— Это очень хорошо, что твой кузен женится на моей сестре, — радостно сообщила Элинор королю.
* * *
И вот наступил тот день, когда граф Шампанский с удивлением увидел, как во дворе его замка появилась скорбная процессия — сестра в сопровождении нескольких слуг. Он поспешил ей навстречу.
— В чем дело, Элинор, что привело тебя к нам?
Какое-то мгновение она не могла произнести ни одного слова, спешившись, она бросилась к брату в объятия.
— Мне некуда деться, — наконец произнесла она, рыдая.
— А где твой муж?
— У меня нет мужа.
— Скажи, что все это значит? Рауль умер?
— Нет. Просто он больше мне не муж.
— Но это же чепуха. Ты же замужем за ним. Я же присутствовал на вашем венчании. Пошли в дом, сестрица.
Они расположились в его кабинете, и Элинор, сбиваясь, поведала историю о том, что объявились кровные узы и это сделало их брак недействительным. Она перестала быть женой Рауля; она никогда не была замужем, и венчания с Раулем никакого не было. Более того: Рауль уже женился на другой. Состоялась грандиозная свадьба, на которой присутствовали король с королевой.
— А кто же невеста?
— Петронелла.
— Что? Сестра королевы?
— Именно, сестра королевы.
— Чудовищно! Это — заговор.
Элинор печально поддакнула.
Теобальд пришел в ярость. Это не только бесчестье сестры, оскорбление нанесено всей семье! Конечно, это все интриги королевы. Она заставила епископов объявить брак недействительным, и они это сделали, страшась ее недовольства. И что она на них так взъелась? Скорее всего, устроив бесчестье его сестре, она тем самым мстила ему за отказ поддержать их в захвате Тулузы.
— Я этого не потерплю, — сказал Теобальд. — Сегодня же пошлю депешу в Рим. Изложу это дело папе и докажу, что это настоящий заговор, с целью оскорбить меня через позор моей несчастной сестры.
— Может быть, папа не разрешит расторжения моего брака, как думаешь?
— Конечно! Основания выдвинуты беспочвенные. Я заставлю Рауля взять тебя обратно и докажу, что женитьба на Петронелле незаконна. На ней одной окажется бесчестье, а не на тебе, сестра.
— Знаешь, Рауль с большой охотой взял новую жену.
— Когда у меня будет решение папы, он будет умолять тебя вернуться.
Теобальд сразу же принялся составлять прошение папе по делу обиженной сестры. Он посоветовался с Бернаром Клэрво, и тот вызвался немедленно дело обиженной сестры отвезти в Рим.
* * *
Петронелла была безумно счастлива своим замужеством. Она буквально вся светилась радостью. Глядя на нее, Элинор почувствовала себя немного обделенной. Конечно, ее замужество дало ей корону Франции, которую она не променяла бы ни на что другое, но еще хотелось бы и такого мужа, как Рауль, вместо монахоподобного Людовика.
Она решила, что тянуть с рождением наследника не следует. Это нужно стране и ей самой. И она в этом должна преуспеть, как во всем остальном.
Размышления о наследнике были прерваны прискакавшим из Рима гонцом.
Элинор завела правило присутствовать при официальных встречах короля и при чтении посланий. Послание оказалось чрезвычайной важности. Папа считал, что совершено беззаконие. По наущению королевы и епископов граф Вермандуа прогнал свою законную жену и женился на сестре королевы. Папа не видел оснований, чтобы признать брак графа Вермандуа и сестры графа Шампанского недействительным. Папа отлучает графа Вермандуа от церкви; он обязан отказаться от женщины, с которой сейчас живет, и вернуться к своей жене.
Элинор пришла в ярость.
— Это оскорбление сестры королевы Франции! Как его святейшество не понимает этого!
— Дражайшая моя, нам не следовало позволять Раулю бросать свою жену.
— Какую жену! Та его женитьба неправедна. У них слишком близкое кровное родство.
Король печально на нее посмотрел.
— Твоя любовь к сестре сильна, и ты позволила чувству ослепить себя. Петронелле следовало искать себе мужа в другом месте.
