— Знаешь, он сказал, будто я одержима Толли Джеймсом, но ни за что не подойду к нему из-за скандала. Это значит, что я должна принять окончательное решение. Александр ждет моего ответа через неделю.
— Хм… Его поведение вполне объяснимо.
— Ты в самом деле так считаешь? А мне показалось, что он ведет нечестную игру. Использовать мою трусость против меня же самой — недостойно.
Майкл с минуту испытующе смотрел на сестру. Он был старше Терезы всего на три года, и та всегда считала эту разницу в возрасте незначительной. Но сегодня в его светло-зеленых глазах читались сочувствие, жалость и даже мудрость. И поэтому, несмотря на дикую головную боль, Тереза чувствовала себя… очень неловко. Она просто не знала, как поступить.
— Если ты не хочешь выходить замуж за Монтроуза, тебе стоит лишь сказать об этом. При этом вовсе не нужно напиваться до беспамятства и рисковать собственной репутацией.
— Я сделала это не потому, что расстроилась из-за разговора с Александром. Просто я вообще никогда не совершаю сколько-нибудь значимых поступков.
— Я не могу хвалить тебя за интерес к алкоголю, моя дорогая, — раздался за спиной Терезы голос бабушки Агнес, — но очень рада, что ты не смогла окончательно задавить тот бунтарский дух, что всегда присутствовал в твоей душе.
— Но ведь я же поступила дурно?
— Сейчас я могу сказать тебе только то, что удовлетворять свои желания следует по крайней мере постепенно. Ведь если ты будешь искать на свою голову приключений, они непременно сами найдут тебя.
— Не слишком обнадеживающе. — Тереза сглотнула. — А как быть со скандалом? Если кто-нибудь увидит, как я разговариваю с Толли…
— Я бы предложила решать проблемы по мере их возникновения, — перебила внучку Агнес.
— И больше никакого алкоголя, — добавил Майкл.
Тереза переводила взгляд с бабушки на брата. Конечно, она сама постоянно была одержима соблюдением правил приличия, но их спокойное отношение к тому, что всего несколько недель назад заставило бы ее плакать от стыда, продолжало удивлять Терезу.
Она пришла к выводу, что страдать от косых взглядов гораздо проще, нежели пережить трагедию, которая произошла в ее жизни. Очевидно, Толли чувствовал то же самое, иначе не надел бы вчера свой великолепный мундир. И если она хочет еще раз поговорить со своим другом, который вот-вот окажется в водовороте скандала, то, наверное, стоит попробовать.
Глава 15
Кто из нас не хотел сорвать с головы шляпку и подставить лицо ветру? Ощущение чудесное, но красные обветренные щеки станут признаком вашей неосмотрительности. Безрассудное удовольствие имеет свою цену.
«Руководство для леди по благопристойному поведению»
— Ну и сколько еще мне вас катать? — недовольно поинтересовался Лакаби, вновь разворачивая кресло. — У меня уже мозоли на ладонях.
Бартоломью посмотрел на карманные часы.
— Вы же говорите, что обычно Веллингтон пунктуален. Дам ему еще двадцать минут. Если он не появится и тогда, мне придется либо искать иной способ встретиться с ним, либо отправиться в штаб конногвардейского полка в поисках союзников.
— Там вам ничего не скажут, если Ост-Индская компания уже поделилась с ними барышами.
— Знаю. Но в штабе могут храниться документы, подтверждающие мои слова.
— В соответствии с которыми они будут выглядеть лжецами.
— Но я же не сказал, что войду в штаб через парадный вход, — возразил Бартоломью.
— Думается мне, они были бы гораздо счастливее, если бы вас убили, полковник. Нет человека — нет проблемы.
Подобная мысль уже приходила в голову Бартоломью. Это была еще одна из причин, благодаря которой он желал, чтобы о его присутствии в Лондоне не забывали. Он не хотел бы сгинуть, не сказав последнего слова.
Бартоломью вновь взглянул на ворота Эпсли-Хауса. Несколько недель назад он почти жалел о том, что не гниет вместе со своими людьми в том проклятом колодце. Но, назвав его лжецом, Ост-Индская компания вынудила полковника начать решительные действия.
