— Никогда не думал… — начал он.
На нее нахлынула паника. Она не знала, что он собирался сказать, но чувствовала, что больше не выдержит. Протянула к луговым цветам дрожавшую руку.
— Входи. — Посторонилась, и он вошел.
Когда Джон шагнул в дверь мимо Хонор, по его коже побежали мурашки. Он впитывал все — каждую деталь, каждый звук, каждый запах. Выражение ее глаз подействовало на него слишком сильно, он боролся с желанием убежать. И одновременно хотел облегчить напряженность, почувствовать прежнюю радость, видя жену и дочерей в своем бывшем доме.
Сесилия попятилась с широкой улыбкой, тараща на него глаза.
— Ты в самом деле здесь…
— В самом деле.
Все стояли в ожидании, когда он еще что-то скажет.
— Что будешь пить, Джон? — неожиданно спросила Хонор.
— Выпью пива.
Она пошла ставить цветы в воду, наливать стаканы, в чем он увидел непривычную официальность. Неужели надеялся легко вернуть прошлое? Знала ли она, чего он хочет, когда, как обычно, дразнила и целовала его? Даже девочки как-то смешались, расставляя бокалы для коктейлей, словно он был здесь гостем. Одна Сес топчется рядом, как будто никогда в жизни не видела столь удивительного человека.
Они пошли на заднюю веранду, откуда открывался широкий вид на поля и виноградник до самого берега. Справа за устьем реки Коннектикут сверкал огонь маяка у Фенвика. Реджис водрузила на середину стола поднос с моллюсками, Агнес протянула отцу блюдо с сыром и крекерами. Козий сыр из штата Нью-Йорк, камамбер, вермонтский чеддер — его любимые сорта. Он взял у нее тарелку, глядя, как она усаживается, улыбается, воздушная, как покалеченный ангел, в белом платье, с забинтованной головой.
— Спасибо, Агнес.
— Я помню, что ты любишь сыр.
Хонор принесла напитки, а Сес ткнула пальцем на соус.
— Это я приготовила.
— Поосторожнее, папа, — предупредила Реджис. — Она любит острое.
— Я тоже, — сказал Джон, и все проследили, как он капнул каплю соуса на моллюска, поднес к губам и съел. — Ух, здорово!
— Спасибо! — воскликнула Сес, просияв, когда он повторил то же самое.
Моллюски соленые, свежие, прямо из пролива Лонг-Айленд. Давненько он не ел моллюсков. Каждый вкусный кусочек напоминал ему, сколько он упустил — забыл простые, обычные радости, закуску перед обедом, — потому что упустил самое главное: жизнь с Хонор и детьми.
— Расскажите мне все, — попросил Джон.
— Очень много придется рассказывать, — мрачно заметила Сес. — С чего начинать?
— Как у тебя дела, Реджис? Когда познакомишь нас с Питером?
— Скоро, — улыбнулась она. — Собственно, я к десерту его пригласила. По-моему, чем скорее, тем лучше, учитывая… — Она взглянула на обручальное кольцо у себя на пальце.
Джон даже не мог поверить, что Реджис обручена, носит кольцо, и оглянулся на Хонор, которая также была очень удивлена. Даже после шестилетней разлуки он понял: у нее есть что сказать по этому поводу.
— Не только у нее завелся дружок, — сообщила Сес.
— У тебя тоже? — спросил Джон.
— Только не у меня! — фыркнула она, напоминая маленькую Реджис, которая воспринимала любой намек на дружка, как страшнейшее оскорбление.
— У кого же? — допытывался он с замершим на миг сердцем, опасаясь услышать: «У мамы».
— У Агнес. — Сес покосилась на сестру.
— Он мне никакой не дружок, — вспыхнула Агнес.
— И я тоже так думаю, — подтвердила Реджис.
— Давайте не будем об этом, — взмолилась Агнес.
— Ну, хотя бы скажи мне, как его зовут, — попросил Джон.
Тепло улыбнувшись, она дала понять, что сделает это только для него.
— Брендан.
— Не дразните сестру, — приказала Хонор. Джон видел, как тревожит ее усилившаяся бледность дочери.
— У меня разбилась фотокамера, — призналась Агнес, как бы совсем некстати. — Я отвлеклась и уронила.
— Ох! — воскликнула Хонор.
— Неприятно, — признал Джон, не сводя глаз с бледной, огорченной девочки. — Какой у тебя аппарат?
