— Нравится ли вамъ этотъ паштетъ? сказала она. Я испекла его для васъ, сэръ Питтъ. Есть у меня въ запасѣ блюда получше паштета, которыми я намѣрена угостить васъ, когда вы пожалуете къ вамъ въ другой разъ.
— Все выйдетъ хорошо изъ вашихъ рукъ, за что бы вы ни взялись, сказалъ баронетъ съ джентльменскою любезностью. Паштетъ превосходный.
— Жена бѣднаго человѣка, вы знаете, ко всему должна быть пріучена, замѣтила Ребекка веселымъ и безпечнымъ тономъ.
— И все это дѣлаетъ вамъ честь, отвѣчалъ сэръ Питтъ. Искусство и опытность въ исправленіи домашнихъ обязанностей составляютъ, безъ сомнѣнія, одно изъ самыхъ очаровательныхъ достомиствъ женщины, кто бы она ни была. Впрочемъ вы, сестрица, могли бы конечно быть супругой перваго лорда въ нашемъ королевствѣ, и я убѣжденъ, что самъ богдоханъ гордился бы такою женою.
При этомъ сэръ Питтъ, съ чувствомъ душевнаго огорченія, подумалъ о своей леди Дженни, и объ одномъ прескверномъ пирогѣ, который она приготовила къ его обѣду. Пирогь, въ самомъ дѣлѣ, былъ прескверный.
Кромѣ паштета, сдѣланнаго изъ фазановъ лорда Стейна, Бекки подала своему братцу бутылку бѣлаго вина, привезеннаго изъ Франціи, гдѣ Родонъ, какъ она сказала, добылъ этотъ сортъ за бездѣлицу. Вино было превосходное, и баронетъ кушалъ его съ замѣчательнымъ аппетитомъ, не подозрѣвая, разумѣется, что эта бутылочка, какъ и многія другія, привезена была на Курцонскую улиду изъ погребовъ знаменитаго маркиза Стейна.
И когда сэръ Питтъ осушилъ бутылку этого petit vin blanc, Ребекка подала ему руку и усадила его въ гостиной на софѣ подлѣ камина. Одушевленный благороднѣйшимъ напиткомъ, великій дипломатъ далъ полную волю своему ораторскому таланту, и когда онъ говорилъ, Ребекка слушала его съ почтительнымъ вниманіемъ нѣжной и любящей сестры. Она сидѣла подлѣ него и шила рубашку для своего прелестнаго малютки. Эта крошечная рубашечка выступала на сцену всякій разъ, какъ-скоро мистриссъ Родонъ чувствовала необходимость разыграть роль домовитой хозяйки, скромной и смиренной. Мы должны, впрочемъ, замѣтить, что маленькій Родя никогда не носилъ этой рубашки, такъ-какъ онъ слишкомъ выросъ, когда заботливая мамаша окончила работу.
Итакъ, мистриссъ Бекки слушала и говорила, шила и пѣла, лелѣяла и ласкала своего драгоцѣннаго гостя, такъ-что сэръ Питтъ Кроли. вполнѣ осчастливленный домашнимъ комфортомъ, возвращался каждый день, съ величайшею радостью, на Курцонскую улицу изъ грэиннскаго сквера, гдѣ жили его юристы, которымъ надоѣдалъ онъ своими длинными, предлинными рѣчами. Когда наконецъ, по окончаніи юридическихъ переговоровъ, надлежало снова отправиться на Королевину усадьбу, баронетъ почувствовалъ необыкновенно-тоскливое расположеніе духа при разставаньи съ своей возлюбленной сестрой. Какъ мило и какъ нѣжно она посылала ему воздушные поцалуи изъ своей коляски, когда онъ садился въ дилижансъ! и съ какимъ трогательнымъ умиленіемъ приставляла она батистовый платочекъ къ своимъ зеленымъ глазкамъ! Когда дилижансъ двинулся съ мѣста, сэръ Питтъ Кроли нахлабучилъ на глаза свою клеенчатую фуражку, и забившись въ уголъ кареты, погрузился въ размышленія о подробностяхъ прощальной сцены.
«Она уважаетъ меня искренно, глубоко, думалъ баронетъ, и я конечно заслуживаю уваженія всякой женщины, способной понять и оцѣнить истинные таланты даровитаго мужчины. Но въ томъ-то и дѣло: много ли наберется
Мистриссъ Бекки, должно замѣтить, намекала сама насчетъ всѣхъ этихъ вещей, но съ такою деликатностью, что баронетъ не зналъ, гдѣ, когда и по какимъ поводамъ.
