* * *
Жизнь приняла монотонный характер. Маленькой Марии исполнилось два года. Элинор продолжала оставаться заботливой матерью, но в то время, когда девочка находилась на попечении нянек, королева правила двором. Песни снова стали сладострастными; в них преобладали темы безответной страсти и счастья разделенной любви. Петронелла постоянно находилась при королеве, а та завистливо следила за сестрой с мужем. Какая счастливая парочка! «То, чего я совершенно лишена», — вздыхала Элинор.
Сначала она привязалась к Людовику. Он так был ею очарован, так предан, что у нее появилось к нему самое теплое чувство. Но страстной натуре Элинор этого оказалось мало. Людовик мог быть ее рабом, и это доставляло ей какое-то удовлетворение, но его набожность угнетала ее, а склонность к покаянию просто выводила из себя. Кроме церкви его ничто не занимало, он все время то на одном, то на другом богослужении. Из церкви он возвращался сияющим и умиротворенным, но быстро вновь погружался в меланхолию. Ему все мерещился треск пламени и крики горящих заживо стариков и детей. И город с того времени у них стал называться Витри-Сожженный.
Людовик подолгу ходил по спальне взад и вперед, а Элинор наблюдала за ним с их ложа. Она могла распустить свои волосы по обнаженным плечам и была соблазнительно зовущей, но он ее все равно не замечал. Перед его глазами стояли лица безжалостных солдат-убийц. Когда же она заговаривала с ним, ему слышались голоса молящих о пощаде. Элинор много раз ему говорила:
— Это деяние войны, его лучше забыть.
— До скончания моих дней я не забуду это, — говорил он в ответ. — Запомни, Элинор, все тогда свершалось от моего имени.
— Ты делал все, чтобы остановить это. Но тебя не слушали.
Тут ее губы кривились. Каким же он оказался ничтожеством! Солдаты вознамерились убивать и не повиновались королю! А он не знал, как это все пресечь. Ему следовало идти в монахи. Элинор устала от такого мужа. Слушая плаксивые излияния мужа, Элинор думала: нет, довольствоваться этой жизнью она не станет. Ее безрассудная душа бунтовала. Она блестяще вышла замуж, стала матерью. Этого ей мало. Ее влекли приключения.
* * *
Совершенно неожиданно появилась возможность столь желанных приключений.
В то время уже много лет подряд ради искупления грехов люди совершали паломничество в Иерусалим. Тогда считалось, что, предприняв трудное и опасное путешествие, из которого часто не возвращались, можно доказать свою искреннюю веру в Христа и стремление к покаянию. Таких паломников-богомольцев было много. Одним из них был Роберт Величественный, отец Вильгельма Завоевателя. В пути он умер, оставив своего маленького сына в окружении своих врагов, однако этим шагом он искупил грехи всей своей жизни. Значительно больше милости небес, нежели получал простой паломник, можно было добиться своим участием в священной войне ради изгнания неверных из Иерусалима.
Иерусалимом с седьмого века владели халифы Египта и Персии, где уже тогда распространился ислам. Между христианами и мусульманами разгорелась вражда, и в одиннадцатом веке преследование христиан в Святой земле приняло массовый характер. Всем христианам Иерусалима было велено носить на шее деревянный крест. Этот крест весил около пяти фунтов и серьезно мешал человеку. Христианам запрещалось ездить на лошадях — только на мулах и ослах. За малейшее неповиновение их предавали смерти, часто самой жестокой: сажали на кол, забивали камнями и, конечно же, распинали подобно Спасителю. Родоначальник христиан был распят, и такая казнь считалась для них самой подходящей.
Вернувшиеся из Иерусалима паломники рассказывали об ужасной участи христиан и обрушенных на них страданиях, вызывая гнев и возмущение. Это негодование вылилось в стихийное движение протеста, когда из Палестины вернулся один французский монах по имени Питер Гермит. Он пылал яростным гневом на неверных, призывая христиан отбить у мусульман Священный город, как тогда именовали Иерусалим. Ночуя где придется и питаясь чем Бог послал, Питер Гермит босым и едва одетым с этим великим призывом обошел всю Европу.
