Она помолчала, сдвинув брови.
– Возможно, мы могли бы подыскать для него место среди ваших служащих. Вы, как никто другой, способны оценить по достоинству его дарования.
Усмешка на губах Ренара растаяла бесследно. Случай был чересчур подходящий, чтобы его упускать.
– Ваше превосходительство, – вкрадчиво проговорил я, – мне не раз доводилось работать на многих значительных особ, а кроме того, я владею несколькими языками, в том числе испанским.
Что было правдой, во всяком случае отчасти. Я мог лишь надеяться, что он не станет проверять мои познания.
– Вот как? – ледяным тоном осведомился посланник. – Как бы впечатляюще это ни звучало, я вынужден с сожалением сообщить, что еще один английский секретарь мне пока не нужен.
Еще бы, подумал я. Секретари, особенно английские, склонны сплетничать, а Ренару это ни к чему, поскольку может породить новые слухи о его стараниях устроить помолвку Марии с Филиппом.
– Прошу прощения вашего превосходительства, но я не ищу места клерка. В отличие от большинства людей я предпочитаю работать не в помещении, а на свежем воздухе. Возможно, мы могли бы прийти к соглашению.
Глаза Ренара сузились. Он явно не ожидал, что я стану так дерзко добиваться своего.
– Безусловно, – подхватила Мария. – Кроме того, я многим обязана этому человеку и желаю его вознаградить.
Ренар превосходно понял этот намек. Сам он явно предпочел бы отправить меня чистить отхожие места, но перечить королеве не мог.
– Всегда к услугам вашего величества, – проговорил он, учтиво склонив голову.
– Прекрасно. Предоставляю вам уладить это дело наилучшим образом. – Мария подала знак своим дамам. – Теперь мне нужно переодеться к заседанию совета. Дон Ренар, подождите меня. Нам нужно будет прежде кое-что обсудить. Мастер Бичем…
Я поклонился.
– …рада была повидаться. Надеюсь, нам еще выпадет случай встретиться. Дайте мне знать, как устроитесь на новой должности.
Не дожидаясь моего ответа, она величаво направилась к дальнему дверному проему. Дамы поспешили следом вместе со стайкой заливисто лающих собачек.
И я вдруг оказался один на один с посланником.
– Похоже, ты куда более одарен, нежели я ожидал, – заметил Ренар.
– И я счастлив буду применить свои способности на службе вашему превосходительству, – отозвался я.
– Об этом мы еще поговорим. Скажем, завтра, около девяти?
Эти слова были меньше всего похожи на учтивое предложение. Я кивнул в знак подтверждения, и тут он, резко шагнув вперед, схватил меня за руку. У него оказалась неожиданно сильная хватка, присущая скорей любителю физических упражнений, нежели чиновнику, привычному к перу и бумаге.
– Впрочем, в этом нет нужды, – проговорил он. – Мы ведь оба простые смертные, готовые честно служить своим господам.
Я отступил на шаг. В сердечных словах Ренара не было ни капли сердечности. Его вынудили уступить, и ему это пришлось не по вкусу. Впрочем, я достиг своей цели. Я получил возможность внедриться в его окружение и расстроить его замыслы.
– Рочестер укажет тебе, куда прийти, – добавил Ренар, отходя к королевскому буфету и наливая себе из литого серебряного кувшина.
Мне он выпить не предложил. Это был невысказанный знак удалиться. Я повернулся, чтобы уйти, и тут услышал:
– Мастер Бичем!
Я оглянулся: в проеме, который вел в частные покои королевы, стояла Сибилла, держа в руке сложенный лист бумаги.
– Сегодня вечером ее величество устраивает пир в честь делегации Габсбургов и надеется, что вы присоединитесь к нам.
С этими словами она вручила мне бумагу, на которой стояла королевская печать.
– Это приглашение за подписью ее величества обеспечит вам место на пиру, – пояснила она.
Я взял приглашение – и ощутил мимолетное прикосновение ее пальцев.
Ренар шумно втянул воздух сквозь зубы.
– До вечера, – негромко проговорила Сибилла и ушла.
Я не сознавал, что так и остался стоять, глядя на проем, в котором она скрылась, – пока не прозвучал ледяной голос посланника:
– Может, ты подыскиваешь себе не только работу, но и жену благородного происхождения?