Прежде чѣмъ они разстались, было рѣшено, что лондонскій домъ сэра Питта долженъ быть окончательно отдѣланъ къ будущему сезону, а между-тѣмъ, на святки, семейства обоихъ братьевъ еще разъ соединятся на Королевиной усадьбѣ.
— Какъ это жаль, Бекки, что ты не ухитрилась выманить у него деньжонокъ! брюзгливо замѣтилъ мистеръ Родонъ своей супругѣ, когда они проводили баронета. Не мѣшало бы датъ что-нибудь старику Реггльсу, Посуди сама, хорошо ли будетъ, если онъ потеряетъ изъ-за насъ весъ свой капиталъ. Станется пожалуй и то, что онъ пуститъ другихъ жильцовъ. Право, Бекки, кому другому еще того, а старику Реггльсу слѣдовало бы заплатить хотя сколько-нибудь.
— Скажи ему, чтобъ подождалъ, отвѣчала Бекки. Скажи имъ всѣмъ, что расплата послѣдуетъ немедленно, какъ-скоро устроятся дѣла сэра Питта. Реггльсу можно дать какую-нибудь бездѣлицу. Вотъ, если хочетъ, билетъ, оставленный баронетомъ для нашего малютки.
Съ этвми словами она вынула изъ ридикюля и подала своему супругу банковый бжлетъ, подаренный великодушнымъ братомъ маленькому сыну и наслѣднику младшей отрасли фамиліи Кроли.
Но мистриссъ Бекки, если сказать правду, уже яредупредила нѣкоторымъ образомъ желаніе своего супруга, и пробовала, деликатно и тонко, подойдти къ его брату со стороны финансовыхъ обстоятельствъ. Къ несчастію однакожь, съ перваго раза увидѣла она, что ея попытки въ этомъ родѣ не могутъ увѣнчаться вожделѣннымъ успѣхомъ. Уже при одномъ намекѣ настѣснительныя обстоятельства, сэръ Питтъ Кроли чувствовалъ нѣкоторую неловкость и душевное безпокойство. Въ длинной и многосложной рѣчи объяснилъ онъ своей невѣсткѣ, въ какомъ прескверномъ положеніи были его собственныя финансовыя дѣла, какъ фермеры не выплачивали своего годоваго оброка, какъ дорого стоили ему похороны старика, какая пропасть долговъ на Королевиной усадьбѣ, и какъ много до сихъ поръ онъ принужденъ былъ забрать изъ капитальной суммы у банкировъ и своихъ агентовъ. Въ заключеніе этой рѣчи, сэръ Питтъ вынулъ изъ бумажника банковый билетъ для маленъкаго Роди.
Баронетъ догадывался безъ всякаго сомнѣнія, какъ бѣденъ его братъ. Дипломатъ холодный, опытный и разсчетливый, онъ видѣлъ, конечно, что семейство Родона не имѣло никакого опредѣленнаго дохода, и было ему извѣстно, что потребна значительная сумма для содержанія въ столицѣ комфортэбльнаго дома и приличнаго экипажа съ лошадьми. Ктому же, сэръ Питтъ Кроли зналъ очень хорошо, что онъ завладѣлъ, или правильнѣе, присвоилъ себѣ деньги, которыя, по всѣмъ соображеніямъ и разсчетамъ житейской философіи, должны были перейдти къ его младшему брату. Очень вѣроятно, что внутренній голосъ увѣщевалъ его быть справедливымъ въ отношеніи къ родственникамъ, обѣднѣвшимъ вслѣдствіе его дипломатической стратагемы. Человѣкъ честный и правдивый, понимавшій свои нравственныя обязанности къ ближнимъ, счастливый владѣлецъ прадѣдовскаго помѣстья и наслѣдникъ богатой тётки, не могъ не догадываться, что онъ, собственно говоря, былъ нравственнымъ кредиторомъ брата своего Родона.