— «Кэнон-триста», электрооптический.
Джон, по возможности, старался знакомиться с новинками в области фототехники. В тюремной библиотеке имелись журналы, Том присылал вырезки из статей. У Агнес один из хороших новейших аппаратов — неужели с ним она выслеживала его в поле?
— Там были какие-то снимки? — расспрашивал он. — Ты поэтому так огорчаешься?
— Он дорогой, — объяснила она. — Страшно жалко.
Но Джон видел в ее взгляде нечто более серьезное, чем сожаление о поломке дорогого аппарата — она сильно переживает из-за утраты дорогого снимка.
— Она что-то сфотографировала со стены, — сообщила Сес. — В тот вечер, когда ударилась о камень.
— Прекрати! — одернула ее Агнес.
— Хотелось бы мне этот снимок увидеть, — сказал Джон.
— Я поставила его на таймер, — объяснила Агнес.
— Поймала что-нибудь интересное?
Она помолчала, а потом кивнула.
— Можно сказать…
— Хотелось бы посмотреть, — повторил он. — Покажи мне аппарат, я проверю, что случилось.
— Возможно…
— Агнес хороший фотограф, — вставила Хонор, потягивая пиво. Джон обратил внимание, что она тоже пьет пиво вместо обычного летом рома с тоником, и почему-то обрадовался. — Принеси его, детка, покажи отцу, пока я накрываю на стол.
— Хорошо, — согласилась Агнес и пошла к себе в комнату, а Хонор с Сес направились на кухню, оставив Джона на веранде наедине с Реджис.
Вечерний бриз ерошил ей волосы, сдувал со щек пряди. Он увидел изящную костную структуру черепа, унаследованную от матери, и сердце у него дрогнуло. За время его отсутствия Реджис выросла. Он все пропустил.
— Как ты, папа? — спросила она.
— Отлично.
— О чем тогда думаешь?
— Просто размышляю… куда ушло время…
Она кивнула, словно поняла, что именно он имеет в виду. Но это невозможно. Не может она помнить, как была совсем маленькой, пищала в детской, делала первые шаги, училась говорить, дав имя белой кошке, смешила родителей, пошла в школу, изображала рождественские гирлянды отпечатками крошечной ладошки, обмакивая ее в зеленую краску и прижимая к белой тряпке. Не понимает, что значит видеть, как она собирает ракушки, сосновые шишки, взбирается на самые высокие деревья, упрашивает его взять ее с собой на самые крутые скалы, а потом пропустить шесть лет ее жизни.
Из задней двери вышла Сесла, потянулась, взглянула на Джона, прыгнула к нему на колени, улеглась, свернувшись в клубочек. Он погладил ее по спине, и она замурлыкала.
— Помнишь ее котенком? — спросила Реджис.
— Помню.
— Она сидела на стене, будто знала, что мы придем, и ждала…
— Ждала, когда придет та семья, которая ей нужна, и это были мы.
— Видел когда-нибудь такую чисто белую кошку?
Джон покачал головой.
— Никогда. И ужасно скучал по ней. В Портлаоз были кошки. Одна белая мне особенно напоминала о ней.
— Папа, тебе там было плохо? — спросила Реджис, потянувшись к его руке.
— Детка, — вымолвил он и остановился. В ее глазах светилось сочувствие и понимание, он гадал, что она знает, что помнит, сильно ли страдала из-за того, что он сделал.
— Что было хуже всего?
Джон задумался. Список немалый. Шум, зловоние, напряжение, злость, решетки и стены, безвыходность… Все это превышало одно, даже теперь нагоняя дрожь — момент, когда он принял решение. Невозможно понять, какой вред причинил этим ей.
— Тоска по вашей матери и всем вам.
— Для нас тоже. Папа, мы так по тебе тосковали…
— Это меня беспокоило. Потом вы отказались от мысли, что я вообще вернусь домой.
— Я никогда не отказывалась, — уверенно заявила она.
Тут вернулась Агнес с фотоаппаратом, протянула отцу, с надеждой глядя на него. Аппарат легкий, маленький, подходящий для девочки. Джон повертел его, взглянул на треснувший дисплей и сразу понял, что починить камеру будет непросто. Попробовал открыть затвор — его заело. Что-то погнулось, а силу не стоит прикладывать. Посмотрев на Агнес, увидел, что ее глаза погасли.
— Безнадежно? — спросила она.
