Клара почти не спала. Каждую ночь она молила Небеса, чтобы жемчужница обошла их дом стороной. Но если от хвори до сих пор им еще удавалось каким-то неведомым образом скрываться, то от холодных ночей спасения не было.
Клара из последних сил обнимала руками младшенького Гришу, и с вечера до утра только и делала, что слушала его хриплое дыхание. Если бы она могла превратиться в теплое одеяло и отогреть собою всех братишек и родителей тоже. Если бы она могла сделать хотя бы что-нибудь, что бы вернуло румянец на щечки младшенького, если бы могла стереть этот отвратительный жемчужный цвет, в который окрашивались лица братишек. Если бы… На утро Гришенька больше не кашлял.
Но и глазок больше не открыл.
— Согрелся… он согрелся! — пораженно шептала Клара на утро, когда мать дрожащими руками пыталась отобрать у дочери малыша.
Ночью — пробирающий самое сердце ветер, утром — земля, в которой ушедшие наконец могли отогреться. Вот, во что превратилась их жизнь. Каждая ночь уносила с собой слабых, а сильным отставляла лишь еще худшую участь. Люди все больше превращались в увядающие тени, и меньше их становилось. Кажется, то была самая холодная зима, которую Кларе удалось застать.
Что она могла сказать Лори, когда встретила его вновь? Нет, пусть хотя бы у него останется эта непосредственность и непоколебимая вера в лучшее. Пусть не коснется его мыслей жемчужная хворь. Пусть так и будет. А уж она постарается улыбаться и скроет, что ее мысли уже опутали леденящие сети зимы. Сети, которые больше никогда не растопит летнее солнце.
Клара вспоминала слова Михаэля, и та встреча все больше казалась ей миражной выдумкой. Но вещи в пыльной коробке никуда не исчезли. Клара взяла в руки фиолетовую ткань плаща и крепко сжала пальцами, сминая воротник. Почему той зимой она забыла об этом тайнике? Может, эта ткань спасла бы…
«Этот плащ создан не для того, чтобы согревать», — эти слова ярко вспыхнули в мыслях.
Иногда Кларе кажется, что ее «я» как бы раздваивается: одна половина помнит странные встречи, мыслит на противоречивые этому миру темы, а другая отчаянно силится забыть все, что не поддается логическому объяснению. Вторая половина помогает выжить, а первая сводит с ума. Какой половине ей поверить?
Слезы сыпались и растворялись в фиолетовой ткани, словно плащ их поглощал. В полупустом доме никто не слышал ее всхлипов. А может и слышал, но счел, что лучше сестрице побыть сегодня одной.
Клара смеялась, когда смотрела с Лори на звезды и тайно надеялась, что где-то там есть место, где братишкам всегда будет тепло. Клара впервые испугалась, когда в семье появился еще один ребенок, ведь теперь у нее почти не оставалось внутреннего тепла. Клара ухаживала за отцом, когда тот захворал, и не желала понимать, почему он плачет и смотрит на нее с такой тяжестью во взгляде. Точно так же Клара сидела и у постели брата, что всегда казался ей тем, кто в будущем станет сильным и без труда сможет занять место отца. Яков всегда был ее опорой, всегда казался ей тем крючком, за который она сможет зацепиться в случае беды… Но отец ушел, а этот проныра тут же помчался за ним вслед.
Почему он не подумал о ней? Каждую ночь она придумывала для Якова все новые выдуманные истории, она открыла ему самое дорогое, даже рассказывала наизусть заученные сказки Михаэля, изо всех сил пыталась внушить мысль, что ничего еще не потеряно, так почему же он даже не попытался бороться, почему отчаялся? Почему все снова смотрят на нее так, словно она сможет всех защитить? Почему всем кажется, что она сможет всех заново отогреть? Почему никто не видит, что ее сердце уже успело превратиться в пустой сосуд и покрыться холодной коркой инея? Почему?..
В тот день мать впервые за долгое время крепко обняла дочь и громко заплакала. Все это время она дарила свои объятья младшим, а старшая дочь… этой девочке как будто никогда и не нужно было чужое тепло. Она сама дарила его другим. Казалось, в тот день раскололась столетняя скала, и обрушилась в бушующее море.
Клара никогда не слышала, как плачет мама. Наверное, в этом они с ней похожи.
Девочка хрипловато кашлянула и отстранилась, затем посмотрела на мать, заставив себя улыбнуться, и сказала:
— Мы справимся, матушка.
