– Мистрис Дормер, немедля прекратите этот адский хохот! Из-за него я и собственных мыслей не могу расслышать. Так что же, подходит этот венец или нет? У нас, знаете ли, и других забот хватает.
Под новые раскаты визгливого смеха я ступил в арочный проем.
Комната, в которой я оказался, была большая, с двумя окнами во всю стену, выходившими на заснеженный парк. Здесь царил неописуемый беспорядок, повсюду – на столах, креслах, буфетах и даже кое-где на полу – были разбросаны ткани разных цветов. Стайка собачек с черными или бурыми пятнами, все как одна с косматыми ушами и в нарядных, усаженных драгоценными камнями ошейниках, при виде меня разразилась пронзительным лаем. Одна самая отважная и почти целиком черная собачонка подскочила ко мне и под безудержный женский смех вцепилась в носок сапога. Хрупкая белокурая девушка в платье из серебристого атласа бросилась в погоню, сгребла безобразницу в охапку и смущенно глянула на меня. У нее были огромные серо-голубые глаза и нежное личико, тронутое девическим румянцем. На вид ей никак не могло быть больше семнадцати.
– Прошу прощения, – проговорила она с придыханием, и я узнал голос: именно эта девушка так заливисто хохотала. – Мне подарили этого песика совсем недавно, и он, боюсь, еще не приучен к порядку. Он терпеть не может чужих.
– Как его зовут? – Я потянулся было погладить пса, устроившегося у нее на руках, но тот оскалил зубы и зарычал.
– Черныш. – Девушка одарила меня застенчивой улыбкой. – А меня – Джейн Дормер.
– Рад познакомиться с вами, мистрис Дормер.
С этими словами я хотел было поклониться, но тут вперед выступила другая особа женского пола, чересчур худая, но тем не менее привлекательная, в которой я узнал леди Сьюзен Кларансье, фаворитку королевы. Леди Кларансье приветствовала меня улыбкой. Мы познакомились несколько месяцев назад в пору переворота, устроенного Нортумберлендом, когда я помог ей и Марии ускользнуть от Роберта Дадли и укрыться в стенах замка Фрамлингем.
– Не думаю, что этот господин явился сюда, чтобы повидаться с тобой, – промолвила она, обращаясь к Джейн Дормер. – И если твой песик и впредь будет кидаться на всякого, кто ему незнаком, придется надеть на него намордник.
Прочие дамы сдавленно захихикали. Лицо Джейн стало пунцовым. Еще раз застенчиво улыбнувшись мне, она вернулась на свое место. Хотя большинство женщин, с откровенным любопытством глазевших на меня, были мне совершенно незнакомы, я сразу заметил, что Елизаветы среди них нет. Затем я краем глаза уловил, что леди Кларансье сделала быстрый знак одной из дам и та поспешила прикрыть полотном большой портрет, стоявший в углу. Однако прежде я успел мельком разглядеть, что на холсте изображен белокурый мужчина с выдающимся подбородком и стройными ногами в белых чулках.
– Мастер Бичем, я здесь.
Я обернулся к стоявшей перед зеркалом королеве. Она смотрела на мое отражение, покачивая головой в уборе, напоминавшем тюрбан.
– Для меня большая честь, ваше величество, что вы смогли принять меня так скоро, – произнес я, отвешивая глубокий поклон.
Королева поджала губы. Несколько минут она оглядывала меня с ног до головы и лишь затем раздвинула губы в сухой усмешке, приоткрыв потемневшие зубы.
– Да, это и впрямь ты. Вначале я сомневалась.
Мария Тюдор не была красавицей. Крохи привлекательности, которыми она обладала когда-то, истребили годы ожесточенной борьбы, и теперь она выглядела старше своих тридцати семи лет. Ее карие, близко посаженные глаза окружали морщины, а впалые щеки красноречиво говорили о том, что уже в этом возрасте она лишилась многих зубов. Из-за того что она была подслеповата, между редкими, едва видными бровями навечно пролегла глубокая напряженная морщина; кроме того, Мария была костлява и в жестком, усыпанном драгоценными камнями наряде выглядела угловатой, как ребенок. Недостаток красоты, впрочем, с лихвой восполняли царственное величие манер и великодушная щедрость, снискавшие Марии преданность тех, кто ей служил.
– Кто-нибудь, да уберите же это! – процедила она сквозь зубы, и леди Кларансье поспешила снять с нее тюрбан.
