Поскольку такой вариант меня никоим образом не устраивал, я счел нужным временно самоустраниться. Заодно проверить возможности «Светлого братства». Сумеет ли оно найти меня на даче у Славы? Друган по случаю прикупил участок земли в Горелово, оформив его на Ксению, как и все прочее имущество. Слава был парень нежадный. Он сам и предложил затихариться у него, мне же не оставалось ничего, кроме как согласиться. К Маринкиным родителям на дачу дорога была однозначно заказана. Не хотелось одалживаться, да и отыскать нас там легко.
Маринка была не против. В сущности, она сама уболтала меня на этот шаг. Придя к обоюдному согласию, мы сели в «Ниву» и поехали домой – собирать пожитки. Славу с Ксенией оставили отдыхать. Я пообещал им беречь Маринку и в доказательство продемонстрировал АПС, после чего убрал его во внутренний карман куртки. Мне поверили, вручили ключи от дачи, сопроводили напутствиями. Настроились отваливать конкретно – я даже Доспехи в багажник положил, чтобы из дома сразу ехать в Горелово. Сокращая время пребывания в городе, мы уменьшали возможность возникновения новых эксцессов. Я всегда был легок на подъем, да и Маринка тоже – она ведь моя вторая половина.
Нежилая квартира производила тягостное впечатление, но я предложил Маринке не возиться с мокрой тряпкой, а поскорее укладывать шмотки. Сам же решил заглянуть к Боре – попрощаться, если он еще не уехал.
Боря не уехал. Он встретил меня в той же рубашке с тем же значком, только в руке на сей раз держал трофейную «хлорницу» – прямоугольный пенальчик из коричневого эбонита, в котором немцы хранили порошок для обеззараживания воды. Из «хлорницы» торчали иголки. Видать, выломился отпирать прямо с рабочего места. Ждет, что ли, кого?
– Привет, – сказал я. – Не ждал меня?
– Не-а. – Боря отступил, пропуская меня в комнату.
– А кого ждал?
– Ребята должны зайти. Я заморочился в лес с ними поехать.
– Где будете копать? – Кажется, Боря нашел подходящую компанию «черных следопытов».
– В Синявино. Там у человека своя дача есть.
– Что за ребята? – Мир тесен, некоторых я вполне мог знать по своему трофейному детству.
– Аким, Пухлый, Саша Крейзи, Дима Боярский, Болт, и еще кто-то будет.
– Что за Пухлый – Чачелов?
– Ну да, – неуверенно ответил Боря, наших общих знакомых он знал несколько хуже, чем я. – Вова. Со шрамами такой: у носа щека и у глаза скула разворочены.
– Затвором от трешки. Перед армией напоследок из любимой винтовки пальнул, а ему затвор в морду влетел.
– Ты знаешь Пухлого?
Я кивнул:
– Он у вас небось проводником идет?
– Ну да, – подтвердил Боря. – Он, говорят, в Синяве самый фирменный проводник, с малых лет копает. Это его дача. Нас Аким свел. Дима-мент и Крейзи тоже давно там тусуются.
«Про меня, значит, не упоминали», – понял я. В прихожей раздался звонок.
– Ага, пришли, – сорвался открывать Боря, но это оказалась Маринка.
– Тебя папик хочет, – сообщила она.
– Спешу на зов, – пришел мой черед подрываться. – Боря, дверь не запирай, я сейчас вернусь.
– Лады, – мотнул башкой Боря.
Как удобно, когда квартиры рядом! Создается эффект единого большого жилья. Я проскочил лестничную клеть и взял трубку. Господин Стаценко меня, наверное, обыскался. Что-то он там мне хотел предложить.
– Алло. Здравствуйте, Остап Прохорович.
– Добрый день, Илья Игоревич, – поздоровался пан Стаценко. – Вас никак не найти.
– О-о, я был занят, мотался по городу без конца, весь в разъездах. Дел было невпроворот, весь в делах… всяких, семейных, всяких… – залопотал я. Остап Прохорович привел меня в смущение, сам того не подозревая.