— Не знаю. — Не хотелось ее огорчать, но и правду скрывать не хотелось.
— Снимок навсегда пропал?
— Возможно, — осторожно признал он.
— Ты даже не представляешь, какой он был красивый, — вздохнула она. — Не столько сам по себе, сколько по сути.
— Я тебя хорошо понимаю, — заверил Джон. — Запечатлеть нечто невиданное…
— Я хотела показать его людям… любимым…
— Тяжело лишиться подобного снимка. Или сделать снимок, в который никто не поверит…
— …потому что аппарат разбился, — договорила она.
— Ты настоящий фотограф, — улыбнулся он, притягивая ее к себе, обнимая. — Сразу видно по тому, как дорог тебе этот один-единственный кадр.
— Она думает, будто ангела запечатлела, — криво усмехнулась Реджис.
— Если это, действительно, так, — сказал Джон, — то что может быть хуже утраты подобного снимка? Единственный раз в истории сфотографировать ангела, не имея возможности вытащить из аппарата изображение…
Хотя Агнес во весь рот улыбалась, в глазах ее блестели слезы.
— Спасибо, папа, — прошептала она, крепче прижавшись к нему.
— Детка! По-моему, твои бутерброды с цукини готовы, — крикнула с кухни Хонор, и Агнес бросилась туда.
— Быстро поправляется, — заметила Реджис, глядя вслед сестре.
— Правда, — подтвердил Джон.
— Глядя, как она лежит на берегу, из головы течет кровь… — продолжала Реджис и вдруг побледнела, задрожав всем телом, закрыв лицо ладонями.
— Тебе это напомнило… — пробормотал он, ощутив тошнотворную слабость.
Она заткнула уши и яростно затрясла головой, озадачив отца.
Тяжкие воспоминания постоянно преследовали его в тюрьме и даже после освобождения — с того самого момента, как его уводила полиция из Баллинкасла и он бросил последний взгляд на Хонор и Реджис, стоявших под дождем.
— Как ты себя чувствуешь, — спросил он, снова взяв ее за руку, — после того, как все видела, стоя рядом?.. Меня увели, прежде чем я успел о тебе позаботиться…
— Со мной все в полнейшем порядке, пап.
— Но…
Он хотел сказать — быть такого не может, когда она видела, как Грегори Уайт налетел на них из тумана, отец его ударил, схватил камень, кровь хлынула из головы, залила раскисшую под дождем землю, а потом…
— Пап, я страшно виновата…
— Нет, Реджис.
Она тихо всхлипывала. Он смотрел на вздрагивавшие плечи, хотел до нее дотянуться, стереть из ее памяти воспоминание о том моменте. Где Хонор? Хорошо бы, сейчас была здесь, помогла ему утешить Реджис. Он принялся поглаживать дочку по голове.
— Во всем я виновата, — сказала она.
Он ошеломленно уставился на нее.
— Если бы не выбежала за тобой на утес… не пришлось бы тебе драться с Грегом Уайтом. Не пришлось бы меня защищать…
Джон содрогнулся, представив, что происходит в ее сознании.
— Он был сумасшедшим насильником. Хотел нас убить. Помнишь? — спросил отец.
Она затрясла головой.
— Папа, самое страшное, что я почти ничего не помню. Кажется, видела, как он упал… — Глаза ее вспыхнули, голос прервался. — Потом отвернулась. Больше ничего не видела. То есть, знаю о происшедшем с маминых слов.
— Что же она тебе рассказала? — спросил Джон, ощутив спазм в желудке.
— Ты взбесился, видя, как он на меня кинулся. И ударил его…
— Да, — тихо подтвердил он.
— А мне почти кажется, будто меня там не было. Это был какой-то сон. Одно ясно помню: я видела, как полиция тебя уводит. Ох, папа… — Он вытерла слезы, оглядываясь на дверь. — Не будем говорить об этом, а то мама рассердится до сумасшествия.
— Почему?
— Не может выносить случившегося. Знаешь, вечно меня заставляет в психушку ходить и даже протестует против моей свадьбы, потому что я «травмирована», — выпалила Реджис.
— Ну… — пробормотал он.
— И ты туда же? — угрожающе спросила она.
— С нетерпением жду встречи с Питером, — дипломатично ответил отец.
Реджис снова показала ему обручальное кольцо, он взял ее за руку. Сердце подпрыгнуло, Джон взглянул на край виноградника за лугом.