Волосы королевы, прямые, золотисто-рыжеватые, щедро сдобренные сединой, упали ей на плечи. Мария со вздохом провела унизанной перстнями рукой по растрепанным прядям и лишь затем снова воззрилась на меня.
– Что-то не так. По-моему, ты сильно изменился.
– Может быть, дело в бородке, ваше величество? – предположил я.
– Нет, бородка у тебя была и раньше, правда не такая щегольская.
Памятливость королевы застала меня врасплох. Чувствуя, что взгляды всех женщин в комнате устремлены на меня, я негромко проговорил:
– Я отрастил волосы подлиннее, ваше величество, и прибавил в весе.
Лицо Марии прояснилось.
– Да, вот оно! Ты стал плотнее в теле!
Она прямо-таки лучилась довольством оттого, что установила причину перемены во мне. Затем вдруг лицо ее потемнело, словно облачко набежало на солнце. Я почти слышал, как она размышляет: где же он обретался, если прибавил в весе? На чьей службе и под чьим кровом?
Следующая реплика королевы была исполнена язвительности:
– Возможно, мы узнали бы тебя сразу, если бы ты соизволил явиться ко двору не сегодня, а намного раньше. Помнится, мы еще из Фрамлингема высылали тебе приглашение, предлагая пост у нас на службе.
– Да, ваше величество, и я нижайше прошу прощения за то, что откликнулся с таким неподобающим опозданием. Мне подумалось, что будет лучше какое-то время не появляться при дворе. – Я понизил голос и шагнул к королеве, заметив, как она сделала судорожный вдох, впечатленная моим многозначительным тоном. – Я опасался, что здесь могут оказаться те, кому не придется по вкусу, что я предал их доверие. Я с радостью вновь подверг бы себя опасности ради блага вашего величества, но не желал рисковать своей жизнью без малейшей на то необходимости.
С минуту Мария молча глядела на меня, затем отступила на шажок, незаметно для прочих восстановив надлежащее расстояние между нами.
– Мы понимаем тебя. И уверяем, что здесь тебе ничего не грозит. Мы не забыли, сколь бесценную услугу ты нам оказал.
С этими словами королева протянула мне правую руку, украшенную монаршим кольцом. Наклонившись, чтобы прикоснуться губами к руке, я позволил себе незаметно перевести дыхание. Сесил оказался прав: Мария по-прежнему мне доверяла.
Затем я услышал ее голос:
– На будущее, однако, запомни: мы не любим, когда нашими приглашениями пренебрегают. Твой бывший хозяин дорого заплатил за урок.
По спине у меня пробежал холодок. Я выпрямился. Мария хлопнула в ладоши, вызвав очередной приступ заливистого собачьего лая. Пока дамы рылись в грудах материи, королева обратилась ко мне:
– Обсудим причину твоего визита. Рочестер сказал, что ты приехал в поисках работы.
– Если мне будет позволено надеяться… – пробормотал я.
Леди Кларансье подала королеве отрез канареечно-желтого атласа. Я искоса глянул на диванчик у окна, где сидела, лаская своего песика, юная мистрис Дормер. Я подмигнул ей, и она залилась румянцем.
Мария поднесла желтую ткань к подбородку:
– Ну? Что скажешь?
Я вздрогнул от неожиданности. Королева нетерпеливо притопнула ногой. Я перехватил взгляд леди Кларансье, в котором искрилось веселье. Неужели Мария предлагает мне пост при своем гардеробе?
– Э-э… весьма ярко, – беспомощно проговорил я.
– Наконец, ваше величество, кто-то сказал правду, – прозвучал резкий, но в то же время вкрадчивый голос, и вперед выступила женщина, подобной которой я не видел в жизни.
Должно быть, она до сих пор сидела, скрытая от взгляда, в одной из оконных ниш, иначе я непременно заметил бы ее. Не смог бы не заметить: такую женщину невозможно упустить из виду. Она не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Фигура ее, несмотря на высокую грудь и округлые бедра, отличалась чрезмерной худобой, черты лица были хоть и правильными, но излишне резкими. Белоснежная кожа оттеняла выразительность глубоко посаженных глаз непривычного сине-фиолетового цвета, тонкий нос и широкие скулы придавали лицу смутное сходство с кошачьей мордочкой. Общее впечатление аристократической холодности смягчали губы – полные, влекущие головокружительным намеком на плотскую страсть, которая бурлит под этим безупречным покровом. Волосы цвета золотистых осенних листьев были убраны в сложную прическу под вышитой жемчугом шапочкой, выставляя на обозрение тонкие, выщипанные согласно моде брови. Когда она, плавно ступая, направилась к королеве, я отметил не только изящество движений, но и непривычный фасон наряда – короткие рукава-крылышки и жесткие треугольные юбки. Эта женщина следовала совсем иной моде, нежели другие присутствовавшие здесь дамы.
