— Уитком, мне нужно еще кое о чем переговорить с Блейком, — сказал Хью.
— Ах, да-да. — Джордж вернулся к своему креслу. — Надо обсудить некоторые вопросы.
— Уитком, мне нужно поговорить с Блейком наедине.
Джордж Уитком вопросительно посмотрел на Хью, и наконец в глазах его забрезжило понимание.
— Ах, ну конечно. — И, кивнув, он направился к двери. — Мне и самому следует заняться кое-чем. Увидимся сегодня вечером на балу. — Уже взявшись за медную ручку двери, он снова приостановился. — Полагаю, народу будет уйма. Вы же знаете Клодию: она считает, что бал не бал, если зал не ломится от гостей. Что ж, если понадоблюсь, я у себя в кабинете.
— Хорошо, хорошо. — Хью с облегчением вздохнул, когда дверь за шурином наконец закрылась и они с Саймоном остались вдвоем. — Он неплохой человек.
Саймон опустился в кресло и закинул ногу на ногу.
— Я не совсем понял, чем, собственно, Уитком занимается в вашей компании?
— Ну, этого никто не понимает, — ухмыльнулся Хью.
— Ясно. Должно быть, леди Харриет и ваша жена очень рады, что он занимает определенное положение.
— А я рад, что обе эти дамы рады.
— Вы мудрый человек.
— Жизнь многому меня научила. — Хью откинулся в кресле. — Хочу поблагодарить за твое весьма ценное предложение. Это может существенно повлиять на прибыли компании.
Саймон прикинул: судоходная компания «Мейтленд шиппинг» лишь часть огромной торговой империи, включавшей в себя сахарорафинадные заводы, плавильни и стеклодувни, а также разработки копей. Вряд ли несколько каперов способны причинить серьезный ущерб империи Мейтленда. И снова всплыл вопрос: ну зачем человеку с таким состоянием связываться с контрабандой?
— Ну что, понравился тебе первый день на работе? — поинтересовался Хью, коснувшись пальцами миниатюрного глобуса.
— Думаю, мы сработаемся.
— Очень на это надеюсь. — Хью крутанул глобус. — Меня очень тревожило, что нет человека, которому я смог бы передать бразды правления, когда отойду от дел. И я счастлив, как уже говорил тебе, что ты стал членом нашей семьи.
Саймон смотрел на гавань за окном, на то, как воды реки лениво плещут о корпус риггера — небольшого торгового судна, оснащенного квадратными парусами, и пытался найти в себе силы держать оборону. Как соблазнительно это звучит — стать членом этой семьи. Чувствовать, что у тебя есть дом и близкие люди. Ведь в его родном доме никогда не было ни любви, ни уюта. Каждый вечер, который он проводил с Эмили и остальными членами семьи Мейтлендов, напоминал ему о том, что скромные семейные радости — это то, чего он никогда не имел, но о чем постоянно мечтал.
Он должен помнить, что все это ненастоящее. Что сам он ненастоящий. Какой бы привлекательной ни казалась жизнь Шеридана Блейка, это была всего лишь иллюзия. Иллюзия, которую, как оказалось, ему очень хочется превратить в реальность.
Он заставил себя мысленно встряхнуться. Он не мог позволить себе такую роскошь, как пустые мечты. Это может его погубить. Ему понадобится вся сила воли для того, чтобы не дать себе увлечься прекрасной дочерью Хью Мейтленда.
Хью поднялся.
— Так что, пойдем посмотрим хозяйство «Мейтленд энтерпрайзиз»?
— С удовольствием.
— Вот здесь мы складируем сахар, когда он прибывает с островов. А также после того, как он пройдет через наши сахарорафинадные заводы. — Они вошли в помещение склада, Хью закрыл за ними тяжелую дубовую дверь, которая тяжело стукнула о мощный дубовый косяк, и глухое «Бум!» эхом отдалось от целой стены сложенных бочек. — Завтра у нас ни отплытий, ни прибытий, поэтому здесь сегодня затишье.
— Тихо, как на сельском кладбище. — Саймон последовал за Хью по узкому проходу. Солнечный свет лился сквозь высоко расположенные окна и ложился косыми полосами на бочки, уложенные на полки стеллажей, высившихся по обе стороны прохода, так что они с Хью шли словно по дну ущелья.