Два одетых в ливреи грума распахнули узорчатые кованые ворота, из которых появилась сверкающая черная карета. Дьявол. Бартоломью не надеялся, что Веллингтон отправится на завтрак пешком, но останавливать экипаж в его планы не входило.
— Толкните кресло, — приказал Бартоломью.
— Прошу прощения?
— Толкните меня на дорогу.
— Но вас задавят.
— Сейчас же, Лакаби!
Камердинер повиновался. Кресло выкатилось на дорогу и остановилось прямо перед каретой, запряженной четверкой лошадей. Камердинер отскочил в сторону, но Бартоломью даже не подумал сдвинуться с места. Он уже встречался со смертью лицом к лицу, и она не могла его напугать. Карета резко затормозила.
— Вам что, жить надоело? — крикнул кучер.
Бартоломью сделал шаг вперед.
— Прошу прощения, — произнес Толли. — Я хотел бы перекинуться парой слов с его светлостью.
— Его светлость не разговаривает с каждым, кто встает у него на пути. Отойдите, а не то…
— Достаточно, Смит.
Дверца кареты распахнулась. Слуга, сидевший на козлах рядом с кучером, поспешно спрыгнул на землю и разложил откидные ступеньки. Сначала на ступеньках показалась нога, обутая в сапог, а потом из кареты вышел и сам герцог Веллингтон, одетый в серые бриджи и голубой сюртук.
— Мой кучер просто осторожен, — пояснил герцог, и его проницательный взгляд скользнул по фигуре Бартоломью и креслу. — В прошлом меня не раз пытались убить.
— Меня тоже собирались уничтожить. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
— Я знаю, кто вы такой, полковник Джеймс, но не стану ввязываться в дискуссию с представителями штаба конногвардейского полка или Ост-Индской компании. Они были для меня бесценными союзниками и могут пригодиться в будущем.
Бартоломью все понимал.
— Говорят, политика — весьма опасное поле боя, ваша светлость.
— И с небольшим числом побед. Я… — Герцог замолчал и устремил свой прожигающий насквозь взгляд на другую сторону улицы. — Лакаби, старый пес. Ты ли это?
Камердинер подошел ближе.
— Я с трудом узнал вас, ваша светлость. У вас на груди теперь столько наград, что и не сосчитать.
— Стало быть, теперь ты служишь у полковника Джеймса?
Лакаби гордо выпятил грудь:
— Да, и очень горжусь этим. Он намерен отстоять честное имя своих павших товарищей, чтобы они остались в памяти как герои. Не меньше.
Взгляд холодных серых глаз вновь перекочевал на Толли.
— Что ж. Немного найдется людей, с которыми вы смогли бы обменяться воспоминаниями, полковник. Более того, вы вообще можете оказаться единственным свидетелем событий. — Герцог еле заметно сдвинул брови. — Вы живете в Джеймс-Хаусе?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение, но Бартоломью все равно кивнул:
— Да.
— Помнится, у меня были кое-какие старые записи. Правда, не знаю, насколько они могут быть вам полезны. Я пришлю их вам вечером.
— Благодарю вас.
— Вы недалеки от того, чтобы нажить себе весьма могущественных врагов, полковник. Взвесьте все хорошенько, прежде чем начнете действовать. Не многие смогут выстоять против таких противников. А у вас к тому же всего одна здоровая нога.
В последний раз бросив взгляд на Бартоломью, герцог забрался в карету и постучал по крыше. Лакаби убрал кресло с дороги, и карета покатила по булыжной мостовой. Полковник, хромая, переместился на тротуар и посмотрел вслед удаляющейся карете.
— Похоже, вы получили поддержку.
— Надеюсь. Если только в этих старых записях есть какое-то упоминание о «душителях». Если же нет, то я опять останусь в одиночестве.
— Меня это тоже беспокоит, — произнес Лакаби, подвозя кресло к Бартоломью. — Ведь выживших нет и никто не подтвердит ваши слова.
— Вернее, никто не расскажет, как люди погибли на самом деле. Я это знаю. — Усевшись в кресло, Бартоломью передал камердинеру трость. — Если было бы так просто доказать существование «душителей», Ост-Индская компания не стала бы сбрасывать их со счетов. А теперь едем.
— Куда?