Даже если в ее сердце больше не осталось сил, даже если она уже израсходовала всю магию, отпущенную ей судьбой, она сплетет новый узелок, до последнего мгновения останется тростинкой, на которую можно опереться. Даже если порой так сильно хочется разломиться.
Но жемчужница решила иначе.
И посеяла один из своих драгоценных камней в легкие старшей. С каждым днем Кларе казалось, что в ее груди постепенно прорастают цветы и колются своими шершавыми лепестками изнутри, тянутся к самому горлу. Если бы можно было их выплюнуть, разорвать грудную клетку, да при этом не истечь кровью, но бутоны распускались лишь сильнее. Они росли, и заполняли собою органы дыхания, все больше утяжеляя саму возможность дышать.
Клара знала, что случится дальше. Клара своими глазами видела, во что превращает жемчужница. Она рассказывала матери, где растут еще не сгнившие яблони, переживала о том, куда бы им лучше уехать, если совсем худо станет, а матушка только плакала. Как же они без нее? Цветы сильнее распушивали лепестки, стоило об этом лишь подумать. На Тимошу с Михой положиться? Но ведь они едва старше Лори.
Лори… с этим мальчиком она, пусть и ненадолго, но могла снова превратиться в мечтательного ребенка. Ей не хотелось, чтобы он видел ее, когда цветочные гроздья уже почти полностью заполнят легкие. Но все же она была рада, что он пришел.
Клара смотрела на Лори и представляла, каким хорошим человеком он станет в будущем, какая яркая жизнь его ожидает, и от этой мысли у нее светлело на душе. Отчего-то в тот момент ей казалось, словно она приближается к чему-то большому и очень теплому. Вот-вот прикоснешься рукой.
И она решилась поделиться с Лори своим сокровищем. И отчего-то ей казалось, что с самого начала этот плащ был предназначен именно ему. А она всего лишь была тем, кому суждено оберегать чужое сияние.
Не плачь, Лори. И пожалуйста, не грусти.
Ведь Кларе больше не холодно.
____________________________________
1. Adieu — фр. «прощай»
2. Жемчужница или чахотка — старое название туберкулеза. Название «жемчужной болезни» пришло из-за перламутрового цвета гноя и бугорков, покрывающих легкие в запущенной стадии.
========== Экстра-глава 2. То, что навсегда забыла Лера ==========
Капли часто бьются о стекло и в ту же секунду расползаются, подгоняемые чересчур сильным ветром. Маленькая Лера смотрит в окно машины и сосредоточенно наблюдает за тем, как водяные горошины соревнуются, стремясь обогнать друг друга, и оставляют после себя витиеватые влажные дорожки. Вот только на их место сразу же прибывают новые крохотные дети дождя, и все повторяется вновь.
Девочка водит пальцами по холодному стеклу и пытается угадать, кто же быстрее прибудет к финишу. Некоторым «участникам» она даже придумывает имена и характер. Вон та, такая большая и настырная капля, толкается, преграждая другим путь, но в итоге все равно застревает посреди дороги, а вон та небольшая капелька оказывается проворнее и, преодолев все препятствие, почти побеждает.
— Лера, тебе там удобно? — обращается к ней мама с соседнего сидения.
— Угу, — буркнет девочка, всецело погруженная в свою игру.
Но мать все-таки берет дочку на руки.
— Потерпи еще немного, скоро приедем.
Отец впереди роняет вздох.
— В такой ливень одни пробки на дорогах. Может, через час доберемся, не раньше.
— Лера плохо кушала утром, а уже обед…
— Не хочу кусать! — тут же воскликнет малышка.
— Ну Лера…
— Лера, а ты разве не хочешь вырасти большой и сильной девочкой? — загадочно улыбается отец.
— Я и так бошая и силная! — отвечает Лера, гордо выпрямившись.
Родители лишь засмеются.
Плотная пробка и не думает разжаться, машины не сдвигаются и на миллиметр. Папин взгляд скользит дальше лобового стекла, дальше вереницы машин — куда-то поверх дороги.
Лера облокачивается головой о мамину грудь, и ей вдруг представляется, что размеренное постукивание отцовских пальцев по рулю и стук маминого сердца идеально дополняют друг друга. Как мелодия.
— Помнишь, как мы познакомились? — вдруг спрашивает отец. Его хитроватые глаза отражаются в зеркале.