— Сахар-сырец частично очищают прямо на месте, в обеих Индиях, а потом переправляют морем сюда. Его мы складируем в другом конце помещения. Там он дожидается очереди попасть на сахароочистительный завод. А это бочки с сахаром с наших сахароочистительных заводов. Мой отец начинал с одной плантации на Ямайке. Он перебрался в Бристоль, когда решил, что стоит взять в руки весь производственный процесс — от посадки тростника до появления сахара в сахарнице на чайном подносе в Лондоне. А когда я возглавил Дело, они с матерью вернулись на Ямайку, на одну из шести плантаций, которыми мы теперь владеем.
— Вы значительно расширили дело с тех пор, как оно перешло к вам.
Хью пренебрежительно передернул плечами:
— Расширять дело совсем не трудно, если в основе лежит изрядный капитал.
Саймон глубоко вздохнул, густой сахарный дух проник в горло, и во рту стало сладко. Саймон знал, что его собственный отец лелеял надежду оставить его без какого бы то ни было капитала вообще.
— Извини, Блейк, но я покину тебя на минутку. — Хью тронул его за рукав. — Совсем забыл, что надо подписать накладные. Ты тут пока осмотрись, а я скоро вернусь.
И Мейтленд пошел к выходу. Шаги его эхом отдавались в ущелье из бочек. Наконец Саймон увидел, как тесть заворачивает за стеллаж с бочками. Оставшись один, Саймон предался размышлениям.
Оружие перевозили на судах Мейтленда в бочках с сахаром. Кому, как не владельцу компании, легче всего провернуть такую штуку с контрабандой? Хью Мейтленд держал под контролем все стадии процесса. Однако он не предпринял ни малейшей попытки скрыть свои антивоенные настроения.
Саймон вздохнул и пошел по проходу. Ничто в поведении Мейтленда не указывало на то, что он может оказаться предателем. Саймону очень хотелось, чтобы Мейтленд оказался невиновным. Он положил руку на одну из бочек, как раз там, где косой луч солнца ложился на плоское днище. Что там внутри? Надо бы посмотреть.
Раздался скрип — дерево по дереву. Ладонью он ощутил, как задрожала заинтересовавшая его крышка. Он успел вскинуть глаза и увидеть, как с самого верха стеллажа на него катится бочка. Мышцы его мгновенно напряглись, он метнулся в сторону, на пол, в тот самый момент, когда совсем рядом грохнулась бочка.
Саймон ощутил, как дубовые половицы под ним вздрогнули от удара. Обручи лопнули, бочку разбило в щепы. Одно днище выбило, и тяжелый дубовый диск отбросило прямо на Саймона. Ему придавило бедро, и он застонал. Сахар полетел во все стороны — мелкие кусочки секли лицо, как Снежная крупа. Он перекатился и вскочил на ноги, вытряхивая сахар из волос, готовый увернуться от нового снаряда.
Он сделал шаг назад, пристально глядя вверх. Шаги загремели по дубовым половицам. Кто-то завернул за угол и вбежал в ущелье между бочками с дальнего конца.
Сквозь облако не успевшей осесть сахарной пыли, сверкавшей на солнце, Саймон разглядел Хью Мейтленда, мчавшегося к нему со всех ног. Мейтленд поскользнулся на рассыпанном сахаре, стал было заваливаться на стену сложенных бочек, но сумел удержать равновесие, вцепившись в полку стеллажа. Мейтленд уставился на Саймона.
— Что случилось?
Саймон стряхнул сахарную пыль с лица.
— Бочка свалилась с верхней полки.
— Свалилась? — Взгляд Мейтленда скользнул вверх по стене и вернулся к Саймону. — Тебя же могло убить!
Саймон, морщась от боли, потер ушибленное бедро.
— Разумеется.
Хью Мейтленд подошел к Саймону.
— Тебя сильно задело?
— Нет. — Саймон тоже посмотрел наверх. Бочки на полке лежали на боку, днищами к проходу. Судя по всему, бочка могла упасть в проход только в одном случае: если кто-то повернул ее на попа и толкнул. — С виду все это вполне надежно.
— Так оно и есть. Вернее, было до сегодняшнего дня. — Мейтленд глотнул сахарной пыли, закашлялся. — Поговорю со старшим. Должно быть, кто-то из грузчиков неправильно положил бочку на стеллаж — боком к проходу, а не днищем. Иначе бочка никак не могла скатиться.
Саймону было что возразить, но он промолчал. Он дошел до конца прохода. В торец стеллажа была встроена лестница. Очень удобно для грузчиков. Или для убийцы.