— Пожалуй, я вернусь домой за пистолетом, а потом отправлюсь на ленч в Армейский клуб.
— Они убьют вас там, полковник.
Бартоломью мрачно усмехнулся.
— Посмотрим. Если мне повезет, я встречу там еще кого-нибудь из тех, кто служил в Индии, и, возможно, они пожелают встать на мою сторону. — Бартоломью и сам не верил в то, что говорил. Кроме того, он не мог доверять новым знакомым, хотя сейчас любая поддержка оказалась бы весьма кстати.
Они проехали несколько улиц, когда Лакаби начал жаловаться, что скоро тоже останется без ног. К тому же левое колесо кресла начало громко скрипеть. Очевидно, на ленч придется ехать в наемном экипаже. Вскоре они свернули на подъездную аллею, ведущую к Джеймс-Хаусу.
— Стойте, — приказал Бартоломью, у которого перехватило дыхание.
— Слава Богу, приехали наконец.
Бартоломью разделял чувства своего камердинера. У подножия лестницы, ведущей в дом, стояло ландо Уэллеров, и Амелия разговаривала с сидящей в нем женщиной. Очаровательная желтая шляпка принадлежала Терезе.
— Спасибо за помощь.
— Я уже подумываю о том, чтобы запрячь в это сооружение пони, — проворчал Лакаби, толкавший перед собой инвалидное кресло.
Тереза обернулась, когда на подъездной аллее показался Бартоломью. Другой человек на его месте выглядел бы смешно и нелепо в подскакивающем и раскачивающемся из стороны в сторону кресле. Но насмешливое выражение лица Толли говорило о том, что он прекрасно обошелся бы и без него, просто решил повеселить окружающих.
Бартоломью поднялся с кресла и, тяжело опираясь на трость, похромал в сторону ландо. Как бы то ни было, но поведение Терезы прошлой ночью не отвратило от нее Толли Джеймса. Впрочем, она давно уже заметила, что его не так-то просто напугать или сбить с толку.
— Доброе утро, Тереза, — произнес он, взявшись одной рукой за дверцу ландо.
— Толли! — Девушка судорожно сглотнула, пытаясь унять волнение. — Я как раз собиралась узнать, не хотите ли вы немного покататься со мной.
Толли с мгновение смотрел на девушку, а потом отрицательно покачал головой.
— Мне необходимо подстричься. Не желаете помочь? — С этими словами он кивнул Амелии и начал медленно подниматься по ступеням.
— О чем это вы? — спросила та, проследив взглядом за скрывшимся в доме деверем.
— Он не подпускает к себе никого с острыми предметами в руках, — пояснила Тереза. — Ты же знаешь. — Ее сердце колотилось все сильнее. Открыв дверцу ландо, девушка спустилась на землю. Салли поспешила за хозяйкой.
— Кажется, тебе он доверяет, — заметила Амелия, шагая рядом с кузиной. — Салли, не принесешь ли нам в столовую чаю и печенья?
Терезе вовсе не хотелось сидеть в столовой, когда Толли вновь бросил ей вызов, но просьба Амелии помогла ей на некоторое время освободиться от присутствия служанки. Все сегодня утром пошло кувырком.
— Мне казалось, ты избегаешь полковника Джеймса, — заметила кузина.
— Но ведь я приехала сюда, разве нет?
— Верно. — Амелия взяла ее за руку и остановилась у подножия лестницы. — Но почему? Не припоминаю, чтобы в своем руководстве ты рекомендовала леди помогать джентльменам во время утреннего туалета.
— Такого пункта действительно нет.
— Тереза, что случилось?
Тесс набрала полную грудь воздуха.
— Я… ищу в жизни новый путь. Я много думала о том, имею ли я на это право. — По щеке Терезы скатилась слеза, и она поспешно отерла ее кулаком. — Думаю, мне важно получить твое разрешение. Если ты ответишь отрицательно, я не рассержусь. Обещаю. Просто твое одобрение мне настоятельно необходимо.
— О, ради всего святого, Тесс. Ступай в дом. — Амелия крепко обняла кузину за плечи. — Ну же.
