И Джон пожелал объясниться с примасом наедине. Он сказал, что вовсе не собирается затевать войну, просто как король не может мириться с прямым бунтом. Он собирается наведаться в северные земли, показать баронам свою силу, но никакого кровопролития не будет.
— Хорошо, милорд, но учтите, что если кровь все-таки прольется, вам придется отвечать перед его святейшеством, — предупредил Лэнгтон.
— Я буду это помнить, — мрачно ответил Джон.
Поход на север превратился в демонстрацию силы. Пришлось Джону отправляться обратно на юг. Во Францию он отплыл без тех лордов, которые отказались его сопровождать.
* * *
Зато в Ла-Рошели его встретили с ликованием. Богатый порт существовал за счет выгодной торговли с Англией, и его жители вовсе не желали переходить в подданство к французскому королю. Вся Аквитания была настроена по отношению к Филиппу враждебно. Таким образом, у Джона здесь были могущественные союзники.
Захватив пару замков, король воодушевился еще больше. Ему уже грезилось, что в скором времени он вернет все утраченные территории.
Удача сопутствовала англичанам. Фламандцы, извечные враги французов, воспользовались успехами Джона, чтобы напасть на земли Филиппа. Пришлось французскому королю отправляться с войском во Фландрию, против англичан он отправил своего сына Людовика.
Джон уже не сомневался в победе, однако продвижению вперед мешало могущественное семейство Лузиньянов, относившихся к королю не менее враждебно, чем английские Фитцуолтеры. Во главе влиятельного клана находился все тот же Юг, у которого Джон когда-то похитил невесту.
Королю казалось, что он со всех сторон окружен призраками из прошлого: Артур, Веши, Фитцуолтер, Лузиньян. Неужто былые грехи никогда не оставят его в покое?
С одним из этих призраков нужно было что-то делать, причем немедленно. Как бы утихомирить враждебность Лузиньянов?
И тут Джону пришла в голову презабавная идея. Юг де Лузиньян, человек, к которому Джон ревновал свою жену все эти годы, так и остался холостым. Не означает ли это, что он продолжает любить Изабеллу? Очень вероятно. Семейство Лузиньянов честолюбиво. Что, если предложить им хорошую наживку? Наверняка клюнут! Джон злобно посмеивался, предвкушая, как ловко проведет Лузиньянов. Они не только перестанут враждовать с ним, но и помогут ему в войне.
К Югу де Лузиньяну было отправлено посольство. Джон предлагал ему в жены свою собственную дочь, причем не прижитую на стороне (каких у короля было предостаточно), а вполне законную. Маленькая Джоанна, порождение чрева той самой Изабеллы, которую любил и потерял Юг де Лузиньян, теперь предлагалась ему в невесты.
Когда посольство вернулось, Джон возликовал: бывший жених Изабеллы согласился жениться на ее дочери!
Это был поистине ловкий ход. Когда Филипп узнал о предполагаемом брачном союзе, он настолько встревожился, что тут же предложил маленькой Джоанне в мужья одного из своих сыновей. Сватовство, конечно, было лестное — сын французского короля несравненно выше по положению, чем обычный феодал. Однако Джон не согласился. Брачный союз с французским королевским домом ничего не даст. Людовик и так уже женат на племяннице Джона, что не мешает французу покушаться на английскую корону. Зато от союза с Лузиньянами будет прямая выгода. С особенным злорадством Джон предвкушал, как сообщит о предстоящем браке Изабелле.
Теперь английская армия беспрепятственно пересекла владения Лузиньянов и вторглась на французскую территорию. На первых порах Джону сопутствовала удача, но слишком уж ненадежны были его союзники. При малейшей опасности они готовы были перебежать на сторону врага. Когда дело дошло до битвы, союзники предпочли на всякий случай соблюдать нейтралитет и в сражении не участвовали.
Когда Джон увидел, что его армия наполовину бездействует, у него на глазах выступили слезы ярости. Он кричал, сыпал проклятьями, но сделать ничего не мог. Французы же, увидев во вражеском стане замешательство, перешли в атаку, и пришлось Джону поспешно ретироваться.