— Что ты делаешь? — спросил Мейтленд, когда Саймон принялся карабкаться по лестнице.
Саймон ничего не ответил, продолжая подниматься. Тот, кто столкнул бочку, возможно, все еще прятался наверху. Но когда он добрался до верхней полки, глазам его предстал только ряд круглящихся дубовых боков. Человек, столкнувший бочку, либо сбежал, либо…
— Есть там что-нибудь?
— Ничего. — Саймон посмотрел вниз, на пожилого светловолосого мужчину, который стоял у подножия лестницы. Человек, покушавшийся на Саймона, либо сбежал, либо стоит внизу, даже не думая скрываться.
И все же одно с другим как-то не вязалось. Многие желали смерти Саймону Сент-Джеймсу. Что же до Шеридана Блейка, то тут на ум приходило только одно имя. Правда, весьма сомнительно, что мисс Эмили Мейтленд способна на предумышленное убийство.
Надо думать, виноват грузчик, неправильно уложивший бочку на стеллаж. Здравый смысл подсказывал, что это просто несчастный случай — если, конечно, подлинные цели Саймона и его личность не стали кому-нибудь известны. И все-таки под ложечкой у него сосало — ведь здравый смысл не всегда подсказывает правильно.
Глава 10
Эмили обожала балы-маскарады — до сегодняшнего дня. Сегодня ее не интересовали замысловатые наряды гостей. Не радовал их веселый смех. Не доставляли удовольствия танцы. Сегодня ее не покидало чувство тревоги и опасности.
Рука негодяя лежала на ее талии. Он танцевал с ней вальс. Жар его ладони проникал сквозь сапфирово-голубой шелк ее платья. После того как она едва не отдалась ему тогда в полдень, в спальне, он прикасался к ней впервые.
Он был сегодня без перчаток, без маскарадного костюма, если не считать черной полумаски, в тон к черному фраку и коротким панталонам. Мгновение она не сводила глаз с его руки, с его длинных пальцев, сжимавших ее руку, тоже без перчатки, — она была в костюме средневековой дамы, к которому перчатки не полагались. Она представила, как эти изящные пальцы скользят по ее щеке, по шее, по изгибу плеча и ниже. Вспомнила это так живо, что мурашки побежали по телу и ее бросило в жар. А он все кружил ее в вальсе, и она удивлялась странному направлению своих мыслей.
Этот человек уже унизил ее однажды. На ошибках учатся. А она — подумать только! — мечтает лишь о том, чтобы вновь почувствовать прикосновение его рук. Чему же удивляться, что в приличных домах распорядители балов скупились на вальсы и выдавали их понемногу, словно крепкие напитки? Ведь вальс — это объятия под музыку. Возможность заронить недозволенные мысли в женскую головку. Вальсировать с негодяем — это был лучший способ дать волю грешным мыслям. Вальсировать с негодяем, который выжил ее из собственной кровати, было верхом глупости.
— Вы что-то хмуритесь. — Саймон закружил ее в целой череде поворотов, так что золотой подол ее платья раздулся и летал вокруг его ног.
— Я же в маске. — Она посмотрела на него сквозь прорези для глаз. — Откуда вам знать, какое у меня выражение лица?
— Я чувствую. — Он сжал ее талию. — Вы напряженная, как кочерга.
— Это потому, что танцую с вами, милорд Негодяй. — Она улыбнулась.
Он засмеялся, увлек ее в новый изящный поворот, так что ее распущенные волосы взметнулись за спиной. Этот наглый повеса вошел в ее жизнь и разгуливает здесь. А главное — по ее спальне. Эта мысль не давала ей покоя.
Каждый вечер он раздевался при ней, забирался в ее постель, а ей приходилось спать на узком диванчике. И каждый вечер она ловила себя на том, что снова и снова поглядывает на него, устроившегося в ее постели, и вспоминает, как он к ней прикасался. Он словно гипнотизировал ее.
— Почему вы не надели маскарадный костюм? — спросила Эмили.
— Я не люблю маскарады.
— Странно. Ведь ваша жизнь — сплошной маскарад. Вы изображаете моего мужа, скрываете свое имя.
Он ухмыльнулся:
— Вот и хватит с меня одного маскарада.
— А сегодня, судя по вашему костюму, вы решили изобразить джентльмена.
Он рассмеялся.
— А вам в вашем костюме самое место на рыцарском турнире.
— В самом деле?