Мария застонала и разжала пальцы, уронив отрез желтого атласа к своим ногам.
– Что же тогда? – вопросила она. – Мы уже столько времени потратили впустую, я больше видеть не могу все это.
Она раздраженно обвела рукой комнату, заваленную тканями.
Женщина с кошачьим лицом повернулась ко мне, и когда она заговорила, я уловил в ее голосе тень вызова.
– Быть может, следует обратиться за советом к другу вашего величества? В конце концов, он ведь мужчина.
Королева нахмурилась:
– Не думаю, что мастер Бичем вправе… – Она осеклась, когда я решительно направился к ближайшему столику, на котором лежали груды отрезов.
Я внимательно осмотрел их, приподнял и отбросил несколько образцов и лишь затем остановился на лиловом бархате с золотой нитью.
– Это, – сказал я.
Мария приняла у меня отрез бархата. Когда она поднесла ткань к лицу, все дамы дружно ахнули. Выбор, благодарение Богу, оказался идеальным: сочный пурпурно-лиловый цвет отвлекал внимание от увядшей кожи, но ярче оттенял подернутые сединой волосы. И неважно, что пурпур был к тому же традиционным цветом монархии. Если не знаешь, что предложить королеве, предлагай пурпур.
– Похоже, все это время нам недоставало только одного – мужского взгляда.
Женщина с кошачьим лицом рассмеялась восхитительным грудным смехом. И протянула мне руку:
– С вашего позволения, я представлюсь сама. Мистрис Сибилла Дарриер.
Я склонился к ее пальцам и уловил запах, который ни с чем невозможно было спутать.
– Счастлив знакомству, миледи, – проговорил я. – Вы недавно были во Франции? От вас пахнет лилиями.
Глаза Сибиллы расширились.
– Мастер Бичем, ты, как всегда, проницателен, – сказала Мария. – Мистрис Дарриер и впрямь лишь недавно вернулась в Англию после долгих лет, проведенных за границей.
Именно так я и подумал. Кроме необычного запаха, этим же объяснялся и наряд, не похожий на другие.
– Она родом из Линкольншира, – прибавила королева, повернувшись к зеркалу, чтобы оценить сочетание лилового бархата с цветом ее лица. – Ты ведь, кажется, тоже родился в тех местах?
Я оцепенел. Похоже, она не забыла ни единого слова из моих рассказов. За улыбкой я старался скрыть испуг:
– Совершенно верно. Однако, как, вне сомнения, хорошо помнит ваше величество, я покинул родные края сразу после кончины родителей. Английская потливая горячка, – пояснил я Сибилле, сопроводив скорбным кивком название смертельно опасной болезни, вспышками которой было отмечено правление Тюдоров. – Я осиротел, когда был еще ребенком.
– Это ужасно, – пробормотала она.
Если я и надеялся на ответную откровенность, то этой надежде не суждено было сбыться, однако в глазах Сибиллы блеснул, как мне показалось, живой интерес. Фальшивым именем когда-то снабдил меня Сесил, и с его же легкой руки я стал единственным уцелевшим отпрыском семьи, состоявшей с ним в деловых отношениях. Подлинный Дэниел Бичем был, как и вся его родня, давно мертв. Семейство принадлежало к мелкому дворянству и вряд ли когда-либо сталкивалось с высокопоставленными особами, к которым явно принадлежала Сибилла. Тем не менее осторожность не помешает. Мне совсем не хотелось, чтобы эта женщина увидела во мне земляка, хорошо знакомого с местами ее детства.
И тут она негромко проговорила:
– Я и сама покинула Линкольншир много лет назад. Я едва помню те края.
По всей видимости, Сибиллу увезли из родного графства еще ребенком – сейчас ей было на вид двадцать с небольшим, лишь немного больше, чем мне. Я вздохнул с облегчением.
– И как вам Англия после столь долгой разлуки? – осведомился я.
Женщина взглянула мне в глаза – пристально, по-кошачьи.
– Пока не знаю. Я еще не освоилась.
В этот миг из-за занавески донесся голос Рочестера:
– Его превосходительство Симон Ренар просит аудиенции вашего величества!