Ее родные обрадовались тому, что она решила пересмотреть свою точку зрения относительно правил благопристойного поведения. А подумать было о чем! Ведь целых тринадцать лет она вела себя безупречно. Нет, Тереза вовсе не собиралась попирать нормы приличия намеренно. Все дело в том, что она не хотела отказываться от отношений с Толли только потому, что тот мог стать предметом всеобщего обсуждения и, возможно даже, осуждения. Но может статься, она просто преувеличила степень опасности?
Тереза начала подниматься по ступеням. Для человека с раненой ногой Толли передвигался на удивление проворно.
— Толли? — позвала Тереза, заглянув в полуоткрытую дверь его спальни. — Я приехала не для того, чтобы играть в прятки.
— Я тоже не собираюсь, иначе вы снова от меня сбежите, — раздался мужской голос прямо за спиной Терезы.
Резко развернувшись, она постаралась не показать, что ее застигли врасплох.
— Я просто хотела извиниться за свое поведение вчера вечером.
— А… — Бартоломью зашел в спальню. — За свое пьянство или зато, что опрокинули меня на пол и пытались заставить подчиниться своей воле?
Тереза замолчала, ощутив, как запылали щеки. Воспоминания о поцелуях были слишком свежи в ее памяти.
— И за то и за другое.
— Заходите. — Бартоломью посмотрел на Терезу из дальнего конца комнаты. — Я не собираюсь орать на весь дом.
Тереза прикрыла за собой дверь и повернула ключ в замке. При этом ее руки слегка дрожали.
— Вы сказали мне кое-что вчера.
— Да? И что же?
Нет, Бартоломью не собирался облегчить ей задачу. И Тереза не могла винить его за это. В конце концов, ведь это она приехала к нему всего через день после того, как объявила, что не хочет больше продолжать с ним отношения.
— Вы сказали, что мы оба уже пережили самое худшее, что могло с нами случиться. — Тереза вскинула голову. — Из этого я сделала вывод, что кто-то рассказал вам о моих родителях.
Бартоломью кивнул:
— Я лишь пытался собрать части головоломки воедино.
Когда люди узнавали о смерти ее родителей, то обычно говорили, что им очень жаль, и Тереза никак не могла понять, почему они извиняются. Или же ей пытались сочувствовать, хотя и понятия не имели о том, что ей пришлось пережить.
— Так что — теперь вы решили головоломку? — спросила она.
— Вряд ли. Я не ожидал увидеть вас сегодня утром. — Отложив в сторону трость, Бартоломью ухватился за одну из опор, на которых держался полог, чтобы подойти к Терезе. — Если вы просто чувствуете необходимость повторить, что между нами все кончено, можно было и не приезжать.
— Как я уже сказала, ваш совет очень помог мне. Поэтому я здесь.
Бартоломью подошел еще на шаг ближе и при этом смотрел на Терезу так, что казалось, будто его глаза цвета виски видят ее насквозь. Она уже забыла, какой он высокий. Только вот возбуждения, прокатывающегося по ее телу горячей волной, когда Толли вот так на нее смотрел, она не могла забыть.
— Стало быть, мне можно опять начать ухлестывать за вами? Или вы возьмете инициативу на себя?
— Я позволю вам это, если вы ответите на один вопрос.
Бартоломью поднял свободную руку и погладил Терезу по щеке.
— И что же вы хотите узнать?
— Что все-таки случилось в Индии?
Рука Бартоломью безвольно упала.
— Тесс, вам это ни к чему.
Терезу охватила паника. Не успела она снова завоевать его доверие, как тут же опять потеряла.
— Я убила своих родителей из-за собственного эгоизма, — тихо произнесла она, и ее голос задрожал от волнения. — Вы знаете о моей трагедии. Будет честно, если я узнаю о вашей. Особенно если мне придется быть рядом с вами в то время, как вас назовут лжецом.
Еле слышно выругавшись, Толли похромал к окну. Он несколько мгновений стоял молча, а потом сжал пальцы в кулаки и ударил ими по подоконнику.
— Я ошибался.
— Относительно чего? — На ум Терезе пришло сразу несколько ответов, но еще о нескольких она даже думать не хотела.
— Относительно того, что мы одинаковые.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы закатили истерику, будучи ребенком. Мы все так поступали — визжали и лягались, когда не получали желаемого. И наши родители в детстве вели себя точно так же, а став взрослыми, научились уступать, когда им это выгодно.