Он прикладывает ладонь к своей груди, делает глубокий вдох.
- Она внутри тебя, Клара. Она часть тебя, и она проявится естественно, если ты перестанешь стоять на ее пути.
Я смущена, но заинтригована.
- Ты можешь сделать это?
Он пожимает плечами.
- Я учился этому.
Он протягивает мне ладонь. Я смотрю на нее, его вытянутые, манящие пальцы, и внезапно возвращаюсь в свое видение, в тот момент, когда мы держимся за руки под сводом деревьев, пока пламя ревет внизу на горе. Затем я вспоминаю свой сон, в котором то, что я держусь за его руку, возвращает меня к самой себе, когда мне кажется, что я уже готова унестись прочь на облаке горя. Я вкладываю свою ладонь в его.
Жар проносится сквозь меня. Он держит мою ладонь осторожно, но буднично, не сжимая и не прикасаясь подушечкой большого пальца к моей ладони, как он делал в моем сне о пожаре в лесу, то движение, которое сводило меня с ума, когда я размышляла, что оно могло значить.
- О чем ты думаешь?
Кровь приливает к моему лицу.
- Что?
- Когда стараешься вызвать сияние, о чем ты думаешь?
- Ох. Что ж… - большую часть времени я думаю о Такере, о том, как люблю его, что сработало лишь единственный раз, тогда в лесу, но все-таки сработало, и это что-то значит.
- Я… я думаю о тех моментах, когда была счастлива.
- Окей, забудь про это, – он хватает вторую мою руку, поворачивает меня так, что теперь мы стоим лицом к лицу в центре сцены, ладонь в ладони. Я вижу, как Анжела наклоняется вперед, смотря за нами, ее голова покоиться на одной из ее ладоней, другая готова записывать в блокноте.
- Не смотри на нее, - говорит Кристиан. – Не думай о ней, или прошлом, и вообще чем-то.
- Хорошо.
- Просто будь здесь, - произносит он мягко. Его глаза поразительны в свете театральных рамп, янтарные вкрапления сияют искорками. – Будь в настоящем.
- Отпусти все остальное, - настаивает он в моем разуме. - Просто будь здесь. Со мной.
Я смотрю на него, позволяя себе сосредоточиться на его лице так, как обычно стараюсь не делать, обводя взглядом углы его скул, линию рта, размах его темных ресниц и изгиб его бровей, форму плеч, которые я запомнила так давно. Я не думаю. Я позволяю себе просто смотреть на него. Затем жар от наших соединенных ладоней распространяется по моему телу, останавливается в области груди, и я позволяю себе окунуться в его глаза.
Я чувствую то, что чувствует он. Уверенность, всегда так много уверенности, не смотря на то, что он говорил раньше об отсутствии определенности. Он знает самого себя. Знает, чего хочет. Я вижу себя с его точки зрения, понимаю свою красоту через его взгляд, мои волосы – беспорядочный золотистый ареол вокруг моего лица, контраст бледной кожи и розовых губ и щек настолько разительный, дождливые сияющие глаза, которые сейчас кажутся синими, как гладь воды в бассейне, в которую ты можешь окунуться. Он словно смеется изнутри, настолько довольный собой, потому что я сияю, свет пробивается сквозь меня, мы сверкаем вместе, свет исходит от наших рук, там, где они соединяются вместе, его собственные волосы начинают сверкать сейчас, сияние поднимается вокруг нас.
Он хочет сказать мне что-то. Открыть себя полностью, позволить мне увидеть все, дать мне узнать все о нем, и пусть будут прокляты правила. Неожиданно мы вместе идем по кладбищу, солнце пригревает наши спины, и он держит меня за руку, направляя меня. Я чувствую себя такой сильной в этот момент, сильной и живой, и полной энергии.
- Святая Мария Богородица! – раздается крик.
Кристиан и я отскакиваем друг от друга. Свет вокруг нас ослабевает. На мгновение я полностью ослеплена от внезапного перехода от света к тьме, но когда мои глаза привыкают, я вижу маму Анжелы, стоящую в проходе и уставившуюся на нас. Ее рука поднесена к губам, лицо пепельно-бледное. Анжела вскакивает и подходит к ней, еле успевая поймать ее, прежде чем та падает на колени.
- Мама, все в порядке, - произносит Анжела, поднимая маму снова на ноги. – Они просто тренировались делать кое-что.