— Теперь он ее муж. Она живет с ним открыто. Ты понимаешь, что это значит? Кто тогда ее возьмет замуж?
— Я думаю, найдется немало таких, кто захочет соединиться с сестрой королевы Франции.
— А я не намерена терпеть эту наглость.
— Это вердикт папы, любовь моя.
— Ты знаешь, что это проделки Теобальда. Он решил посмеяться над нами. Я не успокоюсь, пока не выгоню его из Шампани.
— Шампань ему принадлежит по праву, моя дорогая. Провинция не зависит от Франции.
Королева сощурилась.
— Людовик, порой мне кажется, ты меня не любишь.
— Можешь не сомневаться, что люблю и очень.
— И все же позволяешь, чтобы меня оскорбляли.
— Теобальд сделал лишь то, что сделал бы всякий на его месте: встал на защиту чести своей сестры.
— А что будет с честью моей сестры?
— Замужество ее с моим кузеном неразумно.
— Почему неразумно, если он не женат, ибо женитьба на сестре Теобальда не считается! Почему им, полюбившим друг друга, не освятить свой союз!
— Потому что он уже женат.
— Да говорят тебе, что не женат. Его женитьба незаконна. Он женат на Петронелле, и мы проучим этого Теобальда.
— Как это?
— Мы завоюем его земли. Мы сровняем его замки с землей. Говорю тебе, мы отомстим Теобальду!
— Нас никто не поддержит.
— Тогда мы сделаем это самостоятельно. У меня есть верные подданные в Аквитании. Они пойдут за мной, куда я пожелаю.
— Нет, Элинор, нельзя, чтобы решение о ведении войны зиждилось только на чувстве обиды.
Глаза королевы сверкали гневом. Ничтожество, монах, и за него ее выдали замуж! И что она получила за это — одну корону!
Король, не выдержав натиска разбушевавшейся Элинор, вынужден был подчиниться.
* * *
Элинор решила объявить войну с намерением опустошить Шампань и проучить строптивого графа. Одно повергало королеву в уныние: она оказалась замужем за человеком, не способным доставить ей полного удовлетворения. У нее есть корона, но она к ней уже привыкла, и теперь ей хотелось мужа, покорение которого доставило бы ей удовольствие. А управляться с Людовиком было слишком легко, единственный вопрос, требующий от нее каких-то усилий — это война. Но она быстренько с ним справится, и на то у нее есть свои приемы. Его нежелание воевать только раззадорило Элинор, и она с наслаждением повела войну с ним самим.
Петронелла с Раулем наслаждались любовью и друг другом, и, глядя на их союз, Элинор решила, что они должны остаться вместе. И в этом деле отступать она не намерена.
Тем временем она беспрерывно досаждала Людовику: неужели он струсил? Как он может допустить, чтобы мелкие правители крошечных провинций смели ему перечить? Он будет стоять в стороне и наблюдать, как порочат сестру его жены? Это же равносильно оскорблению жены! Пока Людовик безуспешно уговаривал ее смириться, произошло еще одно серьезное событие. Оказался вакантным престол архиепископа в Бурже. Элинор с Людовиком подобрали достойного, идеально подходившего на этот пост человека. И вдруг пришло известие из Рима, которое их совершенно обескуражило: архиепископом в Бурже папа назначил Пьера де ла Шатра.
— Как он смеет вмешиваться в дела, касающиеся только нас и больше никого на свете! — возмутилась Элинор.
В этом Людовик ее поддержал. Ведь архиепископов во Франции назначает только король.
Людовик по подсказке Элинор ответил на послание папы, что, пока он жив, не допустит, чтобы Пьер де ла Шатр стал архиепископом в Бурже.
Тогда папа позволил себе передать Людовику невероятно возмутительные слова.
«Французский король — сущий ребенок. Ему надо научиться отвыкать от дурных привычек».
Подобное заявление не могло не рассердить Людовика.
— Видишь, — кричала Элинор, — тебя совершенно не уважают. Это потому, что ты позволяешь оскорблять себя. Ты слишком снисходителен. Посмотри на Теобальда Шампанского. Если бы ты пошел походом на Шампань и опустошил ее, папа не посмел бы разговаривать с тобой как с мальчиком.