Я обернулся к Ренару:
– Увы, пока что я не могу позволить себе такую роскошь. Однако если мои обстоятельства изменятся…
Я намеренно не договорил и был вознагражден: его глаза, в упор смотревшие на меня поверх кубка, потемнели от ярости.
– Советую вести поиски в другом месте, – процедил он. – Мистрис Дарриер уже сговорена.
Выходя из комнаты, я не видел лица Ренара, но чувствовал, как его взгляд впивается мне между лопаток, словно острие приставленного к спине кинжала.
Я вполне понял его предостережение.
Глава 5
Рочестер объяснил, как пройти к канцелярии Ренара сквозь череду коридоров и поворотов, в которой я немудрено было запутаться, а заодно рассыпался в безудержных поздравлениях.
– Отличный ход, мастер Бичем! Дон Ренар превосходный хозяин, честный и преданный интересам ее величества. Лучшего места при дворе вам не найти. – Он подмигнул. – Во всяком случае, для того, чтобы недурно заработать. Говорят, у этих габсбургских чиновников кошельки битком набиты золотыми дукатами.
Позабавленный этой речью, я вновь поблагодарил Рочестера за доброту и поднялся по лестнице в увешанную картинами галерею. Глядя в сводчатые ниши окон, я обнаружил, что снегопад прекратился. Блеклое солнце кое-как пробивалось сквозь белесую зимнюю пелену, проливая тусклый свет на постройки внутреннего двора.
Я размышлял над тем, что успел узнать до сих пор. Я видел портрет Филиппа Испанского в личных покоях Марии – верный знак того, что она всерьез обдумывает предложение о помолвке с Габсбургом, если уже не приняла его. Отсутствие Елизаветы в покоях королевы было не менее красноречиво и говорило о том, что между сестрами пробежала черная кошка. Елизавета каждое утро катается верхом с Кортни; если он поддерживает оппозицию Габсбургам, возможно ли, что Елизавета использует эту дружбу, дабы намекнуть на свое собственное недовольство грядущим браком королевы с испанским принцем? Такой ход был в ее духе. Не сказав формально ни единого слова, по сути, она недвусмысленно выразила свою позицию.
Мысли мои вернулись к Ренару. У него не было ни малейшей причины доверять мне, чужаку, который прибыл ко двору, не имея за душой никаких рекомендаций, кроме былой заслуги перед королевой. Я усугубил его подозрения, показав свое влияние на Марию и вынудив его предложить мне место. Что ожидает меня на завтрашней встрече?
Думал я и о Сибилле – англичанке, которая выросла за границей, только что вернулась в Англию и, по словам Ренара, была «сговорена». Не имея большого опыта в сердечных делах, я все же способен был распознать ревность, а посол, судя по его тону, терзался именно этим чувством. И однако же Сибилла намеренно флиртовала со мной, причем проделывала это в его присутствии. Почему? Что связывает ее с Ренаром, если между ними вообще есть связь?
Я ускорил шаг и, лишь добравшись до своей комнаты, осознал, насколько быстро шел: будто опасался, что меня вот-вот остановят. Я поневоле усмехнулся. Дня не прошло, а я уже получил аудиенцию у королевы и устроился на службу к Симону Ренару, человеку, который, по мнению Сесила, умышлял погубить Елизавету. Меня можно было поздравить. Впрочем, я прекрасно знал, как легко оплетают хищные щупальца двора неосторожную жертву и как просто здесь угодить в западню. Нужно следить за каждым своим шагом.
Убедившись, что в комнате все в порядке и к моим вещам никто не прикасался, я набросил плащ и отважно двинулся в переплетения дворцового лабиринта. Если счастье от меня не отвернется, я сумею добраться до конюшен и лично поболтать с новым приятелем Перегрина. Я хотел побольше вызнать о Кортни и его отношениях с Елизаветой, однако едва успел пересечь четырехугольный двор и приблизиться к длинному, покрытому краской зданию конюшен, как оттуда выбежал разрумянившийся от холода Перегрин. Увидев меня, он резко затормозил.
– Я видел ее! – выпалил он. – Она говорила со мной!
