался, что на теории все выглядит легко и красиво, а вот как будет выглядеть на практике…
Весной 1994 года почти одновременно произошла масса неприятных событий в жизни Антона Павловича и его семьи. Во-первых, закачалось кресло под тестем-управляющим, которое тот не покидал уже третий десяток лет. Попал он, как говорится, между молотом и наковальней.
Администрация района, которую после пары лет перетрясок опять заняли коммунисты, почти в открытую называла управляющего «врагом народа»: он не выдавал кредиты по указанию районных властей, в результате чего многие директора, старые приятели нового главы администрации, остались перед посевной без оборотных средств. На отчаянные объяснения тестя на районных «коврах», что он не распоряжается кредитами, а выполняет распоряжения головной конторы, начальство не реагировало никак — похоже, они как остановили свое осознание действительности в 1991 году, так в него до сих пор еще не пришли.
С другой стороны, сама головная контора выражала недовольство. Ранее выданные селу кредиты не возвращались; фермеры в массовом порядке начали прятаться, колхозы не торопились отдавать долги, надеясь на очередное списание; а тут еще по вышестоящим указаниям приходилось выдавать солидные суммы разным темным личностям, концов которых нельзя было потом найти даже с милицией. И уж как прямое оскорбление, воспринимал тесть требование о принятии всевозможных мер по возврату средств, выданных этим самым темным личностям.
Когда управляющий попытался объясниться по этому вопросу с областью, то оказалось, что телефонные, устные указания к делу не пришьешь; и вообще посоветовали помалкивать, а то будет плохо лично ему. Понятливый тесть тут же заткнулся.
Но последней каплей, довершившей утопление управляющего районного отделения, стала история кредитования под залог недвижимости.
Старый одноклассник тестя, проживающий здесь же, в райцентре, имел весьма разумного сына — плоть от плоти своей, который с 1991 года занялся коммерцией в малых масштабах. И вот сейчас, когда те, кто начинал с ним вместе, уже перешли из коммерции мелкой в коммерцию крупную, он остался на том же самом уровне. После недолгого анализа, паренек решил, что только недостаток оборотных средств помешал ему превратиться в акулу местного бизнеса.
После обсуждения в семейном кругу этого вопроса, папа — юрист направил свои стопы к тестю Антона Павловича. После теплого разговора, (а тесть уже устал от ежедневной грызни на работе — ему просто хотелось спокойно поговорить), папа — юрист получил краткосрочный кредит под залог жилого дома, принадлежавшего ему на правах собственности.
С полученными деньгами смышленый паренек уехал за товаром в Москву. По дороге туда, по его истерическим крикам, раздававшимся из дома, куда бизнесмен вернулся с мертвыми глазами, удалось выяснить, что деньги он спустил в наперстки. Папа — юрист, у которого глаза то же стали мертвыми после выяснения всех обстоятельств, судорожно искал выход, так как платеж неминуемо приближался. Выход был найден: простой и эффективный — кредит они возвращать не стали. А когда тесть — управляющий кинулся звонить своему областному юристу, то узнал, что жилой дом не удастся отобрать ни при каких обстоятельствах.
От этих печальных событий тесть — управляющий попал в больницу с сердцем. А когда он выздоровел, то сразу угодил на заседание областного совета отделений, после чего вернулся домой человеком, совершенно свободным от любой банковской деятельности.
Таким образом, карусель по получению кредитов и накоплению валюты, которую долгое время успешно крутил Антон Павлович, остановилась.
Андрей Иванович Шувалов.
Ночь Андрей Иванович провел неважную.
Благоразумно рассудив, что ехать без остановки целые сутки нет никакой физической возможности, он, с наступлением сумерек, стал присматриваться, где бы заночевать. Но так как ничего приличного по дороге не нашел, то прикатил уже в темноте в Ростов, и принялся колесить по гостиницам. В первой попавшейся не оказалось мест, во второй ему интерьер не понравился, у третьей не было охраняемой автостоянки, в результате уже за полночь пришлось располагаться в гостинице, которая понравилась Андрею Ивановичу еще меньше чем вторая.
Всю ночь стены его одноместного номера сотрясались от взрывов дикого хохота, где-то за окнами гремела музыка, а над головой будто слоны бегали. Андрей Иванович даже порывался пару раз встать и сходить поскандалить с дежурным администратором. Но потом ему в голову пришла идея получше. Он спустился из гостиницы в круглосуточный магазин, и купил себе чекушку водки и баночку соленых грибов. Выпив в номере водки и прикончив закуску, Андрей Иванович почувствовал себя значительно лучше — его перестали беспокоить посторонние шумы, он открыл окно и завалился в постель, где через несколько минут и отрубился.
Однако, так как он просил разбудить его пораньше, то благодаря исполнительному администратору выспаться не удалось — она подняла Шувалова в четыре утра. Он хотел заругаться, но все же вспомнил свою вечернюю просьбу, и не стал. Поблагодарил, даже дал на чай, и принялся неторопливо одеваться, рассчитывая прибыть в Новороссийск не так поздно, как в Ростов, найти подходящий номер, и сходить в ресторан. За время пути он уже успел соскучиться по отменного качества еде и приятной окружающей обстановке.