– Не так шустро, голубок! Сдается мне, я тебя уже где-то видел… – Он осекся. – Что это ты хочешь воткнуть мне в брюхо? Спицу? Смотри, дружок, я куда крупнее и не прочь выпотрошить тебя, как новорожденного теленка.
Я впился взглядом в его единственный глаз.
– Спорим, я выпотрошу тебя первым? – Я сильней надавил на кинжал. – Можешь не сомневаться, так и сделаю.
Сообразив, кто я такой, он резко изменился в лице, и я добавил:
– Или же мы, как приличные люди, поговорим о деле, и ты скажешь, где найти графа.
Он мог бы закричать во все горло… но вместо этого, явно забавляясь, проговорил:
– Стало быть, как? Что ж, валяй, иди к графу. Я подожду тебя здесь. – Он ткнул пальцем в лестницу. – Последняя дверь налево. Берегись кошек.
И, утробно хохотнув, вернулся к своей кружке.
С кинжалом в руке я поднимался по скрипучим ступеням. Наклонный потолок нависал почти над самой головой. Закрытое пространство я ненавидел лишь немногим меньше, чем глубокую воду. Добравшись до лестничной площадки, я оглянулся через плечо: человека в черном за столом больше не было. Впрочем, он наверняка где-то рядом. Подстерегает меня, словно чудовище в кошмарном сне.
Содрав маску, я затолкал ее в карман штанов. Коридор впереди был изрядно узок и плохо освещен, по обе стороны виднелись узкие двери, довольно тонкие, судя по тому, как отчетливо доносились из-за них стоны и влажные пошлепывания. Пахло застоявшейся смесью лежалого камыша, кошачьей мочи и совокупления.
Я сделал шаг вперед – что-то шмыгнуло мимо меня вглубь коридора и растворилось в темноте. Кошка. Пробираясь мимо дверей и постепенно привыкая к темноте, я стал различать других кошек – они лежали, свернувшись клубком, у стен, шипели либо провожали меня непроницаемым взглядом. Потолок словно наваливался на меня всей тяжестью; я без малейшего притворства прошел мимо кошек на цыпочках, словно опасался, что они могут напасть.
К тому времени, когда я добрался до последней двери слева, пот лил с меня ручьями; здесь было душно, как в преисподней, потому что снизу поднимался жар пылающего камина, да еще бог весть сколько было в комнатах запрещенных к использованию жаровен с раскаленными углями. Случись пожар, весь дом превратился бы в смертельную ловушку; это объясняло, почему кошки собрались именно здесь, хотя я представить не мог, зачем понадобилось держать в доме столько кошек, разве что для того, чтобы отпугивать крыс.
Проведя рукой по влажным от пота волосам, я приложил ухо к двери. Изнутри не доносилось ни звука. Я потрогал щеколду и уже собирался потянуть за нее, когда дверь распахнулась настежь.
– Сколько можно ждать?!
С этим возгласом граф схватил меня и попытался заключить в объятия.
Я оттолкнул его. Глаза Кортни расширились. Захлопнув дверь, он рывком развернулся ко мне. Рубашка его распахнулась, обнажая узкую бледную грудь; лицо, искаженное гневом, раскраснелось из-за изрядной порции вина. Он двинулся было ко мне, оскалив зубы, но замер, когда увидел в моей руке кинжал.
Глаза его сузились.
– Кто ты, черт побери, такой?
Теперь, когда я оказался лицом к лицу с графом Девоном, человеком, который строил заговор против королевы и который, по моему убеждению, пытался отравить меня, а вместо этого убил Перегрина, жажда мести пронзила мою грудь, словно зазубренный обломок железа. Несколько секунд я молча разглядывал Кортни с головы до ног. От него веяло аристократическим лоском, хотя сейчас, без вычурного модного наряда, стали видны последствия долгих лет, проведенных в Тауэре. В просторной рубахе и чулках Кортни выглядел худым, как подросток, его угловатому, с длинными конечностями телу явно недоставало крепких мускулов; как бы самоуверенно он ни держался, я подозревал, что, если дело дойдет до драки, граф окажется физически намного слабее меня.
– Стало быть, вы меня узнали, – процедил я сквозь зубы.
Кортни холодно усмехнулся:
– Ты тот самый безвестный ублюдок, которого послал шпионить за мной Ренар. Притом же тебе хватило чутья, чтобы отыскать меня здесь. Экая жалость, что ты не сможешь рассказать об этом открытии своему господину.