Не было нужды спрашивать, кто такая «она».
– Тихо!
Я стиснул его плечо и огляделся: поблизости слонялись несколько конюхов.
– Больше ни слова! – предостерег я и зашагал прочь, увлекая Перегрина за собой во дворец.
Едва закрыв за нами дверь комнаты, я развернулся к нему и потребовал:
– Повтори дословно, что она сказала.
– Ну… она явилась в конюшни после верховой прогулки. Я возился с Шафраном. У него обнаружилась ранка на лбу, – верно, угодило вылетевшим из-под копыт камешком на дороге. Как бы то ни было, я смазывал эту ранку, когда вошла она вместе с каким-то вельможей. Они смеялись. Вельможа кликнул кого-нибудь принять коня, и я вызвался. Когда лорд – она обращалась к нему «милый кузен» – ушел, она заговорила со мной. Она была крайне недовольна. Сказала, что мы не должны были являться ко двору без ее дозволения.
Я испытал безмерное облегчение. Да, это очень похоже на Елизавету.
– Естественно, ничего другого она и не могла сказать, зато, по крайней мере, ей известно, что мы здесь. Что-нибудь еще она говорила?
– Нет, потому что лорд ждал ее снаружи. Она сказала, что у нее голова разболелась от его бесконечной болтовни и она собирается поспать перед тем, как переодеться к пиру у королевы. Да, и еще велела, чтоб я позаботился об Уриане, раз уж украл его.
То было послание для меня. Елизавета хотела дать понять, что будет сегодня вечером на пиру. «Милый кузен», с которым она каталась верхом, конечно же, Кортни. Я просто разминулся с ним. Приди я парой минут раньше – и, возможно, успел бы поближе присмотреться к человеку, чья дружба с Елизаветой меня уже не на шутку беспокоила.
– Что ты можешь сказать об этом вельможе? – спросил я.
Перегрин презрительно фыркнул уголком рта:
– Грубиян, как вся их порода. Когда я принял коня, он мне даже мелкой монетки не дал, хотя у конюшенных мальчиков только и дохода что чаевые. И еще глянул на меня так, точно я собираюсь что-то стянуть, когда ее высочество сказала, что хочет перемолвиться со мной словцом насчет своего пса.
Меня кольнула тревога. Кортни недоверчив – недобрый знак.
– Ты сделал все как надо, – проговорил я вслух. – Теперь она знает, что мы здесь, и не будет застигнута врасплох, увидев меня. Тем не менее я хочу, чтобы ты держался от Кортни подальше. Мне не нравится то, что я о нем слышал.
Перегрин кивнул. Я подошел к сундуку, достал свой новый, с иголочки, камзол ярко-красного цвета и наплечную цепь, завернутую для сохранности в кусок холста. Когда я развернул лоскут, обнажив массивные золоченые звенья, Перегрин громко присвистнул:
– Вот это штука! Пару золотых, верно, стоила, не меньше.
– Не спеши восторгаться. Это подделка. Для тебя я тоже прихватил новый камзол и рукава.
– Только не из бархата. И цепи к ним, бьюсь об заклад, не полагается.
Я рассмеялся:
– Хорошенький из тебя получается оруженосец! – Я похлопал его по плечу. – Поди вымойся как следует да не забудь про мыло. Нынче вечером, друг мой, будем пировать при дворе.
Я нарочно не стал следить за его мытьем и целиком погрузился в собственные хлопоты, пока не услышал за спиной досадливый вздох. Перегрин, уже в новом наряде, неловко застыл посреди комнаты; его непокорные кудри, смазанные маслом, влажными завитками ниспадали на плечи. Зеленый шерстяной камзол подчеркивал изумрудный оттенок его глаз.
– Ты отмылся на славу, – заметил я.
– Все тело чешется, как будто у меня блохи, – скривился Перегрин.
– Так ведь ты все утро провел в конюшне.
С этими словами я повернулся к маленькому ручному зеркалу, которое еще прежде установил на табурете. Закрепив на плечах массивную цепь, я вспомнил об оружии. Я пристраивал за голенищем кинжал, когда Перегрин вдруг спросил:
– Нам тоже грозит опасность?
С ответом я не торопился.