– Не помешал ли я вам? – корректно осведомился Стаценко.
– Никоим образом.
– Вы помните, о чем мы говорили в прошлый раз?
– Как же, помню.
– Не откажетесь ли вы, Илья Игоревич, обсудить сей вопрос в процессе застольной беседы? – Папик отлично копировал мою манеру говорить и мои интонации – подлизывался. – Я бы прислал за вами машину.
– Ой, простите, Остап Прохорович, – взмолился я, – но вынужден отклонить ваше предложение.
Оно мне по большому счету в хрен не уперлось и завтра фиг понадобится.
– Вы куда-то торопитесь? – догадался Стаценко.
– В данный момент – да. Может быть, потом как-нибудь встретимся. Я вам обязательно позвоню.
– Вы мне уже обещали, – обиженно напомнил папик.
– Забыл, каюсь. Жизнь довела до амнезии, – мне не хотелось огорчать радушного Остапа Прохоровича, но я чувствовал, что, если отложу отъезд, потом свалить из города не соберусь. Такие дела делаются на одном дыхании. – Но сейчас я действительно не могу посетить вас.
– Жаль, очень жаль, – разочарованно протянул Стаценко. – Когда я могу застать вас дома?
– Право, не знаю, – честно признался я. – Дело в том, что мы с женой собрались нанести визит к друзьям на дачу. Не представляю, на сколько он затянется.
– Будете в Санкт-Петербурге – звоните, – деликатно закруглил беседу Стаценко. – Номер моей трубки вам известен.
– Разумеется, – с облегчением вздохнул я. – Обязательно позвоню.
Попотчевав друг друга оптимистическими пожеланиями, мы разъединились.
– Чего хочет папик? – осведомилась Маринка. – Тебя?
– Отобедать в моем присутствии, – поправил я. – Что за пошлые намеки? Мне кажется, сарказм неуместен. У нас ведь был разговор насчет ревности?
– Если бы все было чисто, ты бы так не защищался, милый, – пристрастие к шпилькам Марина унаследовала от матери. – С точки зрения постороннего человека, ваши тайные вечери не могут не вызвать подозрения. Что за дела: приглашать в гости женатого человека без супруги? На что это похоже? Вот почему я называю ваши встречи интимными.
– Нормальные конфиденциальные встречи.
– Конфиденциальные, – фыркнула Марина. – Собрались два друга посекретничать! Папик твой меня в открытую игнорирует. Такое отношение можно объяснить только предварительным сговором либо исключительной неотесанностью.
– Либо эгоизмом, – прибавил я. – Остапу Прохоровичу нравятся доверительные беседы. И ничего такого в этом нет, не выдумывай, дорогая.
– Да мне-то что, милый. А вот тебе было бы приятно, если бы меня зазывала в гости загадочная особа, а про тебя всякий раз забывала, словно ты и не существуешь?
– Неприятно, – я только сейчас это понял. – Постараюсь исправиться, извини.
– И все??? – округлила глаза Маринка.
– Но даче мы будем неразлучны целое лето, – напомнил я.
– Ну хотя бы поцеловать, джентльмен.
Уняв наконец-то жену, я возвратился к Боре. Дверь была приоткрыта. Боря сидел в комнате и латал лямку на «жопе» – подушке из пенополистирола, которую привязывают к мягкому месту, чтобы в лесу можно было без хлопот усаживаться на холодную землю, не боясь застудить почки.
«Жопа» была покрашена в черный цвет и сильно потерта. Очевидно, ею много пользовались. В тех местах, где краска облезла, белоснежный теплоизолятор изгваздался, пошел грязно-серыми пятнами, в районе ягодиц они были темнее.
– Хороший прибамбас, – заценил я, присаживаясь, – почто не взял, когда курган копать ездил?
– Она не моя, – не отрываясь от работы, ответил Боря, – Аким дал.