Война была безнадежно проиграна. Союзники испарились, французы теснили англичан со всех сторон. Да и солдаты Джона утратили свой боевой дух, им хотелось только одного — поскорее вернуться домой. В войске роптали, говорили, что король бездарен, что он потерял все свои французские владения и чуть не лишился английской короны. Если бы не вмешался папа римский, Филипп согнал бы Джона с трона. Ну что это за король? Да и полководец он никудышный. На родине того и гляди против него вся знать восстанет. Чего ради проливать кровь во Франции? Гиблое дело, лучше вернуться в Англию, пока туда не вторглись французы.
Джон вернулся на родину посрамленный. Он понял, что утраченных земель ему никогда уже не вернуть.
* * *
Единственным утешением была предстоящая поездка в Глостер к Изабелле.
Королева опять была беременна, что несказанно обрадовало Джона. Теперь он мог быть уверен, что ребенок от него — ведь Изабелла находилась под строгим присмотром, лишенная возможности завести любовника.
Детей Джон разрешил оставить при королеве. Генриху было восемь лет, Ричарду семь, сосватанной Джоанне почти пять, а крошка Изабелла еще лежала в колыбели. И на подходе уже следующий ребенок.
Джон знал, что Изабелла, лишенная других развлечений, будет рада его приезду. Она больше не упрекала его в неверности, смирившись с неизбежным. Должно быть, она часто вспоминает своего повешенного любовника, думал Джон. Можно было, конечно, оставить его в живых, но Изабелле от него больше не было бы проку. Эта мысль развеселила короля. Пожалуй, он был доволен своей супружеской жизнью. Жена разозлила его своей изменой, но все равно она — самая волнующая из женщин.
Самое время поиграть с ней в кошки-мышки.
— У меня было много приключений во Франции, — начал Джон.
— Насколько мне известно, вы там ничего не добились, — пожала плечами королева.
— Ничего, скоро я вновь пересеку море и разгромлю короля Филиппа в пух и прах.
— Как бы он вас не разгромил. Вы потеряли все, чем обладали.
— Это временные неудачи. Зато я помирился с твоим старым приятелем.
— Это с кем же?
— С Югом де Лузиньяном. Я же знаю, как высоко ты его ценишь.
Изабелла насторожилась. К чему он клонит?
— Юг — человек храбрый и благородный, — с вызовом сказала она.
— Рад, что ты так хорошо о нем отзываешься. Ведь теперь он станет членом нашей семьи.
— В каком смысле? — нахмурилась Изабелла, и Джон со злорадством отметил ее волнение.
Изабелла думала, что Джон сделал с Югом что-нибудь ужасное. Ничего, подумал Джон, пусть немного потрясется за своего женишка, а правду он скажет ей уже потом.
Со вкусом откашлявшись, король объявил:
— Я отдаю ему нашу дочь.
— Нашу дочь? — непонимающе повторила Изабелла.
— Джоанну. Она станет женой твоего бывшего возлюбленного Юга Коричневого.
— Но она совсем малютка!
— Принцесс выдают замуж молодыми. Сколько лет было тебе, когда мы поженились? Двенадцать? Если Джоанна пошла в мать, она сумеет доставить Югу немало счастья.
— Это невозможно! — возмутилась Изабелла. — Девочке всего пять лет!
— Значит, придется семь лет подождать. А то и меньше. Ты не беспокойся, у Юга терпения достаточно. Сама знаешь.
— Он… он будет уже совсем старым.
— Бывают женихи и постарше. Юг в восторге от моего предложения. А главное — я смог провести войска через его земли. Если бы не измена, я непременно одержал бы победу. И еще я подумал: то-то Изабелла обрадуется! Ведь она всегда высоко ценила Юга де Лузиньяна. Теперь же этот человек станет ей сыном!
Джон весело расхохотался, а Изабелла сжала кулаки — с каким удовольствием она прикончила бы мужа на месте.
Она его ненавидела. Джону сорок восемь лет, а выглядит он совсем стариком. Разжирел, облысел, лицо истасканное.
— Ну же, — распростер он объятия, — покажи, как ты мне благодарна. Ведь я нашел для твоей дочери жениха, который тебе по вкусу.