На столбцахъ газеты «Times» случается повременамъ читать довольно странныя объявленія, гдѣ канцлеръ государственнаго казначейства доводитъ до свѣдѣнія почтеннѣйшей публики, что такой-то, примѣромъ сказать, А. Б. выплачиваетъ, кому слѣдуетъ, пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ британскою монетою, или, такой-то мистеръ Н. T, сознавая себя нравственнымъ должникомъ въ отношеніи къ такомуто господину, съ благодарностію отсылаетъ ему десять фунтовъ. Легко станется, что объявленія этого рода приводятъ въ трогательное умиленіе профановъ, непонимающихъ настоящаго принципа житейской философіи, но канцлеръ, печатающій объявленіе, и прозорливый читатель превосходно знаютъ, что вышеуноминутый А. Б., или, вышерѣченный мистеръ Н. Т. выплачиваютъ собственно ничтожную сумму въ сравненіи съ той, которую они должны на самомъ дѣлѣ. Общій и притомъ вѣрнѣйшій выводъ здѣсь тотъ, что господинъ, отсылающій своему нравственному заимодавцу двадцатифунтовый билетъ, непремѣнно долженъ ему сотни или тысячи фунтовъ. Такъ по крайней мѣрѣ думаю я всякій разъ, когда вижу въ печати канцлерскія объявленія отъ имени всѣхъ этихъ господъ. И нѣтъ для меня ни малѣйшаго соинѣнія, что великодушное награжденіе Питта младшему брату составляло самый ничтожный дивидендъ изъ капитальной суммы, которую, въ сущности, онъ долженъ былъ Родону. Чему тутъ удивляться? Не всѣ конечно способны и къ этому великодушію. Разлука съ деньгами есть жертва, превышающая силы такъ-называемыхъ добропорядочныхъ людей, и едва-ли найдется на свѣтѣ человѣкъ, который бы, подавая ближнему пять фунтовъ, не считалъ себя удивительно великодушнымъ. Отъявленный мотъ нерѣдко протягиваетъ свою щедрую руку не изъ внутренняго самонаслажденія при облегченіи нуждъ ближняго, но единственно потому, что ему пріятно промотать лишнюю копейку. Онъ не отказываетъ себѣ ни въ какомъ наслажденіи: ни въ оперной ложѣ, ни въ блестящемъ экипажѣ, ни въ роскошномъ обѣдѣ, ни даже въ удовольствіи бросить зажмуря глаза пятифунтовый билетъ. Но человѣкъ разсчетливый и бережливый, непривыкшій имѣть на себѣ долговъ, отворачивается отъ нищаго, торгуется съ извощикомъ изъ-за пенни, и не думаетъ о помощи своей бѣдной роднѣ; въ комъ, спрашивается, больше эгоизма изъ этихъ двухъ человѣкъ? Оба они чуть-ли не равны между собой, и деньги только имѣютъ различную цѣнность въ ихъ глазахъ.
Питтъ Кроли думалъ великодушно, что на немъ лежитъ обязанность помочь какъ-нибудь своему младшему брату, а потомъ, приходила ему въ голову и другая мысль, что не мѣшаетъ объ этомъ подумать когда-нибудь на досугѣ въ другое время.
Мистриссъ Бекки не принадлежала къ числу женщинъ, разсчитывающихъ на большія пожертвованія со стороны своихъ ближнихъ, и она совершенно довольна была тѣмъ, что уже сдѣлалъ для нея Питтъ Кроли. Представитель джентльменской фамиліи торжественно призналъ ее своей родственницей: чего же больше для урожденной Бекки Шарпъ? Если Питтъ не удѣлилъ ей частицы земныхъ благъ, то еще не слѣдуетъ отчаяваться, онъ будетъ для нея полезенъ рано или поздно. Не получивъ отъ него денегъ, она пріобрѣла по крайней мѣрѣ то, что, по своей цѣнности, равносильно деньгамъ: кредитъ. Старикъ Реггльсъ совершенно успокоился перспективой дружелюбнаго соединенія двухъ братьевъ, небольшой уплатой по его счету, и обѣщаніемъ значительной суммы, которая, въ скоромъ вренени, будетъ для него ассигнована изъ запаснаго капитала. Миссъ Бриггсъ исправно получила свой рождественскій дивидендъ, и Бекки вручила ей эту крошечную сумму съ тою лучезарною радостію, какъ-будто въ хозяйственномъ ея казначействѣ хранились груды золота и серебра. Этого