– Вот как? Вы что же, опять попытаетесь убить меня?
Кортни разразился пронзительным смехом – и смеялся до тех пор, пока я не шагнул к нему и он не увидел в моих глазах недобрую решимость. Тогда он умолк, а я заговорил:
– Сюрприз, который по вашему приказу оставили у меня в комнате, убил моего оруженосца. Он был еще ребенок. Вы заплатите за это.
Кортни побелел, мельком глянув на лезвие наставленного на него кинжала.
– Уверяю, – проговорил он медленно, – я понятия не имею, о чем ты.
В наступившей тишине я вгляделся в глаза графа. Либо он величайший актер, кого я когда-либо встречал, либо и впрямь искренне озадачен моим обвинением. Гнев, ярившийся во мне, опал. Неужели я ошибся? Правду ли говорит Эдвард Кортни?
– Давайте-ка я освежу вашу память. Прошлым вечером вы приказали заткнуть мне рот, потому что я видел, как вы встречались с принцессой. Вы послали убить меня своего слугу.
С этими словами я шагнул ближе, и Кортни резко втянул воздух. Дверь была позади него; чтобы распахнуть ее и выбежать из комнаты, ему пришлось бы повернуться ко мне спиной.
– Однако тем вечером ваш слуга меня упустил, – говорил я, – и тогда вы приставили его следить за мной. Я видел его на мосту; он не очень-то и скрывался. Правда, сообразив, что я его заметил, сразу исчез. Потом я вернулся во дворец и нашел у себя в комнате вашу записку. Ну как, вспоминаете? Если нет, то советую поскорее вспомнить. От этого зависит ваша жизнь.
– Негодяй! Да кто ты такой, чтобы мне угрожать?
Кортни, к моему замешательству, повел себя точно так же, как всякий аристократ, обвиненный простолюдином. Невзирая на кинжал в моей руке, он бешено шагнул ко мне, однако сделал ошибку, мимолетно глянув на брошенный на кровати камзол. Если у него и было оружие, то оно осталось там. Чтобы добраться до него, Кортни пришлось бы проскочить мимо меня. Я дал ему время обдумать свое положение, хотя сам уже помыслил о том, что его вспышка ярости неподдельна. И не только потому, что виновный был бы более осторожен, но и потому, что Кортни ни мало не удивился тому, что я еще жив.
И если не он пытался отравить меня – то кто же?
Я отогнал размышления и выразительно шевельнул лезвием кинжала. Лицо Кортни изменилось; вскинув бровь, он указал на кувшин, который стоял на столике.
– Могу я выпить? В горле пересохло.
Я кивнул, внимательно следя, как он подходит к столику и наполняет кубок. Кортни поднес питье к губам и испытующе посмотрел на меня поверх кубка.
– Сожалею о смерти твоего… оруженосца? – Он отпил глоток. – Однако поскольку теперь ясно, что я не причастен к ней, а ты по-прежнему здесь, стало быть, у тебя имеется и другая цель. Шантаж?
– Раз уж вы об этом заговорили – почему бы и нет? – холодно отозвался я.
– В таком случае ты даром тратишь время. Вопреки расхожим представлениям, то, что ты обнаружил меня в этом сомнительном заведении, само по себе вовсе не означает, будто я путаюсь с мальчиками. – Кортни одарил меня томной улыбкой. – Зато я знаю многих людей при дворе, которые и впрямь подвержены этому пороку. Хочешь узнать их имена?
Его беспечный тон не произвел на меня никакого впечатления.
– Мне нет дела до того, с кем вы путаетесь. Мне нужны ответы на вопросы, и я их получу.
– Бог ты мой! Это похоже на угрозу.
Граф осушил кубок и отставил его на стол с раздражением человека, который вынужден продолжать наскучивший разговор.
– Вопросы, говоришь? Чьи же? По всей видимости, твоего хозяина Ренара?
– Королева ему доверяет, – ответил я.
И в тот же миг, прежде чем я успел хоть глазом моргнуть, Кортни бросился на меня с длинным узким стилетом, который незаметно взял со столика. Он метил мне в живот; когда я крутнулся, избегая удара, он пинком сшиб меня с ног. Я упал на колени и выронил кинжал. Я потянулся было к нему, стараясь увернуться от Кортни и подняться на ноги, но тут граф прыгнул на меня сверху, схватил за волосы и рванул назад мою голову. Лезвие прошлось по моему горлу, вспарывая кожу.