Следопытом он и в самом деле был зеленым. Если долго копаешь в лесу, без подкладки не обойтись. Россия – страна северная.
– Как поживает Пухлый? – Давно, очень давно я не встречал никого из нашего отряда юных следопутов.
– Нормально вроде, – пожал плечами Боря. Видимо, Вовка Чачелов был ему мало знаком. – А ты Пухлого давно знаешь?
– С младых ногтей, – усмехнулся я, припомнив лихие похождения. – Мы с ним еще на Невском пятаке копали.
– У дороги или в лесополосе? – загорелись глаза у Бори.
Очевидно, Невский пятачок посещали все без исключения «черные следопыты». Любители трофейного оружия, которых я знал, на нем, как правило, и начинали. Исключение составлял Вова, у которого дед жил на линии бывшего Волховского фронта. Пухлый вырос в лесу и знал эти болота как свои пять пальцев.
– Везде, – сказал я. – Ночью не видно. Маскировочной сетью от дороги отгородишься, и все время до рассвета – твое.
– В ментовку попадал?
– Не без того, пару раз ловили. Невелика беда, – отмахнулся я, – по шее пару раз дадут, инструмент отнимут, ну, в школу сообщат. А поскольку я был председателем военно-патриотического сектора и даже, – воздел я вверх палец, – имел ключ от комнаты боевой славы, мне все сходило с рук. Я мотивировал раскопки добычей экспонатов для нужд школы, и мне в общем-то верили, поскольку я туда кое-что приносил. Не оружие, а так… экспонаты. К тому же, проводил экскурсии в этой славной комнате и вел активную общественную работу. Поэтому мне прощали маленькие шалости, тем более что я один из всех малолетних балбесов фурычил в героической истории родного края. Еще бы не фурычить, – хмыкнул я, – столько земли перемолотил. Пятак хорош тем, что там можно копать в любом месте и что-нибудь обязательно да найдешь. Все-таки четыреста тысяч человек положили, шутка ли? Оружия на нем – еще не одному поколению раскопщиков хватит.
– Да, Пятак место хлебное, но не прикольное из-за ментов, – кивнул Боря. – Я там начинал, а потом стал копать по Новгородской области. В Долину Смерти последний раз вообще фирменно съездили. Наткнулись на блиндаж. Его раскопали раньше нас, но не весь. Мы тоже стали рыться. Эрик портфель нашел, складник и телефон. Я – бак от эмгэ с патронами и тоже телефон. Потом отошли немного по окопу, стали бруствера обрушивать. Бац, пулеметные гильзы. Ну, раз есть такая россыпь гильз, значит, должен быть и пулемет. Смотрю, профиль траншеи на ячейку для пулеметного расчета похож. Стал копать, а из песка конец ленты торчит. Потянул, вытащил, насколько смог. Нормальный ход, думаю, и на нашей улице КамАЗ с игрушками перевернется! Копаю дальше – есть! Целехонький эмгэ. Вон, в углу стоит.
– В песке что ему сделается, – окинул я взглядом предмет Бориной гордости. – В песке сухо, вода сразу вниз уходит, не дает железу ржаветь. В Приморске я вообще целые винтовки поднимал, на них даже дерево сохранилось. А в том же Мясном Бору ствол если он был, допустим, в окопе засыпан вертикально, то становится конусообразным – так неравномерно корродирует.
– Такие клины я тоже вытаскивал, – согласился Боря. – Дерево – дефицит, оно дороже ствола. Если ты еще и столярничать умеешь, тогда вообще фирменный копатель, цены тебе нет.
– У нас Пухлый умел по дереву работать, – припомнил я.
– А из чего ложа делали? – Боря даже шитье отложил.
«Бойцы вспоминали минувшие дни, окопы, где вместе сражались они». Вот тоже, собрались трофейщики лясы поточить. Лазают какие-то непонятные люди по лесам, а потом трендят об этом часами: трешь-мнешь, хрен поймешь. У Мертвого озера нас пробило на водные темы, а нынче предались воспоминаниям о сухопутных.