мало. Ребекка, по довѣренности, сказала своей компаньйонкѣ, что она совѣтовалась съ сэромъ Питтомъ, какъ бы выгоднѣе помѣстить куда-нибудь остальной капиталъ миссъ Бриггсъ. Оказалось по ея словамъ, что сэръ Питтъ, богатый и разсчетливый, какъ первѣйшій банкиръ въ мірѣ, принялъ живѣйшее участіе въ судьбѣ миссъ Бриггсъ, соединенной, съ незапамятныхъ временъ, тѣснѣйшими и благороднѣйшими узами съ его семействомъ. Передъ отъѣздомъ изъ Лондона, саръ Питтъ деликатно далъ замѣтить, чтобъ Бриггсъ держала подъ руками свой капиталъ, такъ, чтобъ при первомъ случаѣ, открылась для нея возможность купить выгоднѣйшія акціи, которыя баронетъ имѣлъ для нея въ виду. Такъ говарила Ребекка, и бѣдная миссъ Бриггсъ не знала, чѣмъ и какъ выразить свою благодарность сэру Питту. Его вниманіе было тѣмъ великодушнѣе, что оно совершилось неожиданно, и хотя до этой поры, простодушной женщинѣ никогда не приходило въ голову вынимать своихъ денегъ изъ ломбарда, однакожь теперь она обѣщалась немедленно послать за своимъ нотаріусомъ, и принять надежныя мѣры, чтобъ капиталъ, на всякой случай, всегда былъ подъ ея руками. И преисполненная чувствомъ безпредѣльной благодарности къ доброй Ребеккѣ и великодушному своему благодѣтелю, Родону Кроли, миссъ Бриггсъ немедленно отправиласъ ка рынокъ и потратила большую часть своего полугодичнаго дивиденда на покупку чернаго бархатнаго платьица для малютки Родона, который, скажемъ мимоходомъ, уже слишкомъ выросъ изъ этой безхарактерной одежды, назначаемой безразлично для дѣтей обоихъ половъ; мальчикъ взрослый и высокій, онъ нуждался теперь въ панталонахъ и мужской курткѣ.
Это былъ прекрасный мальчикъ съ голубыми глазами и курчавыми русыми волосами, немного неуклюжій по походкѣ и осанкѣ своей, но великодушный и мягкосердечный. Онъ любилъ всѣхъ безъ исключениія, кто былъ добръ и ласковъ къ нему, любилъ своего пони и лорда Саутдауна, подарившаго ему эту лошадку (онъ краснѣлъ всякій разъ, когда приходшіось ему видѣть этого великодушнаго нобльмэна), любилъ грума, который ухаживалъ за пони, кухарку Молли, набивавшую на ночь его мозгъ фантастическими сказаніями о духахъ, и начинявшую его желудокъ сладкими лакомствами послѣ обѣда, любилъ компаньйонку Бриггсъ, надъ которой иногда подтрунивалъ изподтишка; но больше всѣхъ любилъ отца, который въ свою очередь питалъ необыкновенную привязанность къ малюткѣ Родѣ. Теперь, когда было ему около восьми лѣтъ, сердечныя наклонности его выяснились и опредѣлились. Прекрасное видѣніе блестящей мама, съ нѣкотораго времени, исчезло. Впродолженіе послѣднихъ двухъ лѣтъ Ребекка почти не говорила съ сыномъ. Она не любила его. У него были корь и коклюшъ. Онъ надоѣлъ ей. Однажды онъ выбрался потихоньку изъ своихъ верхнихъ областей, и остановился на площадкѣ передъ лѣстницей, привлеченный сюда звуками голоса своей матери, распѣвавшей новѣйшіе романсы лорду Стейну. Вдругъ дверь гостиной отворилась, и маленькій лазутчикъ, забывшійся подъ музыкальную мелодію, былъ открытъ.
Двѣ громкія пощечины служили юному Родону достойнымъ наказаніемъ за нескромное любопытство. Лордъ Стейнъ, свидѣтель этого безъискуственнаго обнаруженія характера мистриссъ Бекки, захохоталъ. Горемычный Родя, подавляемый душевною тоской, побѣжалъ на кухню искать утѣшенія въ обществѣ своихъ друзей.
— Вѣдь я не оттого, что больно, всхлипывалъ маленькій Родонъ, — только… только…
Слезы и рыданія заглушили недоконченную мысль. Было ясно, что сердце малютки обливалось кровью.
— Почему жь я не могу слушать, какъ она поетъ? Почему бы ей не спѣтъ что-нибудь и для меня? Вѣдь поетъ же она этому плѣшивому джентльмену съ большими клыками.