В 1095 году в городке Клермон, что в провинции Овернь, папа Урбан II созвал поместный собор. Послушать, что скажет высшее духовенство, съехалось и пришло из разных стран множество народу. Прослышав о подвижничестве Питера Гермита, папа пригласил его выступить на соборе. С церковной паперти в присутствии князей церкви монах поведал собравшимся о злой судьбе христиан в Святой земле и жестокости неверных, намерившихся их совсем извести. Сбылась его заветная мечта! И монах Питер, охваченный чувством гнева, ярко живописал преследование христиан, ужасные страдания и казни, на них обрушенные, убеждал, что Господь поставил его на путь возвращения Иерусалима христианскому миру.
Его слушали затаив дыхание, а когда Гермит закончил речь, гробовую тишину взорвали множество голосов, слившихся в единый выкрик: «Спасем Иерусалим! Спасем Святую землю!»
Папа Урбан поднял руку, восстанавливая спокойствие и тишину.
— Этот царственный город, — сказал он, — прославленный приходом Спасителя рода человеческого и освященный его уходом, взывает о спасении. Он обращается к тебе, народ Франции, избранному и любимому Господом, к вам, наследники Карла Великого — основателя Священной Римской империи, от вас Иерусалим ждет помощи. Господь овеет славой ваше оружие. Ступайте на путь к Иерусалиму ради отпущения грехов ваших, идите и знайте, что вас ждет вечная слава в царствии небесном.
Снова тишина, и снова сотни голосов, слившиеся в едином порыве: «С нами Бог!»
— Верно! — крикнул папа. — С нами Бог! Не будь Бога в ваших душах, вы не воскликнули бы, как один человек. Да будет это вашим боевым кличем в битве против неверных! С нами Бог!
— С нами Бог! — разнесся громовой клич.
Папа опять воздел руки, прося тишины.
— Каждый, кто пожелает стать паломником-воином, должен нести на шлеме или груди крест Господа нашего.
С сиянием в глазах наблюдал за происходящим Питер Гермит. Он выполнил свою миссию! Крестовый поход начался! С того памятного дня ведет начало нескончаемая битва христианского воинства с мусульманами.
Волна христианского гнева, породившая идею отвоевать у неверных Иерусалим, поднялась именно в это время, когда Людовика мучила совесть и в ушах не умолкали крики несчастных Витри-Сожженного, а Элинор искала выхода для своей энергии.
Горячо откликнулся на эти события и Бернар из Клэрво. Он пришел к королю, чтобы переговорить об этом.
— Дела в Иерусалиме обстоят плачевно. Господь опечален и разгневан. С первого похода крестоносцев прошло много лет, а до цели его еще далеко. Наши паломники подвергаются зверскому обращению. Пора всему христианскому миру подняться против врагов.
Людовик сразу этим заинтересовался. Его угнетали грехи; он давно испытывал потребность искупить их и показать свое смирение. Бернар одобрил его намерение.
— Витри-Сожженный лежит тяжким гнетом на вашей совести, ваше величество. Надо, чтобы этого больше никогда не повторилось. Чтобы больше не было кампаний, подобных той, что проводилась против Теобальда Шампанского.
— Я понял это.
Бернару этого было мало, и он продолжал:
— Прежде всего вы не должны препятствовать Пьеру де ла Шатру. Вам надо признать главенство папы римского.
В этом деле, как, впрочем, во всех других, инициатива исходила от Элинор. Бернар это знал, но не стал упоминать. Людовик настроен на покаяние, пусть все берет на себя.
— Было ошибкой настаивать на том, чтобы граф Вермандуа прогнал супругу и женился на сестре королевы, — продолжал аббат. — Неправедной была война против Шампани. За это вы наказаны тем, что в памяти не стирается сожжение храма в Витри.
— Это так, — простонал король.
— Вам надо молить о прощении. Вам надо совершить что-то великое. Почему бы вам не пойти походом в Святую землю?
— Мне? А как же королевство?
— Необходимо найти достойных людей, которые в ваше отсутствие смогут с честью вести государственные дела.
— Оставить королевство? Повести крестовый поход?
— Другие монархи делали это до вас. Они умилостивили Господа и завоевали прощение.
Король молча смотрел перед собой. Опять ненавистная война! Но тяжкий грех превратил его жизнь в кошмар.