Он крепко стиснул Изабеллу, и она поняла, что ее злость лишь распаляет в нем страсть.
Для Джона жестокость служила прекрасной приправой к наслаждению.
РАННИМЕД
Джон и не подозревал, какая беда поджидает его дома. Пока он воевал во Франции, бароны, отказавшиеся сопровождать его в походе, решили, что больше не будут терпеть власть тирана.
Стивен Лэнгтон прекрасно понимал, что дело зашло слишком далеко и необходимо достичь какого-то компромисса. Порывшись в архивах Кентерберийского диоцеза, он разыскал старинный документ, озаглавленный «Хартия Генриха I». В этой грамоте были изложены обещания, которые дал Генрих I подданным перед коронацией. Экземпляров этого документа сохранилось очень мало, потому что впоследствии Генрих постарался их все собрать и уничтожить.
Архиепископ нашел грамоту в августе и тут же созвал к себе баронов. Он зачитал им перечень свобод и привилегий, обещанных Генрихом I, тем самым наглядно доказав, что в прежние времена у подданных было куда больше прав, чем сейчас.
После этой встречи сопротивление баронов перешло в следующую стадию, от слов к делу.
Двадцатого ноября был церковный праздник, и под этим предлогом бароны встретились вновь, на сей раз в монастыре святого Эдмунда.
Перед алтарем они дали торжественную клятву, что не успокоятся до тех пор, пока Джон не подтвердит условия «Хартии Генриха I».
Свои требования они решили предъявить королю на Рождество, когда Джон будет находиться в Вустере. Однако по некотором размышлении лорды пришли к выводу, что славный христианский праздник — не время для распри, и перенесли свидание с королем в Лондон. К Джону отрядили гонцов, дабы известить его, что бароны предлагают своему монарху вступить в переговоры.
Предчувствуя недоброе, Джон покинул Вустер и отправился в Лондон. Бароны уже ждали его там.
Они подготовились к войне, привели с собой большое войско. Представитель знати сообщил королю, что он должен подтвердить законы, изложенные в «Хартии».
Сначала Джон держался высокомерно, грозил баронам страшными карами, но, увидев, что они настроены решительно, изменил тон:
— Вы хотите от меня слишком многого. Такие важные вопросы в мгновение ока не решаются. Дайте мне время на раздумье. Я сообщу о своем решении на Пасху.
Бароны поворчали, но в конце концов согласились.
Джон же немедленно отправил послов к папе, прося управы на мятежных лордов. Он писал, что, будучи смиренным слугой его святейшества, нуждается в поддержке сюзерена. Пусть папа велит баронам сложить оружие и подчиниться своему королю.
Иннокентий отправил буллу предводителям мятежников и Стивену Лэнгтону, строго-настрого повелев им всем слушаться своего монарха. Но Лэнгтон, человек чести и слова, не покинул баронов в беде. Он сказал, что папа не знает истинного положения дел в Англии. Когда на Пасху бароны встретились вновь в Стэмфорде, что в графстве Линкольншир, архиепископ был с ними. У мятежников было двухтысячное войско, вооруженное до зубов, — пусть король знает, что отсрочек больше не будет.
Джон с Вильямом Маршалом находились в Оксфорде. Король все время одергивал себя, чтобы не впасть в неистовство. Подумать только — жалкие рабы, еще недавно трепетавшие от его гнева, настолько обнаглели, что взяли в руки оружие!
Вильям Маршал, как всегда, был верен своему монарху, но, сочувствуя королю, в то же время понимал и справедливость требований мятежников.
— Я отправлюсь к ним, милорд, и выясню подробнее, в чем состоят их притязания. Затем доложу вам, а вы как следует все взвесьте и обдумайте.
— Бывало ли прежде, чтобы государь оказывался в столь плачевном состоянии? — жалобно воскликнул Джон.
— Бывало, но редко, — довольно резко ответил рыцарь.
Он считал, что Джон сам виновник своих бед. Союзником столь жалкого короля рыцарь оставался лишь потому, что искренне верил в принципы монархии и был готов отстаивать их до последней капли крови.