- Ничего такого в моем доме, - шепчет Анна, ее темные глаза впиваются в меня с такой силой, что мне приходиться отвести взгляд. – Ничего такого в моем доме, я говорила тебе.
- Мы больше не будем. Я обещаю. Тебе нужно подняться наверх и прилечь, - говорит Анжела.
Анна кивает, и Анжела обвивает рукой ее плечи и практически вытягивает ее из театра. Мы слушаем звук их шагов по ступеням, ведущих в квартиру, Анна все еще говорит, Анжела пытается успокоить ее. Скрип двери. Затем тишина.
Кристиан и я смотрим друг на друга, затем отводим взгляд.
- Что ж, это сработало, - говорю я, просто чтобы сказать что-то. – Мы сделали это.
- Да, мы сделали, - отвечает Кристиан, вытирая пот со своего лба.
- Ты собирался сказать мне что-то, - говорю я.
Он нахмуривается.
- И кто теперь читает мысли?
- Это была эмпатия. Я могла чувствовать, что чувствовал ты. Ты хотел сказать мне что-то.
Это полностью выводит его из себя, по какой-то причине. Он спрыгивает на пол, идет к столу, где оставил свою домашнюю работу, и начинает собирать свои вещи. Я следую за ним, кладу ладонь на его плечо. Он напрягается. Я чувствую себя так, словно должна извиниться за что-то, за то, что так прочитала его мысли, или за то, что заговорила про это, когда Анжела так близко и может услышать.
- Кристиан, я…
Анжела снова врывается в комнату, ее лицо светится от восторга.
- Черт, это было классно! Не могу поверить, насколько ярко это было, я имею в виду, вау. Вы видели мою маму? Она практически упала. Ее лицо стало совсем бледным. Никогда не видела ее такой. Хотя сейчас с ней все нормально. Я дала ей попить воды, и она почти расплескала ее. Все в порядке.
- Сияние пугает людей, - напоминаю я ей, стараясь оставаться серьезной, но трудно не поддаться ее энтузиазму. Это было здорово. И сейчас волшебство как будто все еще в воздухе, плывет вокруг нас с мелкими частичками пыли и впитывается в бархатный занавес. Я не хочу, чтобы оно исчезло.
- Что ж, думаю, мы поняли, что это правда? Давайте сделаем это еще раз. В этот раз, попробуй со мной, - обращается Анжела к Кристиану.
- Не думаю, что смогу.
- Да ладно, я хочу научиться. Пожалуйста! – умоляет она.
Он опускает голову, вздыхает, сдаваясь.
- Окей, мы можем попробовать.
Все должно получиться. Я сижу в кресле Анжелы, пока они вдвоем маршируют назад к сцене, берут друг друга за руки и концентрируются.
- Будь в настоящем, - снова говорит Кристиан. – Это ключ. Не думай о настоящем, а освободись от своих мыслей. Это будет трудно для тебя, потому что ты слишком много думаешь обо всем. Просто помни, что ты – не твои мысли.
- Окей, сенсей, давай начнем, - ее голос вздрагивает.
Они оба закрывают глаза. Я наклоняюсь вперед, наблюдая, в ожидании, когда появится сияние, стараясь сдержать зависть от того, что там Анжела, а не я. Но ничего не происходит. Они просто стоят, словно замерли во времени.
- Ничего такого в моем доме! – раздается голос из холла. Анна, должно быть, боится войти в зал.
Анжела и Кристиан размыкают руки, открывают глаза. Около минуты Анжела выглядит разочарованной, но затем на ее лице расплывается озорная улыбка.
- Это было горячо, - говорит она. Она поворачивается ко мне, приподняв одну бровь. – Правда, Клара?
- Ух…
- Я думаю, ты хочешь сказать что-то и мне тоже, - мурлычет она Кристиану, полностью наигранно и Кристиан знает это. Я помню, как однажды она сказала мне, что они с Кристиан играли в бутылочку в девятом классе, и она думает, что поцеловать его все равно, что поцеловать родного брата.
- О да, - отвечает Кристиан, не меняя тона, - это было горячо, Анж. Ты девушка моей мечты. Я всегда хотел сказать тебе это.
- Ничего такого здесь! – Анна Зербино снова кричит.
Все мы заливаемся смехом.