Бернар поднял пылающий взор к небу.
— У меня есть свой долг, ваше величество. Будь я помоложе, я бы сам возглавил крестовый поход. Господь не даровал мне этой чести. Моя обязанность лежит в ином — указывать другим, в чем состоит их долг. Я указую провести три больших собора: один в Бурже, другой в Везеле и еще один в Эстампе. Вам надо там быть. Подумайте об этом серьезно. Только угождая Господу таким путем, добьетесь вы прощения свершенного в Витри-Сожженном.
* * *
Людовик не стал сразу передавать разговор королеве. Боялся, что она высмеет его. Он пошел посоветоваться со своим другом аббатом Сюжером.
Аббат ужаснулся:
— Оставить Францию, оставить свое королевство! Ваш долг выполняется здесь!
— Я смотрю на это иначе. Я нагрешил.
— Вы думаете о Витри. Не вы один в этом виноваты. Ваши солдаты были непослушны. Вы же пытались их остановить.
— Я не смог исполнить своего долга. Был недостаточно настойчив.
— Окажите поддержку участникам похода. Помогите тем, кто хочет пойти. Но ваш первейший долг состоит в управлении королевством.
— Бернар считает, что мне надо идти самому.
— Это фанатик. Король фанатиком быть не может, ваше величество. Господу угодно, чтобы вы исполняли свой долг здесь.
Как обычно, Людовик разрывался между двумя желаниями. Он считал себя обязанным быть с Францией и вместе с тем все больше склонялся к мысли искупить свои грехи этим драматичным путем. Элинор, хорошо знающая Людовика, тут же заметила, что короля терзают какие-то сомнения. Она спросила:
— Ты подолгу сидишь, запершись, с Бернаром и Сюжером. Чего они хотят от тебя?
Людовик заколебался, а потом выпалил:
— Бернар настаивает, чтобы я повел крестовый поход. Сюжер против этого.
— Идти с походом? Тебе? А Франция?!
— Об этом я и говорю Бернару. Мои обязанности — здесь.
— Идти с походом! — повторила Элинор, а про себя подумала, что это даст возможность остаться регентшей Франции. Да разве ей отдадут власть? В лучшем случае назначат ей помощников, например, Бернара, Сюжера или еще кого-нибудь. А кроме всего прочего, пока короля не будет, ей придется вести монашескую жизнь. Вот если бы самой отправиться в этот поход! Какие приключения там ее ждут! Уж эта жизнь скучной не будет.
Вот что ей надо! Вот где для нее выход! Это именно то, что ей больше всего хотелось.
— Тебе надо идти, — сказала она твердо. — Ты сбросишь бремя вины. Это единственный путь получить успокоение после Витри. А я пойду с тобой.
Король смотрел на нее пораженный, а Элинор уже парила в мечтах. Она видела себя во главе своих дам, которых она специально отберет для этой цели. Ей уже не терпелось отправиться в крестовый поход.
* * *
На рыночной площади Везеле аббат Бернар скликал народ под свое знамя. Рядом с ними стояли король и королева.
— Если враг нападает на ваши замки, на ваши города и земли, — громыхал аббат, — если захватывает в плен ваших жен, дочерей и сестер, оскверняет храмы, разве вы не возьметесь за оружие? Все это и еще худшие беды обрушены на ваших братьев во Христе. Почему вы медлите с отмщением, Христовы воины? Тот, кто отдал за вас свою жизнь, теперь требует вашу!
И снова тысячеголосое «С нами Бог!». И самыми звонкими в этом хоре были голоса короля и королевы. После этого король преклонил колена, и Бернар вручил ему крест. Король принял его, поцеловав. То же проделала и королева. Она в восторге. Началось великое предприятие!
АНТИОХИЙСКИЕ ЛЮБОВНИКИ
На обратном пути в Париж Элинор пылала энтузиазмом. Ее ожидает настоящая одиссея, о какой она не смела и мечтать! Она поедет во главе отряда дам, которых она специально подберет для этого похода. Ей надо немедленно приступить к придумыванию для них костюмов. Они будут не просто вдохновлять мужчин, они сами будут истинными крестоносцами! Как это замечательно, с благословения святой церкви готовить смелое, захватывающее путешествие, сознавая, что в конце его ждет искупление всех совершенных грехов! Уже второй раз она испытывала чувство благодарности Бернару. Он сотворил для нее чудо — рождение дочери, а теперь предлагает ей замечательный способ искупления грехов в сочетании с увлекательным путешествием.