– Из сосновой доски, – я увлеченно пересел, закинув ногу за ногу. – Ну, если для себя, тогда, конечно, из березки. Возиться с нею дольше, зато приклад выходит достойный. А сосна – она мягкая. После трех выстрелов ствол шатается.
– И сколько по времени у вас фирменное ложе точилось?
– Пухлый резал за день. К вечеру уже было готово. Он красивые ложа делал. Качественно обточенное дерево – это, конечно, вещь! А из гнилых винтовок Вова на даче забор смастерил.
– Это ж сколько потребовалось стволов? – с плохо скрываемой завистью спросил Боря.
– Не помню уже… Много.
– Стволы-то рабочие?
– Были рабочие, стрелять можно.
– И не жалко?
– Дед Пухлого из них потом фундамент для бани сделал. Бетонную подушку стал заливать и все стволы туда вомчал в качестве арматуры.
– Да ну на фиг! – не поверил Боря. С точки зрения «зеленого следопыта», подобное расточительство было просто кощунством.
– Можешь сам у Пухлого спросить. Будете у него на даче, в этой бане попаритесь.
– Ну, вы оригиналы! – поразился Боря.
– Это Пухлый оригинал, – сказал я. – Что там забор из винтовок! Мы когда на Невском пятаке копали, у Пухлого там было ложе из мосталыг. Собрал себе из костей типа трона и восседал на нем, как король каннибалов.
– Ну, он дает!
– Кстати, о каннибализме, – злорадно упомянул я. – У Пухлого есть идея-фикс: затащить в лес бабу и сожрать ее. Так что, если с вами будет женщина, может статься, что назад она не вернется. Поэтому смотри, что за мясо в котелке.
– Да ну вас к черту, – скривился юный следопыт, – жути только гонишь. Кто в лесу будет с бабами канителиться, на хрен кому они там нужны!
– Пухлый может, – поддразнил я, – он такой. Пронзительный визг прорвался к нам с лестничной площадки.
– Илья, Илья! – это звала на помощь Маринка.
Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, который я сделал, чтобы, покинув кресло, оказаться в прихожей. Дверь была не заперта, я дернул ее на себя и нос к носу столкнулся с человеком в черной одежде. Я врезал ему локтем в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи «стечкин». Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда доносился истошный Маринкин вопль:
– Илья!!!
Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор, я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС – волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги начисто сорвал башню.
Не сомневаясь, что имею дело со «светлыми братьями», я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защелкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.
Предварив свое появление шумовым эффектом, я пронесся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС в вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и рядом с ней двоих «светлых братьев», один был с «Калашниковым», второй держал в руке меч.
– Амба! – ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.
Нашороханный «светлый брат» вскинул свой калькулятор, собираясь дать очередь с пояса, но я опередил с окончательным расчетом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с нее кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.
– Ложись, ложись, сука, на пол! – во всю глотку зарычал я.
Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.
– Лежи, козлина, если жизнь дорога, – пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул ее в коридор. – Сейчас попробуем выйти из дома. – Глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. – Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет – попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?
– Да, – тряхнула головой Маринка, и я понял, что она точно ничего не сделает.
– Тогда пошли, – сказал я и едва не попал под пули.
Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошметки гипсокартона, в воздухе заклубилась известковая пыль.
За стеной на лестнице кто-то упал.
– Илья, – по голосу я узнал Борю, – ты живой?
– В порядке, – ответил я.
Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемета, потом спрашивает, живой ли?
– Осторожно, – предупредил я, – мы идем.
Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с решительным видом прохаживался по ней, держа на изготовку пулемет. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в черном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.
– У нас началась война, – сообщил Боря.
– Валим отсюда! – Я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчетчик, достал из тайника запасную обойму для «стечкина» и тонну баков, отложенную на черный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне «Калашников», но меченосец, видимо, так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.