Сибилла напоследок вновь одарила меня загадочной усмешкой, сделала реверанс и вернулась к дамам. Когда она уселась рядом с мистрис Дормер, я заметил, что белокурая девушка теснее прижала к себе маленького спаниеля. Сибилла потрепала косматые уши песика. На нее он не зарычал.
– А, дон Ренар! – просияла Мария, когда в комнату вошел элегантный, одетый в черное человек. – Неужели я опоздала на нашу условленную встречу?
– Ваше величество! – Посланник императора Карла V Симон Ренар поднес руку королевы к своим губам. – Если вы не готовы принять меня, стало быть, я пришел слишком рано.
Мария улыбнулась, а я улучил момент, чтобы как следует рассмотреть посла. Он держался с небрежностью искушенного чиновника, и все в нем – от идеально подстриженной бородки и начищенных туфель до безукоризненно сшитого камзола – выдавало человека, привыкшего вращаться в высших кругах власти. Ренар был среднего роста и непримечательной внешности, однако его небольшие карие глаза на умеренно приятном лице смотрели пугающе живо, и я заметил, как он окинул комнату пристальным, хотя и внешне абсолютно безразличным взглядом, не пропустив ни единого человека, в том числе и меня.
Этот человек мог показаться беспечным, но на самом деле всегда оставался настороже.
Мария состроила недовольную гримаску:
– Я все утро перебираю образцы тканей и уже истратила на это немало времени. Я так хочу, когда настанет известный вам срок, выглядеть блистательно! Вот, что скажете об этом бархате? – Она протянула Ренару лиловый отрез. – Мастер Бичем утверждает, что этот цвет мне к лицу, и мои дамы как будто с ним согласны… но понравится ли он его высочеству?
Ренар, едва бросив взгляд на бархат, при последних словах оцепенел. Мария, кажется, совершенно не сознавала, что произнесла это вслух, но, когда взгляд полуприкрытых веками глаз посланника впился в меня, я сразу понял, в чем дело. Портрет в углу, столь поспешно прикрытый одной из дам, изображал Филиппа, сына императора Карла, и все эти хлопоты с будущим нарядом королевы тоже наверняка имели отношение к принцу. Неужели Мария подбирает цвет для свадебного платья?
– Вашему величеству будет к лицу всякий цвет, однако этот, на мой вкус, излишне темен. – Ренар расправил плечи. – Говорите, его предложил вам этот… господин?
Он повернулся ко мне.
– Не уверен, что имею удовольствие быть с ним знакомым.
Мария моргнула, явно разочарованная тем, что Ренар не одобрил мой выбор, а стало быть, ей придется вновь вернуться к утомительной возне с тканями. Почти не скрывая уныния, она проговорила:
– Дон Ренар, это Дэниел Бичем. Помните, я вам рассказывала о нем? Именно его Сесил послал ко мне предостеречь о замыслах Роберта Дадли. Благодаря этому сообщению я сумела бежать в замок Фрамлингем, собрать армию и победить Нортумберленда.
Ренар заученно улыбнулся, но глаза его оставались холодны.
– Да, верно. Стало быть, это и есть таинственный мастер Бичем. Насколько я понимаю, ты подверг себя немалому риску, дабы помочь ее величеству в час нужды. – Он сделал паузу. – Ты по-прежнему служишь секретарю Сесилу?
Выразительный взгляд Марии яснее слов говорил, что она жаждет услышать ответ не меньше Ренара.
– Я покинул службу некоторое время назад, – пожал я плечами с безразличным видом. – При нынешних стесненных обстоятельствах Сесил больше не может позволить себе оплачивать мои услуги.
– Понимаю. – Ренар все так же сверлил меня взглядом. – И каковы же были эти… услуги?
Я помолчал, искоса глядя на королеву. Насколько я мог понять, все, что произошло тогда между нами, до сих пор не подлежало разглашению. Я представления не имел, что именно она рассказала Ренару.
– Если ее величество позволит, я охотно посвящу вас в детали, – сказал я. – Хотя, боюсь, некоторым из здесь присутствующих такой разговор покажется скучным.
– Сомневаюсь, – резко ответил Ренар, но Мария лишь хохотнула.
– Ну же, дон Ренар, – укоризненно проговорила она, – не все, кого мы знали в прошлом, непременно должны оказаться врагами. Да, мастер Бичем служил секретарю герцога, но точно так же служили ему многие другие, и они, должна заметить, проявили себя гораздо менее честными. Я уже заверила мастера Бичема, что он здесь желанный гость.