– Я не люблю, когда мне докучают безродные мерзавцы, – прошипел Кортни, и злобное ликование в его тоне испугало меня даже больше, чем теплая струйка поползшей по шее крови. – Я задам только один вопрос и, если ответ придется мне не по вкусу, перережу тебе горло. Кто тебя послал?
Не колеблясь ни секунды, я прошептал:
– Елизавета. Меня послала Елизавета.
Глава 12
Кортни крепко держал меня за волосы, но когда прозвучало имя Елизаветы и хватка его ослабла, я еле сдержался, чтобы не отшвырнуть его и не нанести ответный удар. В моем распоряжении был весь опыт детских лет, долгих лет, когда меня подстерегали и избивали отпрыски Дадли. Эти, с позволения сказать, высокородные господа все на одно лицо. Все они полагают, будто такой, как я, всегда склонится перед их неоспоримым превосходством.
Я позволил Кортни оставаться при этом мнении, по крайней мере пока.
– Елизавета! – эхом повторил он. – Ну уж нет, придумай что-нибудь получше. С какой стати принцесса станет доверяться безродному сукину сыну?
Мне становилось все труднее сохранять неподвижность. Кортни сегодня вечером явно выпил лишнего; я чувствовал, как дрожь его пальцев передается острию стилета, и мне совсем не хотелось сдохнуть с перерезанным горлом в этом жалком борделе только потому, что Кортни упустит нож. Я твердил себе, что надо выждать, что рана, которую он мне уже нанес, всего лишь царапина, а горло всегда обильно кровоточит, даже от царапины. Мне столько раз доводилось резаться во время бритья; и этот порез ничуть не страшнее. И все же некая дикая первобытная ярость постепенно нарастала во мне. Этот человек воплощал все то, что я ненавидел с детства, – лощеный барич, который уверен, что вправе безнаказанно применять силу и презирать всех тех, кто якобы ниже его. Если Кортни и не подбросил в мою комнату отравленное письмо, то лишь потому, что у него на такое не хватило воображения, – он и без того прекрасно может прикончить меня, не моргнув глазом.
– Ты второй раз назвал меня ублюдком и вдобавок сукиным сыном, а я, так уж вышло, люблю собак.
С этими словами я двинул графа локтем в грудь, одновременно выгнув спину, чтобы сбросить его с себя. Развернувшись на коленях, я схватил его за руку и вывернул ее вниз, отведя от себя лезвие стилета. К моему неприятному удивлению, Кортни оказался сильнее, чем можно было судить с виду, хоть нападение и застигло его врасплох. Пока он изворачивался, силясь вернуть себе былое преимущество, я рывком поставил его на ноги и заломил руку за спину. Пальцы графа разжались, и стилет с глухим стуком упал к моим ногам.
– Могу сломать, – прошептал я ему на ухо, выворачивая руку выше.
Кортни вскрикнул. Я пинком раздвинул его лодыжки, прочнее удерживая его в неудобной позе.
– Или мы придем к соглашению. Выбор за тобой.
Я вновь дернул заломленную руку и одновременно шарил по полу ногой, пододвигая ближе свой кинжал. Чтобы подхватить его с пола, мне пришлось бы выпустить графа, а я знал, что он в тот же миг набросится на меня. Беззвучно сосчитав до четырех, я разжал хватку, метнулся за кинжалом, развернулся и со свистом рассек воздух перед собой, чтобы помешать Кортни ко мне подобраться. Граф попятился, страдальчески ощупывая запястье; он даже не сделал попытки дотянуться до стилета. По всей видимости, я повредил ему кисть.
Скривившись, Кортни резким движением подбородка указал на столик с кувшином.
– Мне… мне нужно выпить. Рука болит.
– На сей раз уж позволь мне за тобой поухаживать, – отозвался я.
С этими словами я сгреб с кровати его камзол и зашвырнул в угол, затем указал Кортни на табурет у кровати и, не сводя глаз со своего пленника, налил вина из кувшина. Граф осторожно принял кубок. Запястье, уже начавшее распухать, самое большее через час обещало нешуточные страдания.
– Нужно будет что-нибудь приложить к этому месту. Лучше всего лед, благо его вокруг в избытке. – Я помолчал. – Расскажи о дружбе с Робертом Дадли.