Нет, этого Людовик сносить не стал, и, когда папа вдобавок ко всем уже нанесенным оскорблениям еще отлучил его от церкви, Людовик перешел к действиям. Он твердо решил, что следует немедленно покарать графа, который посмел стать на сторону противников короля.
* * *
Королевская армия, направлявшаяся на Шампань, была малочисленной. Король радовался всякому союзнику, отдавая себе отчет в том, что соратников ничто, кроме военной добычи, не интересует. В результате чего к армии Людовика присоединилось немало бродячих искателей приключений.
По мере продвижения в глубь владений ненавистного королеве человека эти приставшие отряды вопреки приказу короля стали заниматься грабежом. Людовик видел, как его солдатня выгоняет из домов жителей, насильничает, грабит, съедает и выпивает припасы бедняков. Он вынужден был наблюдать все то, о чем раньше только слышал, что, собственно, и делало саму мысль о войне для него невыносимой. Король пытался остановить бесчинства, но ему никто не подчинился.
Элинор, сопровождавшая его в этом походе, смотрела на короля с презрением. Что это за король, кого не слушается войско и кто содрогается от одной только мысли о войне! Для нее — это земля врага. И пусть теперь Теобальд узнает: стоит ли насмехаться над королем! Если король слаб, то королева не из таких.
Так они подошли к стенам города Витри.
Оборона города оказалась непрочной, и очень скоро войско короля заполнило улицы города, грабя и убивая всех подряд. Старые, немощные, женщины и дети в панике бежали от солдатского сброда, примкнувших к королю отрядов и закрылись в деревянной церкви.
— Остановитесь, остановитесь! — кричал король. Но на него никто не обращал внимания.
Войско пришло сюда ради убийства и грабежа, и сдержать его было невозможно. И тут произошло такое, воспоминание о чем потом будет преследовать Людовика до конца его дней.
В церкви укрылись женщины и дети; малыши прижимались к своим матерям, а матери молились о спасении малышей. Но солдаты короля не знали пощады. Они не стали взламывать двери церкви. Они ее подожгли. Когда пламя стало разгораться и повалил густой черный дым, стали слышны крики людей, их мольба о помощи и проклятия убийцам.
— Прекратите! Прекратите! — умолял Людовик, но и тут его не слушали. А к тому же было поздно. В церкви заживо сгорели тысяча триста человек.
* * *
Король лежал в своем походном шатре, бессмысленно глядя перед собой. Элинор сидела рядом.
— Я слышу их крики, — тихо проговорил Людовик.
— Не слышно ни звука. Они все погибли.
— Все погибли! — заплакал король. — Невинные люди. Дева Мария, помоги мне! Мне никогда не избавиться от их крика!
— Им надо было проклинать своего графа. Им следовало присягнуть тебе на верность.
— Эти люди ни в чем не виноваты. Они же ничего не знали о нашей ссоре!
— Ты должен попытаться уснуть.
— Уснуть! Если засну, они мне приснятся. Я чувствую запах дыма. Мне никогда от этого не отделаться. Как трещало горящее дерево!
— Дерево было старое и сухое.
— А маленькие дети… Они проклинали нас. Представь мать… с малышками на руках.
— Это война, — сказала Элинор. — Не стоит задумываться об этих вещах.
Но Людовик не мог не задумываться. Он сказал, что дальше он не пойдет.
— Уступить сейчас будет означать победу Теобальда, — возразила ему Элинор.
— Мне все равно. Меня тошнит от войны и убийства, — причитал, плача, король.
— Напрасно судьба сделала тебя королем.
— Это верно. Мое сердце отдано церкви. Я часто думаю, что надо было отказаться от короны.
— Как ты, сын короля, можешь отказаться?
— Мне порой кажется, что Господь недоволен мной. Мы уже шесть лет женаты, а детей у нас нет.
— Да, долго нас заставляют ждать, — согласилась Элинор.
— Что мы сделали… или не сделали? Чем я прогневил Бога? — Король затрясся. — Сердце мне подсказывает: сожжение Витри — это смертный грех.