К королю Маршал вернулся со Стивеном Лэнгтоном. Они привезли письменные требования баронов.
Прочитав послание, Джон побагровел.
— Клянусь рукой и ногой Господа! Может, им еще и мою корону отдать?
— Они не уступят, милорд, — предупредил Маршал.
Джон швырнул грамоту на пол, наступил на нее ногой.
— Никогда не получат они таких свобод, которые сделают меня их рабом! — напыщенно произнес он и, хитро прищурившись, добавил: — Пускай это дело рассудит его святейшество. В конце концов королевство принадлежит не мне, а ему. Подите и скажите баронам — пусть обращаются с прошением к папе.
* * *
Бароны ответили отказом, и тогда Иннокентий велел своему легату Пандульфу, который в это время как раз находился в Англии, отлучить мятежников от Церкви, ибо они посмели восстать против своего сюзерена и святого престола.
Лэнгтон встретился с Пандульфом и стал убеждать его, что папа не понимает истинного смысла происходящих событий. Страна более не желает мириться с тиранией короля. Бароны не бунтуют против своего государя, а лишь требуют восстановления прав, изложенных в «Хартии».
— Нужно не баронов отлучать от Церкви, а королевских наемников, — сказал архиепископ. — Если бы не они, Джон не смог бы воевать с собственным народом.
Встревоженный враждебностью примаса, Джон укрепился в лондонском Тауэре, чтобы держать столицу под контролем.
Этот акт был равнозначен объявлению войны, и бароны решили избрать себе маршала. Неудивительно, что им стал Роберт Фитцуолтер, заклятый враг короля, поклявшийся отомстить за убийство дочери.
Многие простолюдины, разоренные королевскими податями, присоединились к мятежным баронам. На Лондон двинулось мощное войско, и горожане открыли перед ним ворота. Против короля поднялась вся страна. Джон понял, что борьба проиграна.
Хочет он того или нет, но условия баронов придется принять. Встреча короля с мятежниками была назначена на пятнадцатое июня в местечке Раннимед.
* * *
На широком лугу между Стейнсом и Виндзором сошлись обе партии. Джон приехал с немногочисленной свитой, зато бароны прибыли с огромным войском. Здесь были и закованные в латы рыцари, и простые крестьяне. Обширное поле было все запружено народом.
Переговоры продолжались двенадцать дней. Джон спорил, торговался из-за каждого пункта, видя, как власть уходит у него из рук.
Отныне Церковь обладала неприкосновенными правами и свободами; права подданных тоже гарантировались; никто больше не сможет выдавать вдову замуж против ее воли; кредитор не может забрать имущество должника, если тот в состоянии выплатить долг; король не имеет права облагать население податью на войну, если это решение не одобрено советом представителей. Мало того — король вообще не может вводить новых налогов без санкции совета. Древние привилегии городов восстанавливаются. Правосудие отныне будет отправляться лишь в соответствии с законами. Ни один человек не может быть заключен в тюрьму на долгий срок без расследования его виновности.
Пунктов в «Хартии» было много. Ставя свою подпись под этим документом, Джон отказывался от многих привилегий, которые считал исконными прерогативами королевской власти. Великая «Хартия» была составлена таким образом, что король переставал быть бесконтрольным самодержцем, а Англия становилась свободной страной.
Бароны и их предводитель Роберт Фитцуолтер загнали короля в угол. У него не оставалось выхода — лишь скрепить «Хартию» своей подписью.
* * *
Родив еще одну дочь, нареченную Элеанорой, Изабелла узнала, что, пока она ходила на сносях и рожала, в стране произошли великие события, потрясшие самые основы престола.
Рано или поздно это должно было произойти. Джон сам навлек на себя беду. Слишком уж много нажил он врагов. Ему никогда не простят исчезновения Артура и те оскорбления, которым он подвергал знатнейших лордов королевства.
Изабелла часто думала о Матильде Фитцуолтер, в которую, как рассказывали, Джон был влюблен. Если это правда, то непонятно, почему король ее не обесчестил. Неужели Джон приказал отравить девицу только из-за того, что она не желала ему уступать? Душа Джона — потемки, никогда не знаешь, в чем истинный смысл его поступков.