Именно там влюбляются друг в друга молодые люди. Он посмотрел на холм, увидел каменную стену, вспоминая себя с Хонор, свою сестру с Томом. Сколько страсти кипело на этих склонах — до сих пор чувствуется тот давний жар. Его насквозь пронизывал голос Хонор, доносившийся с кухни, ускоряя биение сердца. Он с трудом сдерживал желание броситься в дом, чтобы просто ее слышать.
— Расскажи про ту белую кошку, — попросила Реджис, как бы пытаясь вернуться на землю.
— Ну, она постоянно заходила ко мне в камеру, и я ее кормил.
— Она тебе напоминала Сеслу?
— Очень, — кивнул он. — Иногда сидела на столе, силуэт вырисовывался на свету из блока, и я думал, что это действительно Сесла каким-то чудом явилась меня навестить, принесла весточку от тебя, от девочек, от мамы.
— Я рада, что она там была.
— И я тоже. А еще больше рад, что вернулся домой, увидел настоящую Сеслу. Даже не знал, жива ли она.
— Мы все здесь, папа. И ты теперь тоже. У нас снова семья.
Джон улыбнулся, как будто поверил. Но вспомнил, с каким взглядом встретила его в дверях Хонор, как она замешкалась, прежде чем взять принесенный букет и впустить его в дом. Он что-то разрушил в тот день в Баллинкасле, нечто более прочное и долговечное, чем разбитый сегодня прибрежный валун.
Чего бы ни хотелось невинной юной Реджис, на что бы она ни надеялась, Джон знал, что им придется пройти долгий путь, прежде чем они снова станут семьей. Тут прибежала Сес, позвала их на кухню, и они пошли обедать.
Глава 18
Впервые за шесть лет все вместе собрались за столом. Хонор сидела напротив Джона. Их глаза встретились, она хотела отвести взгляд, а он не позволял. Сес произнесла благодарственную молитву, все начали передавать друг другу блюда. Когда тарелки были наполнены, Реджис подняла бокал.
— За возвращение папы домой.
— За возвращение, — повторили все, поддерживая тост.
— Хорошо бы, чтобы Питер был с нами, — захлебываясь от счастья, пробормотала Реджис. — Пап, я хочу, чтобы он познакомился с вами, посмотрел на самую замечательную супружескую пару на свете — на моих родителей!
Хонор смутилась. Реджис сильно подстегивает ход событий, но понятно, что сейчас не время ее одергивать. Хочется устроить для девочек сказочный вечер. Ее давно шатает от противоречивых переживаний, голова кружится, а сейчас, когда Джон сидит здесь, за столом, смятение достигло предела.
— Мне тоже очень хочется с ним познакомиться, — сказал Джон, по-прежнему глядя на Хонор.
— А мне хочется, чтобы он увидел тебя рядом с мамой. Страшно хочется, чтобы вы оба присутствовали на моей свадьбе… только вы. Точно так же, как раньше, до того…
— Ты мне вот что скажи, — попросил Джон после довольно неловкой паузы. — Откуда ты знаешь, что Питер тот самый, единственный? Как вы познакомились и полюбили друг друга?
— Он живет в Хаббард-Пойнт, — вставила Сес.
— Романтично, правда? — воскликнула Реджис. — Как вы с мамой, только наоборот: жених из Хаббард-Пойнт, а невеста из «Звезды морей».
— А почему ты в него влюбилась? — настаивал Джон. — Как поняла, что влюбилась?
— Мы познакомились в «Рае» в прошлом году. Я уже там работала, Питер заходил в компании друзей-приятелей. Они возвращались после тренировок на яхтах, забегали за мороженым. Однажды я была в дурном настроении, отработав две смены подряд, он велел мне улыбнуться…
— Сказал, — спокойно вставила Агнес, — что от ее мрачного вида мороженое киснет.
— Так я и знала, не надо было тебе об этом рассказывать. Он просто пошутил.
— Похоже, настоящий шутник, — хмыкнул Джон, снова взглянув на Хонор.
Хонор хотела взглядом высказать свое мнение, но побоялась, что Реджис заметит. В данный момент не доверяла себе ни в чем, что касалось любви, ее собственной или старшей дочки.
— Вполне в стиле Питера, согласись, — заметила Агнес. — Шутить насчет твоего настроения на работе, когда он возвращается с тренировки на яхте… Или после гольфа. Или посмотрев игру «Янкис»[26]. Или…