Элинор созвала своих дам и наказала приготовить себе верховых коней под нарядными попонами; Элинор позаботится о достаточном количестве вьючных лошадей. Ведь она и помыслить не могла, чтобы отправиться в путь без своих нарядов и всего того, что требуется для удобства королевы.
Песни менестрелей теперь были только о предстоящей войне — священной войне. Элинор, кажется, им внимала, но мысли ее уже далеко, в Святой земле, где она видела себя во главе дамского войска. Они направляются на битву и должны быть одеты амазонками. Королева открыла школу верховой езды для обучения своих дам маршам военной кавалерии. Чтобы приучить коней к шуму сражения, у них над головами играли боевые трубы, их заставляли прыгать через высокие препятствия.
Долгими часами Элинор самозабвенно паковала тюки и ящики с нарядами, душистыми натираниями и всем прочим, что необходимо знатной даме в долгом пути.
Петронелла, все время находящаяся при Элинор, громко разрыдалась, когда узнала, что ее в поход не берут. Сначала она решила, что поедет с сестрой. Стала практиковаться в верховой езде и с большим удовольствием занялась подготовкой гардероба. Однако король с министрами решили, что на время отсутствия короля Рауль, граф де Вермандуа, вместе с назначенным папой аббатом Сюжером останется регентом Франции. Петронелла разрывалась от горя. Но ей было сказано: либо остается дома, либо разлучается с мужем.
— Покидать Рауля не советую, — сказала ей Элинор с улыбкой. — Сама знаешь, он из тех мужей, кто изменяет при первой возможности.
Петронелла подумала и решила, что ей лучше остаться с Раулем.
— Нельзя иметь все сразу, — добавила Элинор. — У тебя красивый и сильный муж, сестра, так что будь этим довольна.
Элинор продолжала готовиться к походу и с таким жаром всем его расписывала, что под ее знаменем собралось много соратниц. С присущей ей решительностью она клеймила тех, кто не желал стать участником похода. В обществе своих дам таких мужчин она обзывала трусами. При этом говорила:
— Некоторые из них считают женщину пригодной лишь на то, чтобы заниматься домашними делами, ублажать их и плодить подобных им детей! Я ни за что с этим не соглашусь. Считаю, что наш пол ни в чем мужскому не уступит. И теперь, когда мы отправляемся на священную войну и вся Франция видит, на что способна женщина, почему бы остающимся мужчинам не начать прясть, ткать и присматривать за детьми и домом!
Ах, как она смеялась над теми, у кого нашлись причины отказаться от участия в крестовом походе!
— Давайте пошлем им наши прялки, пусть они попробуют справиться с ними, раз нет у них охоты заниматься мужским делом.
И как же позабавилась Элинор, узнав, что многие из получивших прялки передумали и решили отправиться в поход вместе со всеми.
День отъезда приближался. Было решено, что французы на крестовый поход соберутся в Меце, где их возглавит король Людовик; немцы должны собраться в Ратисбонне, где их будет поджидать император Конрад. Затем армии двинутся на Константинополь, где их встретит и окажет содействие император Мануэль Комнин, внук Алексея Комнина.
Элинор попрощалась со своей трехлетней дочкой и поехала во главе отряда амазонок, а Людовик повел мужское войско. Это была великолепная кавалькада, пронесшая через всю Европу золотые лилии в соседстве с красным христианским крестом.
* * *
Пока крестоносцы шли по Европе, к их армии присоединялись все новые и новые отряды, так что войско Людовика достигло численности в сто тысяч человек. На отдых они останавливались в замках знати, где их ждал самый радушный прием. Хозяева замков старались всячески угодить таким гостям и развлекали их, как только могли. Элинор со своими дамами радовала хозяев своим пением; большим оживлением таких встреч служили рыцарские турниры и красочные представления. Людовика сильно смущало обилие празднеств, ведь это не увеселительная прогулка, говорил он. Элинор в ответ только презрительно смеялась.