Эти и другія подобныя восклицанія поминутно вырывались изъ устъ огорченнаго малютки. Кухарка носмотрѣла на горничную, горничная взглянула на лакея, и великій инквизиціонный приговоръ кухоннаго комитета былъ въ эту минуту окончательно произнесенъ надъ мистриссъ Бекки.
Послѣ этого событія, равнодушіе матери превратилось почти въ ненависть, и сознаніе того, что въ домѣ у нея былъ сынъ, послужило для мистриссъ Бекки какимъ-то страннымъ и болѣзненнымъ упрекомъ. Одинъ взглядъ на малютку безпокоилъ ее и тревожилъ. Страхъ, сомнѣнія и невольное чувство антипатіи заронились мало-по-малу въ душу юнаго Родона. Мать и сынъ были нравственно разъединены съ той минуты, какъ незаслуженный ударъ поразилъ дѣтскую щеку.
Лордъ Стейнъ не любилъ также юнаго Родона. При каждой случайной встрѣчѣ, маркизъ саркастически раскланивался съ малюткой, дѣлалъ ему колкія замѣчанія, или смотрѣлъ на него какими-то дикими глазами. Родонъ смѣло выдерживалъ этотъ взглядъ, и еще смѣлѣе сжималъ свои миньятюрные кулаки въ догонку лорду Стейну. Онъ зналъ своего врага, и этотъ джентльменъ, одинъ изъ всѣхъ посѣтителей дома, возбуждалъ рѣшительный гнѣвъ въ его дѣтскомъ сердцѣ. Однажды. каммердинеръ подмѣтилъ, какъ онъ сжималъ свои кулаки въ корридорѣ надъ шляпой лорда Стейна. Каммердинеръ нашелъ это обстоятельство чрезвычайно забавнымъ, и разсказалъ о немъ кучеру лорда Стейна; кучеръ передалъ это вполнѣ лакею лорда Стейна и всей вообще джентлъменской челяди. И вскорѣ послѣ этого событія, когда мистриссъ Родонъ Кроли появилась въ домѣ на Гигантскомъ Скверѣ, швейцаръ, отворявшій двери у подъѣзда, ливренные лакеи въ корридорѣ, каммердинеры въ бѣлыхъ жилетахъ, докладывавшіе громогласно отъ порога до порога о прибытіи полковника и мистриссъ Родонъ Кроли, всѣ до одного уже знали, какое понятіе они должны составить объ этой великолѣпной леди. Человѣкъ, стоявшій за ея стуломъ впродолженіе обѣда; охарактеризовалъ ее въ рѣдкихъ чертахъ долговязому лакею въ пестрой ливреѣ. Bon Dieu! какъ неумолимъ и страшенъ этотъ инквизиціонный судъ лакейскаго и кухоннаго комитета! Вотъ передъ вами женщина на балу, въ блестящемъ салонѣ, окруженная десятками вѣрныхъ обожателей, на которыхъ поперемѣнно падаютъ ея искрометные взгляды, она разодѣта по всѣмъ правиламъ послѣдней моды, нарумянена, завита, и на улыбающихся щекахъ ея вы читаете отраженіе совершеннѣйшаго счастья; но вотъ тихими шагами подкрадывается къ ней Обличительное Открытіе подъ фигурой напудреннаго лакея въ широкихъ шальварахъ, который обходитъ почтеннѣйшую публику съ порціями мороженнаго на серебряномъ подносѣ, и вслѣдъ за нимъ выступаетъ Роковая Клевета въ формѣ неуклюжаго парня, который на другомъ подносѣ, разноситъ по залѣ вафельные бисквиты. Смѣю васъ предупредить, сударыня, что эти люди, не дальше какъ сегодня ночью, разболтаютъ вашу тайну въ трактирахъ и харчевняхъ. Джемсъ и Чарльзъ заведутъ на вашъ счетъ дружескую бесѣду за своими трубками и оловянными кружками пива. Я совѣтовалъ бы нѣкоторымъ особамъ, выступающимъ на Базаръ Житейской Суеты, окружить себя глухонѣмою прислугой, которая притомъ не умѣетъ ни читать, ни писать. Если вы виноваты — трепещите. Этотъ малый за вашимъ стуломъ разыгрываетъ роль янычара, и въ карманѣ его плисовыхъ панталонъ припрятанъ роковой снурокъ. Если вы не виноваты, старайтесь по крайней мѣрѣ, соблюдая наружныя приличія, избѣгнуть всякихъ поводовъ къ гнусной клеветѣ, которая, такъ или иначе, можетъ погубить васъ.