– Если бы ты просто объяснил, что происходит, я бы мог…
Я предостерегающе вскинул руку.
– Ты обещал, помнишь? Никаких вопросов. – И добавил уже мягче: – Мне просто нужно поговорить с ее высочеством. Вполне возможно, что мне понадобится твоя помощь.
Лицо Перегрина просветлело, чего я, впрочем, и ожидал. Повернувшись к дорожной сумке, я достал перо, чернила и лист бумаги. Оторвав клочок, я быстро набросал пару слов.
«Конюшни. Завтра в полдень».
Больше ничего не посмел добавить – на тот случай, если записка попадет в чужие руки. Я сложил обрывок бумаги крохотным квадратиком, без труда помещавшимся в ладони, сунул его под камзол и лишь затем повернулся к Перегрину.
– Хочешь, чтобы я его отнес? – с нетерпением осведомился он.
– Посмотрим, – отозвался я. – Вначале давай выясним, что уготовил нам нынешний вечер. Пойдем. Не хватало еще в первый же день при дворе опоздать на пир.
Гулкий парадный зал был огромен и на диво хорошо прогрет благодаря двум громадным каминам каннского камня, поставляемого из Нормандии. В каминах жарко пылал благоуханный огонь. Обширный свод с выступающими ребрами каркаса был едва различим высоко над головой – его росписи заволакивала пелена дыма от множества золоченых канделябров и факелов в настенных гнездах.
На черно-белом шахматном полу уже толпилось изрядное количество народа, и голоса сливались в неразборчивый гул, когда придворные неспешно, с кубками в руках прохаживались по залу, собирались в кружки и перешептывались, глазея на помост, где были расставлены накрытый бархатом стол и несколько мягких кресел. Я приметил, что многие придворные носят напоказ распятия, усыпанные драгоценными камнями, и медальоны с изображениями святых. Притом что в годы правления покойного короля подобное идолопоклонничество упразднилось, у лондонских златокузнецов, судя по всему, сейчас было работы хоть отбавляй. Разглядел я также державшуюся в стороне группу мрачных людей в высоких черных шляпах и коротких плащах – все сплошь бородатые, с недобрыми хищными глазами, на лицах ни единой улыбки. Я догадался, что это те самые испанцы из делегации Габсбургов.
– Не отставай, – бросил я Перегрину, покуда мы осторожно пробирались между слуг с подносами, разносивших вино.
Нашей целью был ряд столов на козлах, установленных перед помостом. Некоторые ранние гости уже требовали, чтобы их провели на означенные в приглашениях места; дворецкие в ливреях составляли из них очередь. Я надеялся, что с моего места будет виден вход – чтобы не пропустить прибытия Елизаветы. Внимательно оглядев парадный зал, я убедился, что она еще не появилась.
Пока мы с Перегрином томились в очереди, я вдруг почувствовал, что за мной следят. Ощущение было настолько сильным, что по спине явственно побежали мурашки. Я рывком обернулся, испытующе всматриваясь в толпу. Краем глаза я уловил промелькнувшее в павлиньей пестроте нарядов неуместное черное пятно, словно в резком движении взметнулся на долю секунды старый плащ. Крупная фигура по соседству с этим всплеском черноты пришла в движение и буквально растаяла в толпе придворных. Сколько я ни всматривался – даже привстал на цыпочки, чтобы видеть поверх людских голов, – так и не удалось разобрать, что это за человек и откуда он взялся. И все же я твердо знал, что мне не померещилось: он был там, неподалеку от меня.
Перегрин, стоявший рядом, негромко спросил:
– Что такое?
– Не знаю.
Я попытался было протиснуться через толпу, но фигура в черном сгинула бесследно. Затем герольды возвестили появление королевы, и все, кто только ни был в зале, тут же принялись, толкая друг друга, продвигаться вперед. Сердитая реплика, брошенная в мой адрес, напомнила, что я задерживаю очередь. Я поспешил к столу, на который указал мне раздраженный дворецкий, чуть ли не вырвавший из моих рук приглашение. Место мое оказалось недалеко от помоста: достаточно близко, чтобы наблюдать за всем происходящим, не вызывая ни малейших подозрений.
Перегрин оглядел один-единственный стул, предназначенный для меня.