— Перестань думать об этом
— Я не могу, не могу не думать, — простонал король.
Элинор стало ясно, что в таком состоянии он командовать армией не сможет.
— Нам надо вернуться в Париж, — сказала она.
Людовик с радостью согласился:
— Да, распускаем армию. Возвращаемся. Войну объявляем оконченной.
— Нет. Армия останется здесь, а мы вернемся в Париж, у тебя возникли неотложные государственные дела. Там передохнешь и забудешь про Витри. Ты должен знать, что на войне такое случается.
* * *
Война продолжилась. Министры умоляли короля прекратить бессмысленную войну. Король был готов с ними согласиться, но боялся осуждения королевы. Людовик не мог разобраться в своих чувствах к жене. Она будто его околдовала. Что бы он ни возразил королеве, стоило ей упрекнуть его за слабость, он тут же уступал.
Приехал аббат Клэрво, предсказавший гибель принца Филиппа, после чего стал считаться едва ли не пророком. Аббат осуждал королевскую политику и пришел просить короля согласиться на мир. Элинор не желала даже слушать об этом и стала с жаром объяснять аббату, что согласие на мир означает бесчестье для ее сестры и, хотя это лишь одна из причин, побудивших Людовика начать войну, это очень важная причина.
— Такая война гневит Господа, — сказал ей аббат. — Разве это не очевидно? Господь отвернулся от вас во всех ваших начинаниях. Король пребывает в скорби. После сожжения Витри он не знает покоя.
— Это было и до Витри, — заметила Элинор с горечью. — Он оставляет меня бездетной… Говорят, вы вершите чудеса… Не могли бы вы сделать хотя бы одно и для меня?
Аббат подумал и сказал:
— Получите вы благословение на ребенка или нет — это все в руках Господних.
— Как все, что происходит и случается. Но про вас говорят, что вы можете сотворить чудо. Сделайте это для меня!
— Я не могу помочь в этом деле.
— Значит, вы не хотите?
— Будь у вас ребенок, вы вели бы себя совсем по-другому. Возможно, вам действительно нужен ребенок, — рассудил аббат.
— Очень нужен! Не только как наследник французского престола. Я мечтаю о ребенке для себя.
Аббат согласно кивнул. Элинор схватила его за руку.
— Сделайте это, прошу вас.
— Ваше величество, я не могу. Это в руках Господа.
— А если я уговорю короля закончить войну и объявить мир…
— Если вы уговорите, Господь, может быть, услышит ваши молитвы.
— Я все сделаю ради ребенка.
— Тогда помолимся вместе. Но прежде склонитесь смиренно перед Господом. Просить бессмысленно, неся на душе грех такой войны.
— Если будет мир, вы сделаете это чудо?
— Если будет мир, молясь, я смогу просить Господа об этом.
— Я поговорю с королем, — обещала Элинор.
Она поговорила с королем, и между Людовиком и Теобальдом был заключен мир.
* * *
К великой радости Элинор, она забеременела. Заслуга в этом чуде, по ее мнению, принадлежала аббату Бернару. Теперь ее союз с Людовиком по прошествии шести лет будет увенчан рождением ребенка. К удивлению всех ее придворных, Элинор стала помягче. Она готовилась к появлению ребенка, как простая женщина.
В свое время родилось дитя: девочка.
Элинор не огорчилась, хотя Людовик, подобно всем правителям, желал сына.
— Но почему, — вопрошала Элинор среди своих дам, — все так поклоняются мужчинам? Я, например, женщина, но стала наследницей своего отца, — напомнила она. — Зачем нам с королем печалиться, что у нас родилась дочь?
Франция тогда жила по «Салической правде», древнему закону германских племен, по которому женщина не может править страной. Трон должен переходить следующему за ней в роду мужчине. Такой закон противоречил правилам Элинор, и она сказала себе, что положит этому конец. Но ее дочь еще пребывала в младенчестве, и у нее достаточно времени подумать о ее будущем.
Девочку назвали Марией, и весь следующий год Элинор поглощали только заботы любящей матери.