— Мм? Почему вспомнил об этом сейчас?
— Вообще-то тогда тоже шел дождь, — обиженно.
А вот Лора улыбается.
— Я как в классической мелодраме вышла из книжного магазина.
— А я укрыл нас своей курткой, — хохотнув. — Лера спит?..
Мама получше укутывает дочь своей кофтой.
— Почти.
Продолжают уже шепотом.
— Хм, думаешь, это была просто… случайность?
— Случайность, как же, — тихо смеется Лора.
Сквозь сон Лера слышит едва различимые голоса родителей. Они смешиваются с шумом дождя и убаюкивают… Как вдруг раздается телефонный звонок и разрушает умиротворяющую атмосферу.
— Да… — отвечает Лора. — Нина, мы уже недалеко, но этот дождь…
Наконец загорается зеленый, наконец машины начинают движение, и они тоже трогаются с места, выезжают на перекресток.
Как вдруг откуда-то справа слышится лязг шин и оглушающе громко начинают сигналить машины. Серая иномарка скользит по мокрому асфальту и, потеряв управление, направляется именно к ним.
Все происходит так быстро и в то же время ужасающе медленно.
Вот — отец резко выворачивает руль, вот — мамин голос обрывается, а телефонная трубка выскальзывает из ладони. Вот — глухое столкновение, звон разбивающегося стекла и скрежет металла.
Лера чувствует, как крепко мама сжимает ее в объятиях. Лера инстинктивно угадывает, как отчаянно отец пытается вернуть машину на дорогу, но та больше не желает ему подчиняться и отлетает в противоположную сторону. Несколько раз мир в Лериных глазах переворачивается. Снова. И снова.
Мамино сердце стучит так быстро, а аккомпанирующий дождь фальшивит и скрипит, глухо ударяясь каплями об асфальт.
Наконец Лера открывает глаза. Она еще не понимает, что произошло. Не понимает, почему весь ее мирок внезапно замкнулся на этой погнутой металлической коробке и перевернулся в одночасье. Она все еще чувствует тепло материнской груди, но почему-то ее сердце больше не… Почему? Почему их мелодия так внезапно оборвалась?
Они словно замерли в космическом вакууме. Девочка поднимает взгляд вверх. Отец в странной позе развалился на передних сидениях и отгородил их с мамой от треснувшего лобового стекла и куска отвалившейся рамы. Лера видит только его затылок и чувствует, как теплая жидкость капает ей на щеки.
Поскрипывают металлические опоры, погнулся пол, ставший теперь потолком, что-то искрится вдалеке, а в нос бьет запах машинного масла и дыма.
Мир искривился.
Весь мир разваливается. Еще секунда, и лопнет, взорвется.
Лерин взгляд скользит в отверстие разбитого окна и через толщею секундной бесконечности до нее доносятся неясные крики и возгласы, серены скорой помощи и милицейских машин… Но все эти отзвуки чужие, и какой с них теперь прок?
Только дождь барабанит как прежде.
Там, снаружи существует совершенно иной мир, отличный от того, в котором застряла Лера. Тот мир правильный, не искривленный, вот только холодный. Очень холодный.
А здесь тепло.
Судьба? — эхом послышались чьи-то слова. Где-то в тайнике памяти приоткрылась дверца, и в мыслях пронеслось: «Стоило ли возвращаться, если ничего не меняется?» Вот только ее ли это мысли? Не важно, она согласна с ними.
Как вдруг в разбитом окне промелькнет фиолетовый цвет, — такой нелепый посреди всего серого окружения. И золотые локоны волос.
Силуэт расплывается, трудно его разглядеть. Все вокруг туманится и покрывается черными пятнами.
Как вдруг цветастый незнакомец прошепчет что-то, едва шевельнув губами.
Слишком далеко, но отражение слов вдруг вспыхивает в сознании и разводит черные пятна.
Мягкий сон заботливо накрывает ее одеялом, и Лера уже не может почувствовать, как чужие руки вытаскивают ее из машины, как люди в белых халатах укладывают ее на носилки, как приезжает милиция и журналисты с камерами, как собирается толпа… Вся эта суета не коснется ее. Только человек в фиолетовом пальто остается посреди дождя и торопливо снующих людей и сейчас он похож на призрака. У его ног лежит разбитый телефон, но отчего-то мерещится, что он все еще звонит.
«Я нашел тебя».