Громкий шум будит меня в середине ночи. На мгновение я лежу в кровати, слушая, не уверенная в том, что происходит. Я чувствую себя так, словно проснулась от дурного сна. Я смотрю на будильник. Четыре утра. Дом абсолютно тих. Я закрываю глаза.
Что-то падает. Я сажусь в постели. Лучшее оружие, которое я могу придумать на этот раз, - бутылка лака для волос, словно это может нанести Семъйязой какой-нибудь вред.
Заметка на память: купить нунчаки[40] или что-нибудь наподобие.
Еще одно падение разносится по дому, затем раздается чья-то брань, и звук разбитого стекла.
Шум доносится из комнаты Джеффри.
Я набрасываю халат и спешу вниз, в холл. Звучит еще один громкий удар. Он точно разбудит маму, если уже не разбудил. Я открываю его дверь.
- Что ты делаешь? – спрашиваю я темноту, раздраженно.
Включаю свет.
Джеффри стоит посреди комнаты, развернув крылья, одетый только в свои джинсы.
Он вскрикивает от удивления, когда вспыхивает свет, затем отворачивается, прижав ладонь к глазам, словно я ослепила его. Его крылья зацепляют стопку книг на столе, сбивая их на пол. Он насквозь мокрый, с волосами, прилипшими к лицу, на половицах под ним формируется лужа. И он смеется.
- Я не могу вспомнить, как убрать свои крылья, - говорит он, очевидно находя это уморительным.
Я смотрю на открытое окно позади него, где жалюзи перекрутились и свисают с одной стороны.
- Ты только что пришел домой? – спрашиваю я.
- Нет, - отвечает он, ухмыляясь. – Я рано пошел в кровать, и был здесь всю ночь.
Он делает шаг в моем направлении и спотыкается. Я ловлю его за руку, чтобы удержать от падения. Именно тогда он взрывается смехом прямо мне в лицо, и я сполна ощущаю гадкий запах его дыхания.
- Ты пьян, - шепчу я удивленно.
- Я хотя бы не за рулем, - отвечает он.
Это плохо.
Я стою здесь около минуты, прижавшись к нему, стараясь заставить свой мозг функционировать в четыре утра. Я могу пойти и привести маму, если предположить, что она сама еще не идет сюда, чтобы узнать, откуда весь этот шум. Если у нее хватит сил, чтобы подняться вверх по ступеням. Я даже не знаю, что она сделает, или еще хуже, что с ней может случиться из-за этого. Это полностью за пределами любого наказания, какое только ей приходилось для нас придумывать. Это поведение, которое может стоить ему домашнего ареста длиной в год.
Он до сих пор смеется, словно находит всю эту ситуацию очень забавной. Я хватаю его за ухо. Он вскрикивает, но не может перебороть меня. Я веду его к кровати и толкаю на нее, лицом вперед. Потом я берусь за его крылья, стараясь сложить их, прижимая их вниз к его спине. Вот бы было волшебное слово по-ангельски, которое мгновенно убрало бы их.
Джеффри бормочет что-то в свою подушку.
- Я не слышу тебя, придурок, - отвечаю я.
Он поворачивает голову.
- Оставь меня одного.
- Как скажешь, - бормочу я, до сих пор пытаясь сложить его крылья. – Где твоя футболка? И как ты умудрился полностью промокнуть?
И затем я замечаю его серые перья. Крылья светлее, чем когда я видела их в ночь пожара. Тогда они были темно-серыми, и я надеялась, что это от сажи. Мои крылья были усыпаны ею в ту ночь тоже, но она смылась, практически вся. Но крылья Джеффри до сих пор серые. Как крыло голубя, могу я назвать этот цвет. И есть пара перьев на задней стороне одного крыла, которые цветом напоминают деготь.
- Твои перья, - я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть их.
Он выбирает именно этот момент, чтобы вспомнить, как скрыть крылья. Я неловко падаю на него, затем скатываюсь. Он смеется.
- У тебя будут такие большие проблемы… - говорю я яростно.
Он перекатывается на спину и смотрит на меня с выражением, таким злым, что буквально заставляет мурашки пробежать вдоль моего позвоночника. Он словно ненавидит меня.
- Что, собираешься рассказать маме?
- Я должна, - заикаюсь я.
- Давай, - огрызается он. – Будто ты никогда не выбиралась из дома ночью. Расскажи маме. Давай. И посмотри, что будет.
Он садится. Он все еще смотрит так, будто в любую минуту готов броситься на меня. Я делаю несколько шагов назад.