— Ну да, вытащите золотую ленточку из прически и подарите своему рыцарю. Залог верности, который он возьмет с собой на поле сражения.
От этих слов огонь вспыхнул в ее груди, сладостный жар, который проник в ее кровь и навеял такие мечты, о которых даже подумать стыдно.
— Я аплодировала бы моему рыцарю, когда он выбил бы вас копьем из седла.
Его раскатистый смех слился с потоками музыки, лившейся с хоров.
— Ах, миледи, в другое время и в другом месте я стал бы сражаться за право быть вашим рыцарем.
Эмили смотрела ему в глаза, от всей души жалея, что встретились они не в другое время и не в другом месте, что судьба их свела, чтобы сделать врагами.
— В другое время и в другом месте вы все равно оставались бы негодяем.
— Уверены? — Он еще быстрее закружил ее в вальсе. — Неужели я неисправим?
Всякий раз, глядя на него, она хотела лишь одного: чтобы иллюзия стала правдой, а мечта воплотилась в жизнь. Силы небесные, как же ей защититься от человека, который угрожает похитить саму ее душу?
— Как вы могли оставить позади все, что вам знакомо? Изменить всю свою жизнь?
Улыбка продолжала играть на его губах, но что-то в нем изменилось. Он вдруг затих, как поверхность озера, после того как разбегутся круги от брошенного камешка.
— А вам никогда не хотелось стать кем-то другим?
— Конечно, хотелось. В тот или иной период жизни каждому хочется стать другим. Но если бы мне предоставили такую возможность, я бы отказалась.
— Это потому, что у вас еще все впереди, вы полны надежд и мечтаний.
— А у вас все по-другому? Вы больше не надеетесь, не мечтаете? Разуверились во всем?
Тут музыка смолкла на долгой дрожащей ноте. Однако Эмили не спешила высвободиться из его объятий. Ее влекло к этому мужчине, и только сейчас она поняла почему. Ей хотелось узнать, о чем он мечтал когда-то. Почему его мечты разбились. Хотелось найти эти осколки и сложить. И ее не оставляла мысль, что, когда она увидит их, они окажутся очень похожими на ее собственные.
— Улыбнитесь же, миледи. — Он коснулся пальцем кончика ее носа. — К чему этот печальный вид? Я вовсе не бедный агнец, отбившийся от стада, и вам нечего меня жалеть.
— Какой там агнец. — Она повернулась и решительно пошла прочь. Необходимо оказаться на некотором расстоянии от него. Она должна видеть в нем только врага. Слишком велик риск влюбиться в этого человека.
Эмили вышла на террасу. Наконец-то она вырвалась из столпотворения и духоты в бальном зале! Ей нужно глотнуть свежего воздуха. Побыть подальше от негодяя.
Однако музыка доносилась и сюда сквозь открытые стеклянные двери. Оркестр грянул веселый сельский танец, так не вязавшийся с ее мрачными мыслями. Прохладный ветерок пролетел над лужайкой, сапфирово-голубой подол ее платья заколыхался. Она сделала глубокий вдох, стараясь избавиться от запаха трех сотен надушенных и взмокших пар, плясавших в зале. Если она не подавит в зародыше влечение к этому человеку, последствия могут оказаться непредсказуемыми.
Она рассеянно потерла шею и плечи. Мышцы все еще побаливали. Ведь уже неделю она спала на узеньком диванчике, что не могло не сказаться и на мышцах, и на нервах.
Месяц улыбался ей серебряной улыбкой, словно насмехаясь над ней. Неужели она обречена всю жизнь стремиться к тому, что ускользает из ее рук? Спасовать перед человеком, который погубит все ее мечты?
Нет, она обязательно должна вырваться из-под власти пагубного очарования, которое овладело ею. Однако получится ли у нее — вот в чем был вопрос.
Она закрыла глаза и представила себе, как его руки скользят по ее телу. Ее ладони вжались в камень балюстрады. Именно такой она представляла себе первую встречу с Шериданом Блейком — во время бала, при лунном свете. Шеридан Блейк находился здесь, на балу, но это была иллюзия.
Если бы все происходило не на самом деле, а в ее мечтах, то сейчас он вышел бы вслед за ней на террасу, обнял и закружил в вальсе, поцеловал, сказал, как сильно любит ее. Тут она услышала шаги на каменной террасе и затаила дыхание, сердце заколотилось как бешеное. Это он, подумала Эмили, обернулась и увидела Лоуренса Стэнбери.