После этих слов я напрягся, ожидая новой вспышки, однако Кортни в ответ лишь одарил меня угрюмым взглядом.
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь.
– На твоем месте я бы не стал так отвечать. Ты забыл, что я подслушал ваш разговор с принцессой в коридоре? Мне известно, что ты сговорился с Дадли. Кроме того, я знаю, что королева отвергла твои брачные предложения, так что повод участвовать в заговоре у тебя есть. Остается узнать одно: что вы задумали?
В глазах Кортни промелькнула паника.
– Ты спятил. У нас нет никаких тайных замыслов.
– В самом деле? Тогда, может быть, объяснишь, чего ради ты взялся переправить Дадли книгу с письмом принцессы Елизаветы внутри?
Он не сумел сдержать изумленного возгласа:
– Как ты… откуда ты об этом знаешь?!
– Мне сказала принцесса. И кстати, она желает получить свое письмо назад. Верней говоря, она этого требует.
Кортни передернуло, и в голосе его зазвучала неприкрытая враждебность.
– Требует, вот как? Она полагает, будто может передумать и я так запросто отберу ее письмо у Дадли?
Я замер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что письмо сегодня было доставлено по назначению, – злобно усмехнулся Кортни. – Дадли надеялся на него и не намерен менять свои планы только потому, что у принцессы случился приступ угрызений совести. Он знает, что его ждет. Знает, что, едва королева объявит о помолвке с Филиппом Испанским, прозвучит смертный приговор для него самого и его братьев. Ренар потребует в качестве свадебного подарка головы всех изменников, заключенных в Тауэре.
Я похолодел:
– Зачем Дадли понадобилось письмо принцессы? Что он замышляет?
– Этого я не знаю, – пожал плечами Кортни. – Я только доставил…
Я прыгнул к нему и, прижав одной рукой острие кинжала под самым подбородком, пинком раздвинул его ноги и свободной рукой стиснул поврежденное запястье. Я выкрутил его так, что граф закричал от боли.
– Если думаешь, что это боль, – процедил я, – попробуй представить, каково будет на дыбе. Ты уже приговорен, милорд, хотя сам этого не знаешь. Пусть я тайно служу принцессе, но дон Ренар не далее как вчера нанял меня отыскать доказательство, которое позволит вернуть тебя в Тауэр… а сейчас я в таком настроении, что совсем не прочь пойти ему навстречу.
Кортни выпучил глаза:
– Ренар?! Он… он приговорил меня?
– Он уверен, что ты затеваешь заговор против королевы… но мы-то с тобой знаем правду. Знаем, что настоящий вдохновитель заговора – твой дружок Дадли. Так что, милорд, помоги мне, а я помогу тебе.
Дыхание графа сделалось неглубоким и частым, на мертвенно-бледном лбу проступили крупные капли пота. Он с отчаянием глядел на дверь у меня за спиной, словно ожидая, что оттуда вдруг явится спасение. Я и сам удивлялся, что громила в черном, слуга графа, до сих пор не ввалился в комнату, хотя бы для того, чтоб узнать, жив ли его господин. Очевидно, Эдвард Кортни был не из тех хозяев, которые пробуждают в слугах преданность.
Я сильнее сжал запястье Кортни:
– У меня мало времени.
– Я же сказал, – простонал он сквозь зубы. – Мне ничего не изве…
Я вновь выкрутил руку, и на сей раз Кортни пронзительно вскрикнул.
– В последний раз спрашиваю: что замышляет Дадли?
– Нет! Ради бога, перестань! Клянусь, я ничего не знаю! – Кортни тяжело дышал, и ноги его, зажатые моими коленями, неистово дергались. – Он не делится со мной своими планами. Я просто делаю то, что он скажет.
– И что он тебе сказал делать?
– Войти в доверие к Елизавете. Больше ничего.
Я смерил Кортни испытующим взглядом:
– Ты лжешь.
– Нет! Не надо!
Хоть я держал графа за руку и острие моего кинжала, прижатого к шее, едва не протыкало кожу, боль, по всей видимости, стала невыносима – он резко откинулся назад и свалился с табурета на пол. Мне пришлось выпустить его и отскочить, чтобы не упасть сверху. Стоя над графом, я смотрел, как он корчится у моих ног. Когда Кортни наконец заговорил, в голосе его не было ни намека на раскаяние.