- Ты всегда думаешь только о себе, - говорит он. – Твои видения. Твои идиотские сны. Твой глупый бойфренд.
- Это неправда, - говорю я дрожащим голосом.
- Ты не единственная важная персона здесь, знаешь. Ты не единственная с предназначением.
- Я знаю…
- Просто оставь меня одного, - он улыбается, с напряженным, ироничным оскалом зубов. – Оставь меня одного.
Я выхожу из его комнаты. Я стараюсь побороть желание закричать. Мне хочется побежать вниз и разбудить маму, привести ее сюда, чтобы разрешить эту ситуацию. Помочь ему. Вместо этого я иду к бельевому шкафу. Беру полотенце. Затем возвращаюсь обратно к Джеффри и бросаю в него полотенце. Оно ударяется о его грудь. Он поднимает на меня глаза, удивленный.
- Я знаю, что твоя жизнь – дерьмо, - говорю я ему. – Но и для меня она не веселый пикник.
Мое сердце грохочет, но я стараюсь выглядеть спокойной и собранной.
- Я не скажу маме на этот раз. Но я клянусь, Джеффри, если ты не соберешься, то пожалеешь. Выкинешь еще что-нибудь такое хоть раз, и мама будет последним, о чем тебе нужно будет беспокоиться.
Затем я выхожу из его комнаты до того, как он сможет увидеть, что я плачу.
ГЛАВА 13. ПРОИЗВЕДИ ФУРОР
- Клара, ты выглядишь прекрасно, - говорит Билли, когда я в выпускном платье вхожу в мамину комнату.
Я кружусь перед ней, и юбки моего красного шелкового платья надуваются колоколом вокруг ног. Платье немного вычурное. Плюс оно стоило целое состояние, но когда мы с Анжелой и Билли увидели его в торговом центре в Айдахо-Фоллс на прошлой неделе, оно будто позвало меня. «Надень меня», говорило оно. Тогда Билли сказала что-то вроде, что за черт, это же твои последние официальные танцы в школе, так произведи фурор. Тема выпускного «Найденный рай» – да, организованный старшеклассниками, которым пришлось в этом году прочесть «Потерянный рай» с мистером Фиббсом. Мою самую любимую книгу.
Так что либо оно, либо фиговый листок.
Я стараюсь не смотреть на пятачок перед GNC[41], где я впервые почувствовала на себе взгляд Семъйязы. Я даже находила это немного забавным, что видела Черное Крыло в торговом центре. Я пыталась представить себе, как он делает покупки, прогуливается между полок с новыми романами Дена Брауна в «Барнс & Ноббл», у «Марси» трогает галстуки, выбирает белье, потому что даже ангелам нужно белье, раз уж они собираются разгуливать среди нас, так ведь? Я помню, как мы смеялись над этим с Анжелой, а теперь, думая об этом, я понимаю, Боже, какими мы были глупыми. Мы знали, что Черное Крыло был пугающим и сильным, мы видели, что в тот день мамино лицо стало белым, как простыня, нам тоже было страшно, но мы и понятия не имели. Поэтому я не смотрю на то место, где он стоял и стараюсь не вспоминать то, как его голос скрежетал в моей голове, говоря мне не бояться его. То, как он думал обо мне, как о чем-то, что он может забрать. И у него это почти получилось.
Еще одна неприятная вещь в нашем походе по магазинам, что в этот раз там не было мамы. Она отправила Билли. Такое чувство, что Билли уже начала исполнять мамины обязанности: в делах по дому, отпуская шуточки в мамином стиле, водя меня по магазинам, а теперь не мама, а Билли помогает мне сделать прическу на выпускной. Это Билли говорит мне, как чудно я выгляжу, в то время, как мама лежит на спине на подушках, глядя на меня усталыми глазами.
- Она выглядит потрясающе, правда, Мэгс? - подсказывает Билли, когда мама ничего не говорит. - Красный – это твой цвет, Клара.
- Да, - слабо соглашается мама. - Ты прекрасна.
- Поверь, у Такера челюсть отпадет, когда он тебя увидит, - говорит Билли, выводя меня из комнаты, чтобы мама могла отдохнуть. - Он будет чувствовать себя миллионером с тобой об руку.
- Хочешь сказать, я буду прекрасной спутницей?
- Этим вечером да, - говорит Билли, - наслаждайся.